На
первый взгляд, складывается впечатление, что прав утверждающий, что «нет
никакого другого благословения, в которое было бы внесено столько изменений,
как в биркат а миним. Но более глубокое исследование показывает, что ситуация
не столь безнадежна. Практически существует два основных вида данного
благословения: обычный вавилонский вариант и тот, что дошел до нас через
каирскую генизу. Последний представляет собой традицию Эрец Исраэль
византийского периода. Приведем для примера два варианта этого благословения
обычного вавилонского типа. Вот ашкеназский вариант в оригинальном виде:
У
доносчиков (мальшиним) да не будет надежды;
И все еретики да сгинут в сей же час;
И все враги Твои да уничтожатся вскоре;
И царство зла да будет вскоре выкорчевано, и сломано, и покорено вскоре, в наши
дни.
Благословен Ты, Господь, сокрушающий врагов и покоряющий злодеев.
А
вот йеменский вариант благословения этого типа:
У
изменников (мешумадим) да не будет надежды;
И все еретики и предатели да сгинут в сей же час;
И царство зла да будет выкорчевано и сломано в скорости в наши дни.
Благословен Ты, Господь, сокрушающий врагов и покоряющий злодеев.
Биркат
а миним другого типа, из Страны Израиля, дошла до нас в четырех текстах по два
текста разного вида. Вот первый вариант:
У
изменников да не будет надежды;
И царство зла да будет в скорости выкорчевано, в наши дни;
И христиане и еретики да сгинут в сей же час,
И да будут стерты из книги жизни и не будут записаны с праведниками.
Благословен Ты, Господь, покоряющий злодеев.
Вот
второй вариант этой благословения того же типа:
И
у изменников да не будет надежды, если не вернутся к твоей Торе;
Христиане и еретики да сгинут
И да будут стерты из книги жизни, и не будут записаны с праведниками.
Благословен Ты, Господь, покоряющий злодеев.
Между
двумя типами явно видно одно двойное различие. Во втором варианте недостает
формулы «И царство зла да будет вскоре выкорчевано». Вместо нее появляется
оговорка «если не вернутся к Твоей Торе». Эта надежда, дающаяся здесь не смотря
ни на что изменникам, соответствует гуманному отношению к ним, которое начинало
преобладать во времена танаев и амореев, в духе рабби Акивы. По его мнению,
даже самые страшные злодеи, если совершают раскаяние перед смертью – прощается
им. Но в свете того, что мы видели в предыдущей главе, можно было сделать
вывод, что наказание этих злодеев вечно и безусловно. И всякое сострадание к
этим людям создает напряженность по отношению к основной формулировке брахи –
«да не будет надежды». Отсюда вывод, что слова: «если не вернутся к твоей Торе»
– позднее добавление. Оно даже не присутствует во всех текстах этой брахи
рассматриваемого типа.
Второе
различие между двумя типами этого благословления – это, как уже было сказано,
отсутствие упоминания царства зла. Нет сомнения, что это упоминание является
частью изначальной брахи, так как оно присутствует во всех ее вариантах, кроме
двух упомянутых из каирской генизы. Но даже и в этих двух текстах заключение брахи
– «махниа зедим» (покоряющий злодеев). Можно таким образом предположить, что
исключения упоминания о царстве злодейства в упомянутых вариантах – случайная
редакция. И у нас совершенно недостаточно материалов для каких либо выводов. Но
окончание брахи в традиции Эрец Исраэль – «покоряющий злодеев», а вариантах
вавилонского типа – «сокрушающий врагов и покоряющий злодеев». Как видим,
существует явная параллель между вавилонским и израильским типом благословения.
Только в некоторых современных молитвенниках по традиции восточных общин
встречается замена слова «зедим» – злодеи – на слово «миним» – еретики. Нет
никакого сомнения в том, что это позднее исправление. Кстати, тот факт, что
термин «еретики» не появляется ни в одном из ранних вариантов окончания этого
благословения, указывает нам на то, что название «Биркат а миним» не было
первоначальным названием этого благословения. В дальнейшем мы еще обоснуем это
предположение.
Для
того, чтобы продвигаться дальше, мы будем вынуждены сделать два примечания, в
отношении текста Биркат а миним. Первое примечание – к слову «мальшиним»
–доносчики. Хотя в языке мудрецов и присутствует глагол «леальшин»,
существительное «мальшин» в нем отсутствует. Поэтому неудивительно, что слово
«мальшин» отсутствует во многих вариантах этого благословения. То есть термин
«мальшин» проник в текст этого благословения в сравнительно поздний период,
когда слово «мальшин» как существительное стало обыденным – точнее, в период
раннего средневековья. Более верное слово, также встречающееся во многих
варианта – слово «мосрим» («предатель»). Это слово часто встречается в языке
мудрецов. Оно встречается и в параллельном тексте в Седер Олам Зута, и в
различных параллельных местах в раввинистической литературе. И поэтому, как мы
уже сказали, термин «мосрим» во многих вариантах этого благословения появляется
вместо термина «мальшиним». И это совершенно оправдано. Потому что место
«мосрим» в Биркат а миним – совершенно естественно, против предателей это
благословение и было изначально направлено. Удивительно, что предатели не
фигурируют в списке злодеев в самом благословении ни в израильском варианте, ни
в молитвеннике Саадии Гаона, а также в первоначальном варианте Рамбама. Та же
ситуация с молитвенником Амрама Гаона. Это кажущееся противоречие можно, на мой
взгляд, разрешить, предположив, что в некоторый период времени, мосрим
перестали упоминаться в этом благословении из-за опасной ситуации, в которой
они оказались.
