Идентичность и призвание меньшинства
Ханс Укo
Из книги «Иудеи и христиане: общие корни и новые горизонты»
Слово Божье велико и свято. Среди святых земель — Святая земля Израиля. В Святой земле Израиля святейший город — Иерусалим. Святейшее место в Иерусалиме — Храм. Святейшее место в Храме — Святая святых.
В мире семьдесят народов. В числе святых народов — народ Израиля. Святейшее в народе Израиля — колено Левия. Святейшие в колене Левия — священники. Святейший среди священников — первосвященник.
В году 354 дня. Из них святые дни — праздники. Любые другие праздники превосходит своей святостью Суббота. Среди суббот святейшая — День искупления, суббота суббот.
В мире семьдесят языков. В числе святых языков — святой язык Израиля. Святейший в языке Израиля — язык святой Торы. Святейший в языке святой Торы — язык десяти заповедей. Среди десяти заповедей святейшее из слов — имя Божье.
Один раз в год наступает миг, когда все четыре святости сходятся воедино. Это происходит в День искупления, когда первосвященник входит в Святая святых и произносит имя Божье. Этот миг превосходит всякую меру святости и исполнен священного трепета. Это миг таит в себе высшую угрозу не только для первосвященника, но и для всего Израиля. Ибо если в этот миг, сохрани Господь, недостойная и греховная мысль посетит первосвященника, то весь мир будет разрушен.
Всякое место на земле, где человек обращает взор к небесам, есть Святая святых. Всякий человек, сотворённый Богом по Его образу и подобию, есть первосвященник. Каждый день человеческой жизни есть День искупления, и каждое слово, которое человек искренне произносит, есть имя Божье1.
Во многих рассказах и легендах подчёркивается уникальность человеческой личности и универсальная значимость понятия «народ».
Часто такие легенды служит воспитанию народного самосознания, и в этом смысле приведённый выше отрывок не отличается от других легенд.
В нём говорится об Израиле — земле, народе, священниках.
Если бы этим дело и ограничилось, речь могла бы идти разве что об одном из многих рассказов, написанных в определённом жанре.
Но этот рассказ обладает одной существенной особенностью: в конце его провозглашается, что каждое место на земле, каждый человек в мире, каждое произнесённое слово могут быть столь же святыми, как еврейская земля, еврейский народ и еврейская молитва.
Дела и поступки всех людей возведены на ту же высоту, что дела и поступки народа Израиля.
Перед нами пример удивительного и редкого великодушия.
Ведь язык наших религий обычно оставляет мало места для другого.
Истиной обладаем только мы, и никто больше — но если даже истиной обладает кто-то ещё, то она всегда мельче нашей.
Здесь же другой принимается таким, какой он есть.
И это не столь уж необычно для иудейской традиции.
Нам, христианам, необходимо понять, что «иудаизм — это больше, чем только религия, опирающаяся на Священное Писание Израиля.
То, что христиане называют Ветхим Заветом, получило в Талмуде и в позднейших еврейских писаниях истолкование, которое само является частью Моисеева учения»2.
Любые места в Ветхом Завете, которые, на первый взгляд, свидетельствуют о мстительном Боге и агрессивном народе, интерпретируются в иудейской традиции таким образом, чтобы их было очень трудно воспринимать буквально.
Яркий тому пример можно найти в Талмуде, где даже прямую библейскую заповедь о наказании «буйного и непокорного» сына мудрецы стараются истолковать таким образом, чтобы эта заповедь не воспринималась буквально (Втор 21:18-2I,. Трактат Незикин 4:8).
Другоймидраш* передаёт неоднозначные чувства, которые испытывали евреи, возносившие молитву (песнь Моисееву), в то время как египтяне тонули в море (Исх 15).
Разумеется, у евреев была причина радоваться: они наконец получили долгожданную свободу.
Но враг уже исчез — израильтяне спаслись благодаря смерти египтян.
В мидраше рассказывается, как ангелы, собираясь вместе с Моисеем и израильтянами воздать хвалу Господу, увидели, что Бог не слишком радуется.
