Перейти к содержимому

Лес моя больница

«Лес моя больница»

Ревуэм Пятигорский

Недавно наша дочь вместе с мужем и двумя детьми уехали за границу. Тяжелее всего было расставаться с внуками. Если бы вы видели этих мальчиков, вы бы меня поняли!

Но вот о чем хочу рассказать. Ехали они в аэропорт на трех машинах: вещи, скарб, дети, чемоданы. Что называется, на ПМЖ. Одна из машин, ее вела родная бабушка нашего зятя, по пути из Иерусалима заехала в наш город, чтобы трехлетний Мули попрощался с дедушкой (это я) и чтобы взять вторую бабушку (это моя жена) в Лод на проводы. Приехали, посидели у нас и отбыли. А я остался.

В Лоде наша дочь (мама Мули) попросила свою маму (мою жену) побыть подольше со второй бабушкой, уж очень та разволновалась. Она и побыла. Приехали к нам обратно, попили чайку, а потом моя жена вспомнила, что у нее в Иерусалиме есть дела, и они обе уехали до вечера. А приехав, вот что супруга мне рассказала.

Поход был простой, зашли в библиотеку с русскими книгами, поменяли по абонементу старую порцию литературы на новую, потом заехали в кассы какой-то филармонии, продлили абонемент, после чего та бабушка пригласила нашу бабушку к себе домой.

Женские разговоры оставляю в стороне, у меня, как всегда, времени дефицит, скоро урок, пишу «на живую». И даже на редактирование нет минуты.

В салоне квартиры у той бабушки стояла на столе деревянная скульптура (вещь, конечно, не очень разрешена Торой, но сейчас не об этом). А по цоколю вырезано (в переводе на русский) «Лес моя больница». Язык оказался польским.

Короткий пересказ всей истории. Отец бабушки нашего зятя, Аркадий Львович Фельдман, во время войны был тяжело ранен. Произошло это 26 июня 1941 года под Белостоком, Польша. Ему было 19 лет.

Очнулся в шалаше, куда его перетащили местные крестьяне, жители села Канюки. Сказали, что немцы добили раненых, а его и еще несколько бойцов оставили в поле, думая, что они убиты.

В шалаше он провел чуть больше месяца, а его товарищи в таких же шалашах в том же лесу. Поляки за ними ухаживали, меняли бинты, принесли белье, кормили. Кое-как выходили. А потом с печалью объявили, что завтра к ним входят немцы и их предупредили, что если найдут русских – всю деревню расстреляют. Тем более если найдут еврея – а то, что он еврей, знали все, такое не скроешь, Поэтому советским солдатам придется уйти, уж простите.

Расставались со слезами. Маленький мальчик спросил Фельдмана, которому сделали два костыля: ты в больницу уходишь? Тот ответил: теперь лес моя больница.

Стали пробираться к своим. А свои откатились до Москвы и Волги. Вот и прошел Фельдман на перебитых ногах почти две тысячи километров. И вышел к Твери к концу октября. Да по дороге прошел мимо своего местечка, откуда родом – село Селиба, что под Березино, меж Могилевом и Минском. Даже зашел в него, где узнал, что всю его семью вместе с отцом, матерью и шестью детьми расстреляли. Остались только он, да еще старшая сестра, которая вышла замуж до войны и, как оказалось, успела эвакуироваться.

Попав к своим, был допрошен Смершем. Всех, кто шел с ним, забрали и, возможно, расстреляли, а его отправили в госпиталь, потому что даже особистам не пришло в голову заподозрить еврея в том, что он немецкий шпион.

Отлежался по госпиталям, залечил ногу, остался в армии добровольцем. Дальше служил офицером визуальной разведки, или как это называется. Войну закончил в Берлине, где остался в оккупационных частях. Туда и жену себе привез из Днепропетровска. И продолжал службу, пока Хрущев не демобилизовал.

Получал, кстати, пенсию как ветеран войны. А в 1995 году переехал к своей внучке (это мама нашего зятя и дочь нашей бабушки-рассказчицы) в Израиль. Но прежде чем вся его семья оказалась на Святой земле, получил он в 1988 году из Польши письмо. Писали жители тех самых Канюков. Долго его искали и вот наконец нашли и приглашают к себе погостить уже по-человечески. Он и поехал, взяв с собой свою дочь (нашу бабушку).

Приехали. Радости было много, народ там приветливый, многие его отлично помнили. Особенно тот бывший мальчик, который с ним прощался, спросив, где он теперь будет лечиться. Именно он бегал постоянно из села к шалашу, носил все, чем мог обрадовать больного солдата. И очень плакал, когда тот уходил в лес.

За 47 лет все повзрослели, мальчик стал известным в Польше резчиком по дереву. И подарил ему одну из своих работ. Попросил сразу не раскрывать из бумаг. Доберетесь до Белостока, там посмотрите. Куда там, наша бабушка, еще молодая тогда женщина – она и сейчас многим даст фору – ее тут же извлекла из оберток в машине. Скульптура размером сантиметров 30. Просто солдат в советской форме, костыли по бокам, бинты со всех сторон. И лицо – очень похожее на него лицо, таким талантливым оказался резчик, прошло много лет, а он помнил все детали.

Ну, поселился он в Израиле. Пошел оформлять военную пенсию. Ему говорят, что нужны бумаги из военного госпиталя той поры, справки о ранениях и прочая бухгалтерия, которой, конечно, никогда не было, потому что ничего не оформил, когда рвался с больничной койки снова на фронт.

Сказали, подавайте через суд. Снова ничего не получилось. Через пару бесполезных апелляций наша бабушка – а она уже тогда была бабушкой – решила взять на судебное заседание ту деревянную поделку. Да еще вырезку из польской газеты с описанием их визита в село спасителей.

И чудо свершилось! Израильский суд газетную статью вместе с демонстрацией деревянного изображения принял как свидетельство и назначил ему военную пенсию, а это в те годы были совсем не маленькие деньги.

Все, финал.

Какой я тут вижу вывод, кроме рассказа о геройстве еврейского человека, боровшегося с фашизмом? Вот какой. Все годы, которые господин реб Аарон бен Арье-Лейб, он же Фельдман, успел прожить в Израиле, он обеспечивал себя сам, живя на повышенную пенсию. Это сняло экономическое напряжение с семьи, и, когда его внук самостоятельно решил учиться не в обычной школе, а в ешиве, что стоило некоторых денег, никто не возражал. Так что можно сказать, что пенсия помогла нашему зятю стать тем, кем он стал в конце концов – раввином, которого приглашают преподавать в зарубежные колели. Кто этому помог отчасти? Польские крестьяне, спасшие его от смерти. И простая скульптурка, вырезанная из белостокского бука.

И еще один важный, как мне кажется, момент. Мне тут однажды указали, что большинство моих текстов написаны на один предмет – как не обижать друг друга. Но иногда, дескать, я пишу и на прочие темы, для расширения общего еврейского кругозора. А сегодня? Где тут этика Торы?

А вот где.

Кто Фельдмана спас и выходил? Кто переживал за него? Кто потом почти через полвека его разыскал и пригласил к себе в гости? – Самые простые поляки. И наша им огромная благодарность. (Надо бы Яд-Вашем запросить. Деревня Канюки у них числится в праведных списках? Как-никак еврея вынесли с поля боя!)

Вот и говорите теперь о польском антисемитизме. Всевышний так устроил мир, что любой народ станет от всего сердца помогать евреям, если они того заслуживают.

Мы заслуживаем!

Источник: https://toldot.ru/blogs/pyatigorsky/pyat_2695.html