Второе
примечание, более важное, относится к термину «ноцрим», появляющемуся перед термином
«миним» исключительно в благословении израильского типа и во вставке в
молитвеннике Амрама Гаона. В сегодняшней науке существует справедливый
консенсус, что христиане никоим образом не упоминались изначально в этом
благословении. Уже нет необходимости, как мне кажется, опровергать древнее
убеждение, что это благословение было добавлено в молитву Шмонэ Эсре в период
Явне, чтобы вывести христиан из общины Израиля. Сегодня всем ясно, что это
ложное мнение. О том, как и когда было создано это благословение, мы еще
поговорим в дальнейшем. Сразу же скажем, что совершенно неверно и
предположение, что «ноцрим» были исключены из первоначального варианта
благословения под влиянием цензуры. Этот термин не упоминается в традиции
молитвы и в тех странах, которые никогда не были христианскими, хотя и имели
христианское меньшинство, против которого благословение могло бы быть
направлено. Со слов Юстина, который пишет во второй половине второго века, мы
знаем, что иудеи уже в тот период проклинали христиан в синагогах во время
молитвы. Видимо, незадолго до этого времени под влиянием видения «желтой
опасности» были введены подобные обычаи. Тогда многие христиане еще были одной
из самых больших еврейских сект, проникающий в отдаленные места мира, в разные
концы диаспоры. Из этого, впрочем, никак не следует, что сам текст
благословения включал себя термин «ноцрим». Полностью благословение стало
использоваться против христиан в четвертом веке, как можно понять из косвенных
свидетельств Епифания и Иеронима.
Но
прежде всего должно быть ясно, что благословение это возникло задолго до
возникновения христианства, поэтому и не могло быть изначально направлено
против христиан или включать в себя понятие «ноцрим». Этот термин был добавлен
в четвертом веке, когда благословение стало использоваться против христиан.
Причем он был добавлен лишь в небольшом регионе в Стране Израиля и
использовался в незначительный период времени. Ни в одном другом регионе этот
термин не укрепился. Дополнительным доказательством того, что термин «ноцрим» является
поздней вставкой, можно считать тот факт, что это слово, как вторичное в
благословении, по моему мнению, вставлено перед словом «миним».
Возможно, я ошибаюсь (кого-то мог пропустить в своих чтениях), но, кажется, кардинальный поворот в интересе евреев-интеллектуалов к образу и истории рабби Йешуа из Нацерета начался в XX веке (разумеется, речь веду о евреях, остававшихся верных своему народу и религиозной традиции). Исток приоткрыл, думается, лидер-основоположник культуры сионизма, историк и литературовед Йосеф Гдалия Клаузнер. В 1922 г. Й.-Г. Клаузнер выпустил на иврите монографию «Иисус из Назарета, его время, жизнь и учение», вскоре переведенную на многие европейские языки. Естественно, сионист живописал Иисуса как гордого еврея, верного своему народу и осознававшего себя еврейским Мессией.
Клаузнер был поддержан своим великим современником, философом Мартином Бубером (к слову, страстным поклонником, собирателем и издателем хасидских сказаний). Вот что Бубер писал в «Двух типах веры»: «Я с юности воспринимал Иисуса как моего великого собрата… Мое собственное, по-братски заинтересованное отношение становилось все прочнее и чище, и сейчас я смотрю на него более прямо, чем когда-либо. И сильнее, чем когда бы то ни было, убежден: ему подобает занять важное место в истории веры Израиля».
Самым интересным исследователем в ряду этих сионистов мне видится упоминавшийся выше на этих страницах мой современник, нынешний почетный профессор Иерусалимского университета Давид Флюссер.
Немного о его научной судьбе. Давид (Густав) Флюссер родился в сентябре 1917 г. в Вене, выучился в Праге (специализация в университете – классическая филология и германистика). В 1939 г. переехал в Эрец-Исраэль, где изучал еврейскую историю. С 1955 г. доктор, с 1962 г. профессор Иерусалимского университета. Огромное воздействие на научную судьбу Флюссера, если судить по его трудам, оказали открытые в годы его молодости и позже тщательно им изученные «кумранские свитки» Мертвого моря. Именно новые источники убедили этого персонажа нашего эссе в еврейском происхождении христианства. В 1968 г. он издает самый популярный свой труд – «Иисус», в котором в максимально сконцентрированной форме изложил новаторские идеи по теме. Затем последовал «Иисус в контексте истории» (1969 г.) и, наконец, главное произведение – «Иудаизм и происхождение христианства» (1979 г.)
В послесловии к русскому изданию «Иисуса» (оно вышло в свет в 1991 г., перевод Б. Тищенко, редакция С. Лезова) Флюссер так сформулировал главную идею и задачу этой работы:
«Среди ученых я отнюдь не единственный, кто на основании критического анализа источников пришел к выводу, что Иисус был верным своей религии евреем и что он был убит оккупационными властями в качестве такового. На протяжении человеческой истории подобная судьба постигла миллионы его собратьев по крови. Если моя книга хоть немного помогла читателю осознать, что жизнь Иисуса – жизнь еврея, она тем самым облегчила правильное восприятие слов Иисуса и понимание его судьбы».
В этой лекции я для изложу аргументы и теоремы сочинения иерусалимского профессора.
Поскольку Давид Флюссер соблюдает «мицвот»-религиозные заповеди, он методологически подходит к образу древнего рабби-проповедника из Галилеи, прежде всего, согласно меркам своей религии. Собственно, именно этот, единственно возможный для него прием сделал его труд тем сочинением, которое считают выдающимся даже в безбрежном океане нынешней христологической литературы.
Меркой иудаизма по сути является такой, обычно непривычный в европейской среде критерий. Центральным пунктом поведения верующего иудея считается не собственно вера в Единого Бога (это условие как бы само собой и разумеется), но внешнее соблюдение заповедей-«мицвот», разработанного на все случаи жизни ритуала. И пока формальные заповеди в поведении еврея соблюдаются, завет с Богом считается нерасторжимым – вопреки любым идейным конфликтам, сомнениям, отклонениям в сфере догматики и религиозной политики…
В этом состоит отличие еврейской, возможно, и любой западно-азиатской культуры от культуры европейской, сформированной в лоне греко-римской традиции. Европейская традиция куда меньше, чем в азиатских странах, включает в себя органичным элементом разноообразные ритуалы и церемониальные правила – «с яствами, питиями и омовениями» («Послание к евреям» 9, 10). Европейцы в своем религиозном поведении – люди, намного более свободные, чем обитатели азиатского континента. Эту особенность, это отличие от евреев и от прочих соседей по континенту обозначено уже в одном из основополагающих христианских документов («Первое послание к коринфянам»): «Все, что продается на торгу, ешьте без всякого исследования для спокойствия совести: ибо Господня земля и все, что наполняет ее. Если кто из неверных позовет вас и вы захотите пойти, то все, предлагаемое ими, ешьте без всякого исследования» (10, 25-28). «Свободное от Закона отношение к жизни, – характеризует ситуацию Д. Флюссер, – есть характерная черта европейской цивилизации. Если бы христианство вначале распространилось в восточном, азиатском регионе, то в нем на почве еврейского Закона, вероятно, много больше развилась бы ритуально-церемониальная сторона. В противном случае оно не смогло бы быть естественной для этого региона религией».