Они спросили Его, почему, и Бог ответил:
«Как Я могу петь, когда творение рук Моих утонуло в море?».
Некоторые еврейские предания утверждают, что египтяне не погибли в морских водах: утонуло только египетское упрямство.
Даже сегодня во многих еврейских домах, когда во время пасхальной трапезы рассказывается об Исходе, в момент перечисления египетских казней несколько капель вина проливается на тарелку в знак сочувствия египтянам.
Таким образом, неоднозначность отношения к описанному в Библии событию и сострадание к другому получили литургическое отражение.
Очень часто в ситуации «большинство — меньшинство» возникают опасения, что меньшинство не отличается лояльностью, преследует собственные цели и, появись такая возможность, будет угрожать общественному спокойствию и порядку.
Обычно мы представляем себе меньшинство как некую группу, поставленную в невыгодные условия; в лучшем случае меньшинство находится под защитой большинства, и часто подобное благодеяние — не более чем прихоть большинства.
А порой меньшинство преследуется большинством.
Чем больший гнёт испытывает меньшинство, тем больше оно замыкается в себе в целях самообороны.
Общепризнанного определения меньшинства не существует.
ООН выработала рабочее определение, которое гласит, что:
«меньшинство есть группа людей, уступающая по численности остальному населению государства, не занимающая доминирующих позиций в государстве, членам которой (являющимся гражданами государства) присущи этнические, религиозные и языковые особенности, отличные от особенностей остального населения;
принадлежащие к меньшинству демонстрируют, хотя бы и косвенным образом, чувство солидарности в вопросах сохранения своей культуры, традиций, религии и языка».
На протяжении всей истории ООН входящие в её состав государства сознавали, что прямая поддержка меньшинств может составить угрозу единству и целостности хрупких государственных структур. Поэтому выход был найден в требовании уважать права каждого отдельного человека.
Такую же осторожность проявляло и экуменическое движение.
В заявлении ассамблеи ВСЦ в Упсале (1968) сказано:
«В большинстве государств имеются этнические, культурные и религиозные меньшинства.
Эти меньшинства обладают правом выбирать для себя собственный жизненный путь в той мере, в которой этот выбор не отрицает выбора других групп населения.
Но… права меньшинств могут… угрожать стабильности государства».
Еврейский народ почти всегда существовал на положении меньшинства — рабами в Египте, в вавилонском плену, почти во всех странах Европы и во многих других точках земного шара.
Были периоды, когда отношение к еврейскому меньшинству отличалось терпимостью, даже доброжелательностью, — однако гораздо чаще евреев терпели, но не приветствовали.
Даже в эпоху Просвещения евреи не смогли добиться для себя равных прав.
В послереволюционные годы член французского парламента Клермон-Тоннер высказался следующим образом: ToutaccorderauxJuifs, entautqu‘individus, rienentantquenation («Bсe права каждому отдельному еврею, но ничего — народу»).
Будучи меньшинством, евреи зависели от милости большинства, а такая милость выпадала редко. Евреям нетрудно вспомнить трагедии прошлого: крестовые походы, гонения во времена чумы, инквизицию, изгнание из Испании, унизительные гетто, погромы в России и, наконец, Шоа (Холокост) — когда был уничтожен цвет европейского еврейства, как религиозного, так и секулярного.
Христианско-иудейский диалог, который зародился в тени Шоа, дал возможность христианам узнать и признать, что еврейское меньшинство исполняет свою миссию в нашем мире.
Недавний документ ВСЦ гласит:
«Иудеи и христиане, не отказываясь от неповторимых, уникальных черт своего религиозного видения, разделяют общую ответственность как свидетели Божьей правды и мира на земле; как соработники Божьи они должны со взаимным уважением совместно трудиться во имя справедливости, примирения и целостности творения»3.
Идея и видение, по сути дела, raisond‘etre* иудаизма состоит в том, что всякое место на земле, каждый человек, каждое произнесённое слово священны и святы.