Иудей по вере Д. Флюссер в своем сочинении «выверяет» все поступки законоучителя из Нацерета по меркам не его учения, так сказать, его «идеологии», но по соответствию его поступков современному для Йешуа еврейскому Закону.
И вывод профессора таков: судя по Евангелиям, ни разу за всю жизнь Йешуа не нарушил ни одного правила современного ему еврейского ритуала. Все разночтения, которые удалось выявить в текстах, объяснимы либо разницей в толковании тех или иных еврейских обычаев в их иудейском и галилейском вариантах (например, как растирать в субботу подобранные на поле колоски, если путникам вдруг захотелось есть в дороге, а запасенной еды не имеется? В Иерусалиме полагали, что это можно делать только пальцами, галилейские же провинциалы позволяли себе использовать всю ладонь. Ученики Йешуа поступили по принятой именно в Галилее традиции, отметил Флюссер). Другой случай: в Иерусалиме считалось необходимым проводить ритуальное омовение рук дважды – перед едой и после нее. В Галилее же поступали по-старинному – мыли руки лишь после еды. Так делали и апостолы. Но это был еврейский, хотя и местный ритуал).
Иногда расхождение Йешуа с ритуалом, в котором его пробовали обвинить, объяснялось недостаточно внимательным понимание деталей происходившего. Например, существовал запрет на занятие исцелением больных в день субботнего отдыха – если не имелось непосредственной угрозы жизни пациенту. Йешуа же исцелил в субботу некоего сухорукого – «и рука стала здоровая». Являлось ли сие нарушением субботы? Вроде бы – да: ведь болезнь была хроническая, от сухой руки больной не мог внезапно скончаться. Но Флюссер обратил внимание своих читателей на два незаметных по началу обстоятельства: первое – что исцеление прозведено не физическим действием, а словом («Вытяни свою руку!»), а слово использовать в субботу по Закону можно. Главное же – Иешуа умышленно свершил акт этого исцеления в субботу, чтобы продемонстрировать своим землякам новый, открытый им моральный принцип: «Случилось же в другую субботу же войти Ему в синагогу и учить. Там был человек, у которого правая рука была сухая. Книжники же и фарисеи наблюдали за ним, не исцелит ли в субботу, чтобы найти обвинение против него. Но он, зная помышления их, сказал человеку, имеющему сухую руку: «Встань и выступи на середину». Тот встал и выступил. Тогда сказал им Иисус: «Спрошу вас: что должно делать в субботу – добро или зло? Спасти душу или погубить?» Они молчали. И, посмотрев на всех, сказал…: «Вытяни свою руку». И… стала рука здоровой… Они же пришли в бешенство: «Что нам делать с Иисусом?» (Лк 6, 6-11). То есть он доказывал им: делать в субботу добро – вопреки их мнению, дозволено Законом. Даже если он ошибался, это не было сознательным нарушением Закона, а аргументом в религиозном споре относительно дозволенного и недозволенного в субботу.
Принципиально же, размышляет Флюссер, у Иисуса не могло возникнуть разночтений с Законом: по высказанным им самим представлениям, на Законе держится мир: «Истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна нота и ни одна черта не прейдет из Закона, пока не исполнится все» (Мф, 5-18). В евангельских документах об Иисусе говорится так: «Он рожден под Законом» (Гал, 4, 4) «Он сделался служителем для обрезанных – ради истины Бога» (Рим. 15. 8).
Еще один пункт, зафиксированный автором-иудеем: проповедь Иисуса обращена именно к тем евреям, что соблюдали ритуальные традиции: «Не выходите на дорогу народов и не входите в города самаритян, – наставляет он своих апостолов, – а идите лучше к потерянным овцам дома Израилева» (Мф, 10, 5-6). Конечно, встречаются в Евангелиях и случаи служения Иисуса неевреям, например, особо выделяемая профессором история с римским сотником:
«У одного сотника слуга… был болен при смерти. Услышав об Иисусе, он послал к нему иудейских старейшин – просить исцеления. И они… просили убедительно, говоря: он достоин, чтоб ты это сделал для него, ибо любит наш народ и построил нам синагогу. Иисус пошел с ними. И когда уже был недалеко от дома, сотник прислал к нему друзей – сказать ему – «не трудись, Господи! Ибо я недостоин, чтоб ты вошел под кров мой. Потому и себя самого не почел достойным придти к тебе. Но скажи слово – и выздоровеет слуга мой. И я тоже подвластный человек, но имея в подчинении воинов, говорю одному: «Пойди» – и он идет, другому: «Приди» – и он приходит, третьему – «сделай то», и делает….Иисус удивился и сказал идущему за ним народу: «И в Израиле я не нашел такой веры». Посланные, воротившись, нашли слугу здоровым» (Лк. 7, 2-11).
Примечательным мне показалось такое обстоятельство: у Давида Флюссера, человека религиозного (хотя принадлежащего к иной конфессии, чем христианство), я наблюдаю куда более высокую степень доверия к Евангелиям, чем у светских «библеистов», христиан по происхождению. Для него христианские религиозные мотивы по сути продолжают традиции знакомой ему с детства раввинистической литературы. Например, Флюссер естественно воспринимает рассказы Евангелий о чудесах Йешуа: чудотворец, есть редкий, но все же привычный образ и в древнееверейской литературе. «До разрушения Храма таких описано четыре, их них двое в Галилее», – замечает Флюссер. И перечисляет имена: рабби Ханина бен Доса, живший примерно через два поколения после Йешуа – когда он исцелил от неизлечимой болезни сына величайшего раббана («танна»), председателя религиозного суда раббана Йоханаана бен Заккая, и жена этого книжника спросила мужа: «Разве Ханина больше, чем ты?» – тот ответил: «Нет, но он стоит перед Богом как слуга перед царем, а я как князь перед царем» (Брахот 34б). Другой чудотворец из списка Флюссера – это Хони, «кругочертитель» (живший примерно за полвека до Йешуа). Он мог делать такие чудеса, что «ав-бет-дин», председатель Верховного суда Шимон бен Шетах говорил ему: «Если бы ты не был Хони, я бы тебя предал херему (анафеме – М. Х.). Но что я могу сделать? Когда ты привередничаешь перед Богом, он выполняет твою волю, как отец выполняет волю капризного сына. Ведь если сын говорит: «Отец, искупай меня в горячей воде или полей меня холодной водой, или дай мне орехов, или миндаля, или абрикосов, или гранат – отец для него это делает». Оба раввинских примера показывают, что чудотворец, хотя как чрезвычайно редкий феномен, но воспринимался современниками естественно – как своего рода «Близкий к Богу», как, образно говоря, Его баловень-домочадец… Еще ярче третий пример – Ханан «сокровенный». В засуху евреи кричали ему кричали: «Аба, аба («папа, папа» – М. Х.) дай нам дождь!» И он обращался к Богу: «Владыка мира, сделай это ради тех, кто не понимает разницы между Отцом, что дает дождь, и папой, который дождя дать не может» (Таанит). Глас небес к нему обращался: «Сын мой»…
Естественно, иудей, привыкший к описаниям такого рода в старинной еврейской литературе, вовсе не был смущен ими и в Евангельских сюжетах. Это открытое доверие религиозному тексту, вовсе необычное у цивилизованного по европейским стандартам читателя, позволяет Флюссеру увидеть новые, парадоксальные и для евреев, и для христиан нюансы в старинных сочинениях.
Вовсе не Флюссер, например, первым обратил внимание на пристрастие Йешуа к проповеди среди «своих» – об этом давно писали «христологи». Но вот новый феномен: в эпоху Йешуа (в отличие от современной практики) в еврейской среде существовало активное еврейское прозелитство – обращение язычников в «истинную веру». Это естественное поведение для верующих людей, убежденных, что «Бог Израиля – Бог единственный», что «всему миру должен явиться свет с Сиона». Обращенных тогда было много (к ним, например, явно относился тот сотник, чьего слугу исцелил Йешуа). Позже среди них успешно вели проповедь «павликиане», ученики апостола Павла, что привела к конечному торжеству в Европе мирового христианства. Но у тогдашних евреев существовали различия в отношении к прозелитизму и к прозелитам: фарисеи школы Шаммая противились прозелитству, фарисеи школы Хиллеля – поощряли его. Казалось бы, Йешуа должен быть по сути, по смыслу своей проповеди быть ближе к более мягкой школе Хиллеля. Но вот парадокс, открытый Флюссером: в целом Йешуа был как законоучитель действительно ближе к «школе любви», к школе Хиллеля, но по этой проблеме – прозелитизму – он был куда более строг и примыкал к «шаммаистам». «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, за то, что обходите море и сушу, чтоб сделать прозелитом хотя бы одного, а когда это случается, делаете его сыном ада, вдвое хуже себя» (Мф 23, 15)
Почему же – сыном ада? Почему – «хуже себя»? Почему именно он, оздатель универсалистской, мировой религии для всех народов, был против процесса обращения язычников в единобожие?
Это – типичный еврейский феномен, который мог зафиксировать и объяснить только верующий еврей-историк. По понятиям иудаизма, на евреев как на «народ Избранный, народ священников», возложена трудная, практически смертным человеком почти и невыполнимая миссия – исполнять все 613 заповедей (начиная с элементарных – обрезания, «кашрута», т. е. особым образом приготовленной пищи и пр.). На прочие же, обычные народы (гоим – в переводе на иврит) возложены – как на обычную паству – более легкие обязанности перед Богоом: всего семь заповедей (признание Всевышнего, запрет на убийство, на кровосмесительство, справедливый суд, запрет на поедание частей живой фауны и т. п.). Если они семь заповедей соблюдают, «у них есть доля в Царстве Небес». Но если «сыновья Ноя», так их зовут в еврейском богословии, перейдут в еврейство, они обязаны выполнять все 613 еврейских обязательств и, поскольку это почти невозможно сделать даже рожденным в еврействе, «обращатели» как бы склоняют их к новому греху. Непривычные к тяжести нового Закона люди потому-то и считаются хуже обратителей-соблазнителей, «сынов ада».
Кроме того, Йешуа в принципе с неуважением относился к обычным нравам «гоим», не к каким-то преступлениям, но к самим жизненным нормам других народов, к проявлению ими нормальных человеческих слабостей – например, к повседневной заботе любого главы семьи о хлебе насущном, о материальной стороне жизни: «Не говорите, что нам есть и что нам пить, или во что нам одеться, ибо это то, что прежде всего ищут язычники … Ищите же прежде всего Царства Небесного, а вот это все приложится вам.. Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам о себе позаботится. Довольно для каждого дня своей заботы» (Мф, 6 23-34). Или к длинным молитвенным службам: «А молясь, не говорите многого, как язычники. Они думают, что в многословии своем будут услышаны» (Мф, 6, 7) И более всего он не приемлет их естественную человеческую привязанность к «своим»: «И если вы приветствуете только братьев ваших, – обращается он к евреям, – то что особенного вы делаете? Не так ли поступают и гоим? (5, 47) Действительно, любить тех, кто с тобой согласен, кто тебе мил, – это ведь не заповедь веры, а нормальная человеческая реакция на мир. От своих же последователей Йешуа требовал большей любви!
Еще одна подробность в Евангелиях, на которую мог обратить внимание лишь знаток раввинистической литературы. Как известно Йешуа происходил из совсем простой семьи (в русской традиции – отец его был плотником), тем не менее он был весьма образован в релиозном смысле слова – недаром к нему именно так и обращались окружающие – «рабби» (Флюссер отмечает: в то время это обращение ко всем знатокам и толкователям Торы, даже если они не являлись официально признанными богословами: «Только в следующем поколении после Иисуса титул «рабби» стал означать ученое звание»(33). Откуда же взялись его особые знания?