Таким образом, быть иудеем означает жить на земле не только ради себя самого, ради собственного спасения, но во имя мира,шалом, для всей земли.
Быть иудеем — это больше, чем только верить в Бога и придерживаться вероучения.
Вера в иудаизме, по сути дела, мало связана с вопросом существования или несуществования Бога. Сам по себе иудаизм не есть вера в существование Бога.
Иудейская вера, эмуна, — это желание следовать Богу на практике, проявляя справедливость и сострадание.
Вера есть нравственное действие.
Как уже было сказано, она состоит в imitatioDei**.
Задача веры — сделать Бога видимым миру.
Бог потусторонен; задача иудеев — сделать Его видимым миру.
Бог существует, иудеи же должны сделать Его существование видимым.
Во многих аспектах иудаизм — это религия народа, который помнит историю.
Это религия воспоминания.
Одно из ключевых слов в иудаизме — призыв захор! (помни!).
Помни о временах рабства и плена!
Помни, как ты освободился от рабства!
Помни тяготы в пустыне!
Помни, как ты стал народом в пустыне!
Помни, что в пустыне тебе, освобождённому народу, открылся единый Бог!
Помни, что Бог освободил тебя, чтобы сделать избранным народом!
Помни о том, что ты избранный народ!
Вообще говоря, слово «избранность» не в полной мере передаёт смысл соответствующего иудейского понятия.
В духе собственной теологии замещения, церковь отняла понятие «избранности» у еврейского народа, объявив себя «новым Израилем» и избранной Богом, установившим с ней новый завет.
Но ведь церковь уже не естьменьшинство!
Она начала как меньшинство, но потом превратилась в большинство, обрела власть, — и понятия, которые родились в еврейском мире, превратились в понятия совсем иного мира, понятия могущественной христианской империи.
Еврейский народ осознавал себя избранным народом, не обладая властью и составляя меньшинство. Церковь же находится в ином положении.
Мы уже упоминали, что идея «избранности» использовалась для оправдания апартеида и власти белых в Южной Африке.
«Избранность» провозглашалась причиной превосходства арийской расы над всеми иными расами. Еврейские поселенцы ссылались на избранность, осваивая оккупированные земли палестинцев.
В слова «избранный», «избранничество» снова и снова вкладывался мотив триумфализма, превосходства, подавления другого.
В еврейском языке понятие «избрать» передаётся словом бахар, которое означает «выбрать с определённой целью».
Авраам предложил Лоту выбрать себе землю, чтобы избежать конфликта с ним, «и избрал себе Лот всю окрестность Иорданскую» (Быт 13:11).
Избрание народа осуществляется с особой целью, подобно тому как Бог избирает кого-то с особой целью или для особого служения — например, священника.
Священник избирается, «отделяется» от других, «ибо его избрал Господь Бог твой из всех колен твоих, чтобы он предстоял пред Господом, Богом твоим, служил во имя Господа» (Втор 18:5).
Тот же механизм лежит в основе избрания еврейского народа.
Другое слово, которое употребляется в отношении выбора Богом еврейского народа, — глагол йaда, который означает «знать близко, интимно».
Именно здесь обнаруживается рациональная основа выбора Израиля:
«Только вас признал Я из всех племён земли, потому и взыщу с вас за все беззакония ваши» (Ам 3:2).
В первой части стиха говорится об очень близких взаимоотношениях Бога со своим народом.
Тот же глагол йода употребляется в Библии применительно к интимным отношениям мужчины и женщины:
«Адам познал Еву, жену свою» (Быт 4:1);
«девица была прекрасна видом, дева, которой не познал муж» (Быт 24:16).
Никогда люди не бывают ближе друг к другу, чем в этот интимный момент.
Видя страдания своего народа, пребывающего в рабстве, Бог говорит:
«Я знаю скорби его».
Никогда Бог не бывает ближе к своему народу, чем в момент народных страданий.
Вместе с тем, во второй части стиха Амос напоминает, что избранность не означает каких-то особых привилегий, а налагает дополнительные обязательства и ответственность.