В ту эпоху, замечает Флюссер, многие разделяли мнение талмудического трактата «Пиркей Авот»: «Люби ремесло и ненавидь звание (раввина)». Книжники заставляли собственных детей выучить, наряду с Письменной и Устной Торой, еще и какое-то ремесло. И самыми образованными в религиозном плане являлись как раз столяры-плотники. Когда обсуждался сложный вопрос в Торе, то нередко слышалось: «Нет ли здесь столяра, сына столяра, который объяснит нам это» (Авода Зара 50б). Так что звание «сын плотника» значило для современников Йешуа нечто принципиально иное, чем для нас с вами…
* * *
Но если флюссеровский «рабби Йешуа» оставался вполне правоверным иудеем, почему ж его распяли в Иерусалиме? Ведь Давид Флюссер разделяет мнение авторов-евангелистов, что, прежде всего, еврейская священническая верхушка (вкупе с еврейским тетрархом – Иродом-Антиппой) предала противника в руки палача-язычника Пилата, именно она добивалась у римлянина осуждения рабби из Нацерета.
«У Иисуса были свои проблемы с Законом и заповедями, – фиксирует автор, – но такие проблемы могли возникнуть у всякого верующего еврея, который всерьез относился к своей вере». В предшествующие века тысячи евреев были казнены (или пострадали иным образом) от преследований единоверцев по делам «об извращении веры». С приходом римской власти, равнодушной к еврейским спорам, этот феномен, казалось, ушел в историю. Йешуа, однако, не забывал предшественников по мукам: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам и украшаете могилы праведников, и говорите: «Если бы мы жили во дни наших отцов, то не участвовали бы в пролитии крови». Подтверждаете сами, что вы – сыновья тех, кто убивал пророков» (Мф, 23, 19-31).
В жестоких битвах продвигался процесс обновления древней веры. Еще за века до появления религиозного реформатора из Нацерета началось движение в народе к новой, более утонченной морали. Издревле, со времен Моше (в русской традиции – Моисея), еврейская вера держалась на обычном для первичного религиозного мышления противопоставлении праведников грешникам. Те, кто блюдут Моисеевы предписания, будут спасены в будущем мире, те, кто их нарушает, – бесповоротно осуждены! И неважен рациональный, умопостигаемый человеческим разумом смысл заповедей, надо просто их исполнять, не вдумываясь – зачем именно?
Величайший из еврейских законоучителей (следующего за Йешуа поколения), Иоханаан бен Закай так сформулировал чистую условность Закона: «При жизни вас и мертвый не оскверняет, и вода не очищает. Но сказанное о них относится к предписаниям Царя Царей. Ибо Бог сказал: «Устав я установил, предписание я определил, человек не должен нарушать мои повеления. Так, как написано: «Вот Устав Торы, который заповедал Господь» («Книга Чисел», 19, 2). Все. С этим живите и не спорьте, не задумывайтесь, господа евреи…
Но задолго до явления Йешуа появился в еврейском мире мудрец, Антигон из Сохо, который предложил новую для мира религиозную максиму: «Не будьте у Бога, как рабы, работающие для господина ради награды, но будьте, как рабы, служащие ему без корысти. И да будет страх Небес с вами!» Постепенно, в веках, исчезала старая рыцарская идея связи между небесным сюзереном, Господом – и его вассалами, евреями… Нет, ты служи Богу не как вассал, связанный договором, а как преданный слуга, как бескорыстный ратник Божий!
Прямолинейные выводы из постулата Антигона сделала верхушка священнической аристократии, образовавшая тогда группу (или фракцию) «цдуким» (по имени своего идеолога – жреца Цадока. В русской традиции их зовут на греческий манер – саддукеями). Саддукеи отвергали идею жизни вечной, воскресения из мертвых, Страшный суд – все, что должно было держать простое население в Страхе Божием. Исполняй Закон – но не из надежды на вознаграждение в будущем мире, а просто потому, что тебе так велено Богом…
Саддукеям противостояли народные проповедники и учителя , «отделившиеся» от них (на иврите – «прушим»), в русской традиции произносимые как «фарисеи». Эти несли массам традиционные ценности посмертного воздаяния, Страшного суда, греха и искупления…
Битвы обеих сект за то, «чей Бог праведней», завершались страшными преследованиями побежденных – казнями, распятиями, травлей (с обеих сторон). Конечно, сей древний сюжет имеет к нашей теме косвенное отношение, но важно отметить: к моменту появления на историко-религиозной сцене Йешуа сложилась, как выражается Д. Флюссер, «целая диалектика греха в иудаизме». Постепенно возникало осознание двух центральных проблем в рамках вновь формирующейся национальной идеологии, в тогдашних условиях бывшей всегда – богословием. Первая: в реальном мире праведникам не получить возмещения за праведность, праведники погибают неотомщенными. Обычно на земле торжествуют грешники. Хуже того и сложнее того: как правило, вообще невозможно смертному человеку отличить, кто же на земле на самом деле праведник, а кто грешник. И тот, и этот обычно сосуществуют в душе одного человека.
Как, по каким критериям судить других людей? Как бороться со злом, если оно притаилось не в душах неких «сынов Ада», как думали предки евреев, но в сердцах буквально каждого из смертных, даже самого праведного? (десять веков спустя великий еврейский богослов рабби Моше бен Нахман, по прозвищу Рамбан или Нахманид, скажет: «Человек может быть отвратительным и в строгих рамках Торы»).
Но тогда – кому в этом мире суждено считаться первым, а кому последним?
И в кругах учителей-богословов складывалось новое отношение к греху. Следует к любому ближнему проявлять милосердие и сострадание, независимо от того, праведен он или грешен. Не нам с вами судить человека! За грех, если он есть, будет отомщено, но отомстишь не ты, а Всевышний судья. Когда в Евангелии от Луки Йешуа говорит: «Будьте милосердны, как Отец ваш небесный!» (6, 36), он по сути повторяет ставшее привычным в народе суждение многих раввинов фарисейской школы.