То, к чему народ призван, не ограничивается рамками существования самого избранного народа: «Мало того, что Ты будешь рабом Моим для восстановления колен Иаковлевых и для возвращения остатков Израиля, но Я сделаю Тебя светом народов, чтобы спасение Моё простёрлось до концов земли» (Ис 49:6).
Бог избрал наименьший из всех народов.
Принадлежащие к меньшинству всегда сознают, что существует кто-то помимо них; принадлежащие к большинству над этим не задумываются.
Большинство может легко забыть о других.
Меньшинство же о них не забудет — ибо оно существует по законам, установленным другими.
Перед этим меньшинством Бог поставил задачу вести особый образ жизни, жить еврейской жизнью. Заповеди даны для того, чтобы все евреи, сохраняя индивидуальные черты, имели перед собой общую цель.
Нужно различать свободный народ и народ освобожденный.
Свободный народ не знает ничего, кроме свободы.
Освобождённый народ не всегда был свободным.
Он сохраняет воспоминания о рабстве.
В муках завоёванная свобода достойна того, чтобы человек отстаивал её, — ибо он знает, что не всегда был свободен.
Освобождённое меньшинство живёт в тени прошлого.
А хочется чувствовать себя таким же, как другие — рождённые свободными, и не отличаться от остальных.
Хочется считать себя таким же свободным, как другие, и отказаться от воспоминаний — как об освобождении, так и о плене.
Завет между Богом и еврейским народом — это взаимное соглашение между двумя сторонами.
Бог не оказывает предпочтения Израилю.
Бог предъявляет Израилю требования, ибо Ему нужен освобождённый народ, который утверждал бы мирную и справедливую жизнь, целостность бытия, шалом.
Только освобождённый народ может ощутить несвободу других.
Израиль был освобождён от рабства — потому его и избрал Бог.
Израиль же установил договор с Богом, ответив согласием на Божий призыв:
Итак, если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете Моим уделом из всех народов, ибо Моя вся земля, а вы будете у Меня царством священников и народом святым; вот слова, которые ты скажешь сынам Израилевым… И весь народ отвечал единогласно, говоря: всё, что сказал Господь, исполним (Исх 19:5-8).
С этого момента Израиль перестал быть похожим на другие народы.
Он призван помнить и делать «всё, что сказал Господь».
Бытие Израиля отныне всецело посвящено исполнению заповедей.
Заповедями окрашена жизнь людей, они становятся знаками для Израиля и всего человечества — знаками народа, который отделён ради свидетельства миру.
Этим знакам нельзя придавать спиритуализованный характер.
Они материальны, они имеют плоть.
Это знаки в пространстве, времени и слове.
Один такой видимый знак — этоцицит, кисти наталлите (молитвенном покрывале).
Существует заповедь, согласно которой необходимо прикреплять цицит к четырём углам всякой верхней одежды:
И сказал Господь Моисею, говоря: объяви сынам Израилевым и скажи им, чтоб они делали себе кисти на краях одежд своих в роды их, и в кисти, которые на краях, вставляли нити из голубой шерсти; и будут они в кистях у вас для того, чтобы вы, смотря на них, вспоминали все заповеди Господни, и исполняли их, и не ходили вслед сердца вашего и очей ваших, которые влекут вас к блудодейству, чтобы вы помнили и исполняли все заповеди Мои и были святы пред Богом вашим. Я Господь, Бог ваш (Числ 15:37-41).
Кисти на одежде, а также нити и узлы, из которых они состояли, обладали для иудейских мистиков сакральным смыслом.
Еврейские буквы имеют числовое значение; буквы, составляющие слово цицит, образуют число 600. Если к этому числу добавить 8 нитей и 5 узлов, из которых состоит кисть, то получится 613 — именно такое количество заповедей насчитывали мудрецы в Торе.
В результате, иудею достаточно только взглянуть на цицит, чтобы вспомнить все заповеди.
Важный смысл знаков, данных Израилю, прекрасно иллюстрирует следующий рассказ.
Богатый еврейский купец отправился в Рим, где удачно осуществил все свои сделки.
Услышав, что в Риме есть необычайно красивая блудница, он решил посетить её.
Блудница встретила купца, возлежа на изящном ложе под балдахином.
Купец уже начал раздеваться, но вдруг остановился.
Уязвлённая женщина спросила, в чём дело.
Купец объяснил, что, раздеваясь, он увидел цицит— кисти, которые свисали с его одежды, — и вспомнил:
«…чтобы вы, смотря на них, вспоминали все заповеди Господни, и исполняли их, и не ходили вслед сердца вашего и очей ваших».
Разве он сейчас не собрался «вслед сердца и очей» — вместо того, чтобы исполнить заповеди Божьи? Далее рассказывается, как купец наставляет молодую женщину; она узнала о чудесных путях Господних, после чего стала верно и ревностно служить Богу.
Знаки служат напоминанием.
Но они больше чем напоминание — они объемлют целый мир.
Один из таких знаков — Суббота.
Это знак, позволяющий миру задуматься над значением «промежутка времени, когда целью является не иметь, а быть, не обладать, а отдавать, не управлять, а делиться, не подавлять, а пребывать в согласии»4.
Шесть дней предназначены для труда, для производства; седьмой же день есть день отдыха — хотя и «отдыха» в другом смысле, не в смысле ничегонеделания и отсутствия каких-либо устремлений.
В субботу мужчины и женщины становятся людьми в истинном значении этого слова: они не решают никакой иной задачи, как только быть человеком.
Шесть дней в неделю мы есть то, что мы делаем: инженеры, учителя, служащие.
Один день в неделю мы есть то, что мы есть: люди.
Шесть дней в неделю вещи управляют нами; один день в неделю никто и ничто не имеет над нами власти.
Суббота — это «остров покоя, где человек может войти в тихую гавань и возвестить о своём человеческом достоинстве… день освобождения от вещей, техники, повседневных дел, день предания себя духовной жизни»5.
Благодаря еврейскому народу человечество узнало цену дню отдыха.
Этот день стал одной из базисных составляющих человеческой жизни, идеей, исполненной бесконечных возможностей, силы и надежды.
День отдыха — не далёкая мечта, а вполне конкретный день недели, особо выделенный, чтобы человек мог быть, простобыть.
И меньшинство свидетельствует о божественном даре Субботы.
Меньшинству ничто не даётся само собой.
Оно всегда зависимо от других.
Бог научил еврейский народ жить в соответствии со своим предназначением, быть знаком миру. Евреям надлежит быть «благословенным» народом, и тогда они сами могут стать благословением всему миру.
Брахот, благословения (благодарения), есть часть повседневной жизни евреев.
Перед тем как есть хлеб, произносят:
«Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь вселенной, дающий хлебу вырасти из земли». Необходимость подобного благословения объясняется следующим образом:
«Человек, пользующийся благами этого мира и не произносящий благословения, называется вором, ибо благословение есть условие неизменности божественного излияния в мир» (При эц хадар).
Специальные благословения произносятся перед тем, как есть хлеб, фрукты, овощи, и различаются в зависимости от вида еды: тем самым не только возносится благодарность за пропитание, но и даётся возможность человеку выявлять различия, осознавать, что он ест, и испытывать радость от этой еды.
Благословения произносятся в разных случаях жизни: на обоняние приятных ароматов, на наблюдение природных явлений и необычных зрелищ (таких, как звездопады, великие пустыни, океаны, высокие горы, восходы), на встречу с учёным, на встречу с другом после долгой разлуки, на надевание новой одежды.
Конечно, произнесение благословений может войти в механическую привычку, но может и кардинально изменить жизнь человека.
Народ-меньшинство, живя по предписанным ему заповедям, всегда словно сигнализирует миру. Такого рода образ жизни может вызывать людскую злобу: как говорил Валаам,
«вот, народ живёт отдельно и между народами не числится» (Числ 23:9).