Д. Флюссер процитировал авторитетнейший раввинистический источник начала 2-го в. до н. э, так называемую «Премудрость Иешуа бен Сираха» (в русской традиции – Иисус сын Сирахов)
Ярость и гнев – они омерзительны,
Только грешник в себе их носит.
Мстящему другим отомстит Господь…
Оставь обиду на ближнего – и тогда молись,
И будут прощены тебе твои грехи.
Ты хранишь гнев на человека,
К себе подобному не имеешь сострадания,
И молишься о прощении грехов?
А кто расплатится за твои грехи?
И задолго до рождения Йешуа возникли вблизи Мертвого моря обители необычной, закрытой еврейской секты – ессеев (Д. Флюссер называет ее весьма резко – «человеконенавистнической»). Ессеи презирали обычную житейскую еврейскую мораль и практику (не говоря уж, конечно, о недостойной даже и упоминания в их среде морали язычников), они были убеждены, что их соплеменники увязли в по горло в смертных грехах, лжи и лицемерии. И сами, назвав себя «Сынами Света», они отделились от прочих людей, «Сынов Тьмы», – насколько отделение было возможно в человеческом общежитии.
Однако и самая бесчеловечная идея, замечает профессор, дойдя в развитии до предела, может неким парадоксальным скачком вернуться оттуда в свою противоположность. Отторжение от грешного человечества завершилось у ессеев проповедью… полного отказа от мести злобным противникам: «Я никому не воздам за зло, добром я буду преследовать человека, потому что Бог будет судить все живое и каждому воздаст… Я не затею спора с людьми Ада до Дня мщения, но моего гнева не отведу от людей неправды и не успокоюсь, пока он не свершит правосудия» …. (Устав, 9, 21-26). Итак, великое открытие ессев состояло в том, что зло можно преодолеть добрыми делами. Флюссер комментирует парадоксальность их схемы: ведь под напором добрых дел, совершаемых для врага, и сам враг, если только он конкретный, обычный человек, неизбежно станет лучше, да и ты сам, мститель, невольно начнешь его любить (человеческой природе свойственно любить того, кому делаешь добро). Ессеи не понимали ни первого ни второго следствия из их постулата, но их новая нравственная идея превратилась в важнейший фактор религиозной, а потом и мировой истории.
Ибо одним из ессеев был близкий родственник Йешуа – Иоанн (Предтеча), проповедник с Иордана. Через него она, по видимому, и пришла к Йешуа: «А я говорю вам: не противься злому. И кто ударит тебя по в правую щеку, обрати к нему другую « (Мф, 5, 39), а от Йешуа вошла она в христианство. В новое время ее стал исповедывать по наследству от рабби из Нацерета Лев Толстой (его учение: «Иисус минус церковь»), за ним освободитель Индии Махатма Ганди, сокрушитель расового неравенства в США Мартин Лютер Кинг…
В сущности, когда сегодня читаем проповеди Йешуа, мы не обнаружим принципиальной пропасти между его нравственным учением и тем, что тогда же проповедывали две (из семи существовавших) фракций фарисеев – «фарисеи любви Авраама» и «фарисеи страха Ионы».
Флюссер, например, цитирует важнейший раввинистический документ того времени «Завещание Вениамина»: «Глаза доброго человека не слепы; он проявляет сострадание ко всем, даже к грешникам, даже если они замышляют зло против него. Делая добро, он побеждает зло, и Бог защищает его… Дети, если ваши мысли обращены к добру, то и злые люди будут в мире с вами…. И корыстолюбцы не только умерят свою алчность, но отдадут угнетенным свои излишки… У расположенного к добру нет двух языков: одобрения и проклятия, оскорбления и почтения, мира и раздора, но у него – лишь чистое чувство ко всем…Это дела Велиала двусмысленны, нет в них простоты». Профессор сопоставляет это с важнейшими заповедями Йешуа и находит у авторов много сходных максим.
Тем не менее, он тут же отмечает принципиальную разницу между проповедью рабби из Нацерета и основной массой фарисейских учителей. Дело вовсе не в том, что Йешуа много раз порицает фарисеев за фальшь и лживость этих «гробов повапленных» (покрашенных), внутри которых одна гниль и мерзость. Как раз обличение лицемерия фарисеев было нормальным в его время в еврейской среде (забавная деталь. Флюссер думает, что в истории известны только два имени подлинных «фарисеев» – историка Иосифа Флавия и апостола Павла, и то – лишь из их собственных уст, потому что термин этот в те времена нисколько не украшал раввина, а был чуть ли не оскорбительным… И именно по этой же причине: фарисеев подозревали в лицемерии – как нынешних политиков: за них голосуют, но им не очень верят…) Флюссер полагает, что разница в подходе к самой религиозной нравственности и к самой религиозной практике была действительно важной – у фарисеев и Йешуа.
Кто он есть, рабби Йешуа из Нацерета – по Флюссеру?
Личность харизматическая («харизма» по гречески означает – благодать), т. е. неизвестно, как и почему возникшая в обществе (Лев Гумилев полагал, что таких индивидуумов облучило некое излучение из глубин Вселенной, и из-за него они стали особенными, не такими, как все).
В нормальном-то состоянии общество представляет собой замкнутую самовоспроизводящуюся систему, противящуюся новому, – писал великий философ XX века Анри Бергсон. – Само по себе перейти в новое состояние, принять новую мораль или новую религию ообщество не в состоянии. Это могут сделать отдельные, «героические», а с точки зрения традиций – «преступные» личности, они создают новые ценности, а затем своим примером, обаянием или силой увлекают за собой и остальных. «Возникает вопрос: почему у святых были подражатели и почему великие благородные люди способны увлекать за собой толпы? Они ничего не требуют и не просят, они не нуждаются в увещеваниях и призывах, само их существование есть призыв… По-настоящему знакомы с природой этого призыва только те, кто оказывался в присутствии выдающейся моральной личности» (А. Бергсон, «Два типа веры и морали».
Так вот, если Йешуа оказался такой исключительной личностью – а иначе невозможно объяснить возникновение универсальной, мировой религии, ведь она возникла уже после его гибели – лишь от истока страстей учеников, поверивших в него, то как могли воспринимать такую личность нормальные, т. е. не злобные, не подлые типы (такие есть в любой крупной фракции, были, конечно, такие и среди «прушим» – где их нет?), но обычные для его времени богословы-единоверцы?