В книге Есфирь мы читаем об Амане, который советует царю Артаксерксу:
Есть один народ, разбросанный и рассеянный между народами по всем областям царства твоего; и законы их отличны от законов всех народов, и законов царя они не выполняют; и царю не следует так оставлять их. Если царю бла-гоугодно, то пусть будет предписано истребить их… (Есф 3:8-9)
История свидетельствует о многочисленных аманах, которые желали избавиться от евреев.
Быть меньшинством — значит, подвергаться опасности.
Одна из опасностей, с которыми еврейский народ сталкивался на протяжении всей своей истории, — это опасность ассимиляции, потери своей еврейской идентичности.
Ассимиляция казалась единственно возможным выходом из германского антисемитизма XIX в. Евреи приглушали в себе то, что казалось слишком еврейским.
Они старались максимально походить на немцев, называли детей в честь германских императоров, больше других размахивали флагом на полях сражений, подчёркивали неоднозначность слова «иудаизм» и называли себя «немецкими гражданами моисеева вероисповедания».
Известно много историй про евреев, которых поражал тот факт, что гитлеровские антисемитские законы направлены против них: они даже не предполагали, что являлись евреями.
Другая опасность — это гетто.
Именно христианская церковь придумала гетто для евреев.
Христиане не желали подвергаться опасности со стороны людей, с которыми Бог разорвал завет, которые убили Христа.
Посредством создававшихся гетто церковь и общество могли держать евреев под контролем.
Тем не менее находятся евреи, которые рассуждают о «сладости гетто» — разумеется, не Варшавского гетто 1943 г. и никакого другого реального гетто; они имеют в виду образ некоего идеального гетто, где бы евреев оставили жить в мире и покое, где им не пришлось бы иметь дел с гоим, неевреями.
В таком добровольном гетто можно было бы спрятаться, забыть об окружающем мире и потерять всякую связь с реальностью.
Это не значит, что и сами христиане время от времени не закрывались в собственном гетто.
Был период, когда видение мессианского царства рассеялось и казалось легче сосредоточиться на личности мессии, чем на царстве мессии.
Сфера интересов церкви ограничилась отпущением грехов и посмертной жизнью.
Однако не учитывать требований социальных перемен всё же было невозможно.
В результате церковь до сих пор осмысливает Евангелие: адресовано ли оно грешникам, или же в нём говорится о социальных переменах, о тех, кто выступает против таких перемен?
А может быть, в Евангелии присутствуют оба момента?
Ограничить смысл Евангелия исключительно заботой о спасении душ — значит, запереть себя в гетто.
Появилась необходимость, особенно в странах «третьего мира», вызволить местные церкви из западного гетто.
Азиатские христиане нередко выражают опасения, что церковь так и не укоренилась в родной им атмосфере и культуре. Они полагают, что миссионеры не отваживались насаждать церковь на азиатской почве из-за страха, что она слишком много впитает в себя из богатого религиозного наследия Азии.
Церковь в Азии остаётся иноземной, а её культура — западной.
Христианство в Азии остаётся религией меньшинства.
В колониальный период меньшинство, разделявшее религию колонистов, составляло «психологическое большинство»; его «иноземное» происхождение являлось источником привилегий и власти и не нуждалось ни в каких извинениях за свою «инаковость».
Но в постколониальный период церкви уже не могут не задаваться вопросами, а что же на самом деле означает быть подлинным христианским меньшинством в Азии, в чём состоит призвание и идентичность церкви за пределами гетто.
Очевидно, те христиане, что составляют меньшинства, могут обратить внимание на новозаветные образы, ныне почти забытые западными христианами.
Эти образы могли бы стать вызовом идеологии, которая у японского теолога Косуке Кояма носит название «теология крестоносцев».
Для раскрытия новозаветных образов Кояма предлагает «распятую теологию», как oн её называет, — теологию беззащитную и уязвимую.
Подобная теология обнаруживается в Послании Павла к филиппийцам:
Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной (2:5-8).
Главным отличительным знаком церкви вполне может быть знак кенозиса, освобождения церкви от самой себя, от собственной власти.
Если церковь обладает властью, то поручение ученикам благовествовать прочитывается как Великое поручение, как приказ выдвигаться на марш:
«Итак идите, научите все народы, крестя их…» (Мф 28:19).
Но та же «власть» обрела бы совсем иной смысл, если бы мы были слабым меньшинством.
Слабость заставляет нас вспомнить, что притязавший на «всякую власть» несколькими днями ранее омыл ноги ученикам со словами:
«Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам» (Ин 13:15).
Это есть власть кенозиса.
И в любом случае это есть знак церкви.
В раннецерковный период христиане, будучи меньшинством, знали, что новозаветные образы есть образы меньшинства, а язык этих образов есть язык меньшинства.
«Вы — соль земли» (Мф 5:13).
Соль употребляется, чтобы придать вкус еде и сохранить продукты; зимой соль может использоваться для того, чтобы растопить лёд.
Если она придаёт вкус, сохраняет или смягчает, то она только единожды выполняет свою функцию. Её нельзя употребить ещё раз.
Стать солью земли — значит, пожертвовать собой.
«Вы — свет мира» (Мф 5:14).
Светом освещаются и согреваются все те, кто пребывает во тьме и холоде.
Но свет не может исполнить своего предназначения, пока не принесена в жертву свеча.
Стать светом — значит, пожертвовать собой.
«Малая закваска заквашивает всё тесто» (Гал 5:9).
Закваска заставляет тесто взойти и превратиться в хлеб.
Но сама закваска при этом исчезает.
Быть закваской — значит, пожертвовать собой.
Такие образы, как соль, свет, закваска — это знаки меньшинства, знаки учеников Христовых, обязывающие церковь быть не просто святилищем, a sacramentummundi, таинством в мире.
В некотором смысле ученики — это подопытные кролики грядущего царства, призванные жить жизнью царства в знак того, что оно грядёт.
Быть церковью означает быть в мире — не во имя собственного спасения, а в предчувствии грядущего, подражая Богу в проявлении справедливости и сострадания.
Этот образный ряд тесно увязан с идентичностью и призванием еврейского народа.
Христианско-иудейский диалог позволил нам в последние годы заново оценить иудейское наследие. Иудейские интерпретации Ветхого Завета помогли нам прочесть Новый Завет в качестве еврейского писания.
Всё это наряду с опытом христианских меньшинств в экуменическом движении могло бы проложить новые пути к дружбе между иудеями и христианами, способствовать взаимному свидетельству и сотрудничеству, внести вклад в новое понимание призвания и идентичности народа Божьего. Приведём слова еврейского автора Леона Кленицкого:
Евреев принято называть «избранным народом».
Я бы предпочёл, чтобы в нас видели один из избранных народов.
С библейских времен существуют народы, которые находили иные пути к Богу.
Мой путь не единственный.
Это путь только мой и моего народа.
Это путь, выстраданный тысячелетней историей и традицией, нынешними поисками и внутренней борьбой.
Я верю, что все люди, которые живут религиозной жизнью, которые выбрали Бога, превращаются в народ Божий.
Если мы принимаем религиозное призвание другого, то мы в известной степени разрушаем тот источник зла, что заразил мир.
И разве не благом будет превращение обещанного царства Божьего в реальность?
Вероятно, во имя этой задачи, этого Царства мы все были избраны6.
Примечания
1. From a version in The Dybbuk by Saul An-sky, quoted in the Jewish Catalog, eds. Siegel/Strassfeld, Philadelphia, JPS, 1973, p. 4.
2. Экуменический подход к иудейско-христианскому диалогу. П. 2.8. См. Приложение.
3. Statement on «Christian-Jewish Relations beyond Canberra 1991», op. cit., p. 2.
4. Abraham Joshua Heschel, The Sabbath — Its Meaning for Modern Man, New York, Noonday Press, 1990, p. 3.
5. Ibid.
6. Leon Klenicki, «The Chosen People: A contemporary Jewish Perspective», SIDIC, vol. XXIII, no. 3, 1990.