Мне видится, что восприятие харизматической личности, сомнения и опасения от его проповеди, громадной, ослепляющей, но в блеске – опасной, «героической и преступной» (по Бергсону), – все это можно представить нашему современнику, описав, как ни странно, реакцию нашего же современника.
Снова – Амос Оз:
«Я зову Христа «рабби Йешуа»… Именно так звали его первые ученики – «рабби». Не «отче», не «святой» и не «пророк». Просто «рабби», что означает «учитель».
Христос был еврейским неортодоксальным учителем, который хотел вернуть иудаизм к тому, что он считал его истоками. А, может, хотел продвинуть иудаизм к выводам, казавшимся логичными.
Разумеется, он не был христианином… Его нога не переступала и не могла переступить порога церкви. Он никогда не крестился и не преклонял колени перед крестом, ни перед каким-либо образом или подобием человеческого тела. Он не делал это ни разу в жизни. Выражаясь современным языком, он жил как еврей, стремящийся улучшить мир и усовершенствовать духовное наследие, и умер как еврей, отказавшийся идти проторенным путем…
Хотя христиане зовут его «Иисус Христос» («Спаситель Помазанник»), для меня он, прежде всего, Йешуа, сын Марии и Иосифа. Рабби Иисус был прав, говоря о косности и ханжестве организованной религии и о том, что всем людям одинаково необходимо милосердие. Но этот человек горько ошибался, говоря о всемирном братстве и всеобщей любви. Любовь – продукт редкий, и если попытаться расстелить ее над всем человечеством, то покров окажется слишком тонким, практически неощутимым. Можно любить десять, даже двадцать человек, но если кто-то заявляет о своей любви ко всем странам Третьего мира, или ко всем бедным, или ко всем инвалидам, то эти заявления немного стоят.
Более того, любовь способна в каждую минуту обернуться лютой ненавистью – при первом же разочаровании. В этом вопросе Ииусус был гораздо более опрометчив и гораздо менее осторожен, чем мудрецы Израиля, проповедовавшие справедливый суд, но не призывавшие полюбить весь мир».
Его современники были, конечно, не против его идей о всеобщей любви, но – они слабо верили в их осуществление в нашем грешном мире. Немало есть свидетельств в Евангелиях, что некоторые вероучители сочувствовали проповеди Йешуа. «Книжник сказал Ему: «Хорошо, Учитель! Воистину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его; и любить Его всем сердцем, и всею душой, всей крепостью, и любить ближнего, как самого себя, любовь есть больше всех всесожжений и жертв». Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: «Недалеко ты от Царства Божия» (Мк, 12, 32-43). Другой эпизод – у Луки. Некий «законник» спросил: «А кто мой ближний?» Йешуа рассказал ему притчу о путешественнике, ограбленном разбойниками… Священник прошел мимо – не помог. Служитель Храма (левит) прошел мимо – не помог. А иноверец, самаритянин, проезжая мимо, сжалился – перевязал раны, привез в гостиницу и заплатил ее хозяину за уход за раненым. «Кто из этих трех был ближним попавшемуся разбойникам?» Тот сказал: «Оказавший ему милость». Тогда Иисус сказал ему: «Иди и поступай так же» (10, 37-38).
Рождался новый принцип морали: «Не судите, да не судимы будете. Оправдывайте и будете оправданы! Какой мерой отмерите вы, такой мерой отмерят и вам» (Лк, 6, 37-38). Само по себе это не было великой новостью: еще великий рабби Гиллель учил: «Не суди товарища своего, пока не побывал на его месте». Но Йешуа шел много дальше – он проповедовал истинную любовь именно и, в первую очередь, к грешникам! Когда фарисеи упрекали его за «дурное общество», в котором он предпочитал проводить дни, он отвечал: «Во враче нуждаются не здоровые, а больные… Я пришел призвать не праведников, а грешников» (Мк, 2, 16-17).
Учение Йешуа было несомненно несоизмеримо – именно это слово и употребил Давид Флюссер – со здравым смыслом. И потому еврейские законоучители в массе своей его не могли поддержать. Ведь они – они отвечали за живой, существовавший народ…
Но они и не осудили его учение. Уже упоминалось о выступлении раббана Галиэля в Верховном суде в защиту апостолов, когда тот добился оправдания. Вот другой случай – когда перед Синедрионом предстал апостол Павел. «Узнал же Павел , что тут одна часть фарисеев, а другая саддукеев, и возгласил: «Мужи братия! Я фарисей, сын фарисеев, за чаяние воскресения мертвых меня судят…» И, встав, книжники фарисейской стороны спорили, говоря: «Ничего худого мы не находим в этом человеке. Если же Дух или Ангел говорил ему, не будем противиться Богу» (Деяния, 23, 5-10).
Позже римский офицер напишет правителю Иудеи об этом суде: «Клавдий Лисий – достопочтенному правителю Феликсу – радоваться!… Я нашел, что обвиняют его в спорных мнениях, касающихся закона их, но что нет в нем никакой вины, достойной казни или оков» (там же, 29-30) .
Третий случай подобного типа описывает Иосиф Флавий. В 62 г. был обвинен в хуле на Синедрион (как можно понять текст, за обвинение Синедриона в убийстве своего брата) брат Учителя, глава иерусалимской христианской общины Яаков. Он (видимо, и еще несколько христиан) был казнен по еврейскому обычаю – забит камнями. Тогда фарисеи, члены Синедриона, обратились к светским властям с жалобой на незаконную процедуру вынесения приговора (видимо, без участия оппозиционных членов Верховного суда) – и первосвященник был по жалобе фарисеев лишен от сана.
* * *
Здесь, наконец, мы возвращаемся к главному сюжету, который занимает нас в истории Йешуа – к его суду и казни. Если фарисеи, принципиально расходясь с Йешуа во мнениях, не участвовали в организации судебного (а по мнению Флюссера – даже внесудебного) убийства – кто же тогда подготовил и организовал смертельную акцию и почему?
Давид Флюссер предполагает, что политическое преследование Йешуа начались еще в Галилее. Он цитирует Иосифа Флавия: «Вокруг Иоанна (Предтечи – М. Х.) собрались люди, воодушевленные его словами. Ирод же, боясь, как бы Иоанн, обладая такой силой убеждения, не поднял мятеж (казалось, по его совету люди сделают все), решил, что лучше предупредить события и покончить с Иоанном, не дожидаясь восстания, а не раскаиваться потом, если случится переворот. Заподозренный Иродом, Иоанн был отправлен в Махерон и там убит» (евангельскую версию, завершающую сюжет, с Иродиадой и Шуламит (Саломеей) не стоит пересказывать).
При чем тут, однако, Йешуа? Оказывается, рассказ у Матфея об этом историческом эпизоде начался с такого стиха: «В то время Ирод-четверовластник услышал об Иисусе и сказал служащим при нем: «Это Иоанн креститель, он воскрес из мертвых и потому чудеса делаются им» (Мф, 14, 1-2). Т. е. мысль о воскресении праведника из мертвых, о сопровождающих его воскресение чудесах, заранее бродила в сознании иудеев, даже самых высокопоставленных властителей. Ироду-Антиппе могло показаться нужным избавиться от «воскресшего Иоанна», как было сделано с самим Предтечей, и он мог отдать нужный приказ. «В то время пришли некоторые из фарисеев и говорили Ему: «Выйди и удались отсюда: Ирод хочет тебя убить!» И сказал им: «Пойдите, скажите этой лисице: «Се, изгоняю бесов и совершаю исцеление сегодня и завтра, а в третий день кончу. А впрочем, мне должно ходить сегодня, завтра и в последующий день, потому что не бывает, чтоб пророк погиб вне Иерусалима. Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе!» (Лк 13 31-34) И – ушел он от Ирода в Иерусалим. Если суждено погибнуть от рук врагов, то пусть это свершится, как положено посланному Богом – в Иерусалиме. Это было предсказано еще в видении на горе Табор: в день Преображения Моше и Илия «говорили о его будущей кончине в Иерусалиме (Лк 9, 31).
Реальная опасность в столице, на первый взгляд, была много меньше, чем в Галилее – под властью кровавого и подозрительного властителя. Да, у Йешуа возникали разногласия с местными богословами – в основном, из-за исцелений в субботу. Староста одной из синагог, «негодуя, что Иисус исцелил в субботу, сказал народу: «Есть шесть дней, в которые должно делать. В те и приходите исцеляться. А не в день субботний». Господь сказал ему в ответ: «Лицемер! Не отвязывает ли каждый из вас осла или вола своего от яслей в субботу и ведет ли поить? Сию же дочь Авраамову, которую связал сатана уже 18 лет, не надлежало ли освободить от уз его в день субботний». И когда говорил он это, все противившиеся Ему стыдились» (Лк 13,14-17).
Но подобные разногласия не грозили смертным приговором, и даже, видимо, судом тоже не грозили… Да, он совершал формальные правонарушения с точки зрения книжников – например, вернул зрение слепому в субботу – и не просто словом, на что как бы и вырвал у них согласие, но прямым действием: «Плюнул на землю, сделал из слюны мазь и наложил на глаза больному», тот прозрел. Но по сути современников-книжников пугала лишь необыкновенная мощь чудотворца (помните, и Шимон бен Шетах говорил чудотворцу Хони: «Если бы не был Хони, я бы подверг тебя херему (анафеме)»). Нечто подобное свершалось в отношении к Йешуа: «Принесли к нему парализованного… Видя их веру, Иисус сказал: «Сын мой, прощаются тебе грехи». Тогда некоторые из книжников подумали: «Он кощунствует. Кто может прощать грехи, кроме Бога?» Иисус же, угадав их мысли, сказал: «Что за мысли у вас в душе? Что легче сказать: «Прощаются тебе твои грехи» или «Встань и ходи». Знайте же, что человек имеет власть прощать грехи на земле. И он сказал парализованному: «Встань, возьми постель и иди домой!»… И все пришли в ужас и славили Бога за то, что он дал такую власть человеку» (Мф, 9, 2-8)
В принципе считалось, что болезни посланы сатаной за людские грехи, поэтому достаточно изгнать бесов – и человек выздоровеет. Йешуа же объявил, что Бог наделил его властью прощать даже такие грехи, которые не имеют отношения к самому прощающему. Он имеет право исцелять больного – за веру того! От этого, как было сказано, богословы могли приходить в ужас, но непосредственной угрозы жизни и свободе тут, по Флюссеру, никак не могло возникнуть.
Значит, возможно, виновна римская власть? Ей принадлежала светская компетенция в Иудее, в Иерусалиме особенно…
Но, по Флюссеру, Йешуа не представлял для Рима прямой опасности. Конечно, он объявил наступление нового Царства – вся проповедь всеобщей любви была возможна только в преддверии нового, наступающего Царства истины, Царства Бога. Оно казалось Ему совсем рядом, близким. Царство уже началось – с появления Иоанна, уже возникло движение к Богу, чтобы прорвать завесу, отделяющую людей от Него. «О Царстве можно сказать так: берет человек горчичное зернышко и сеет его в поле. И оно вырастет и превращается в дерево. И прилетают птицы и вьют гнезда в его ветвях» (Лк, 13: 18-19). Тогда человеческие звания утратят силу, тогда последние станут первыми, а первые – последними… «Истинно говорю вам – мытари (сборщики налогов – М. Х.) и блудницы (проститутки – М. Х.) впереди вас войдут в Царство Бога» (Мф, 21 31-32).
Сатана, владыка болезней, потеряет свою власть – и болезни уже стали исчезать по его, Йешуа, велению, ибо он ведет людей навстречу Царству Бога. А с приходом такого Царства – что ж, давно известно, что Римская империя как бы испарится сама собой…
Чужеземное (в частном случае, Римское) владычество над Израилем есть следствие греховности народа: «Если бы Израиль выполнял слова Закона, который ему дан, ни один народ и ни одно царство не властвовали бы над ним. Ведь что говорит закон? «Если дом Израиля будет нарушать Закон, то над ним будут господствовать народы, а если он будет соблюдать Закон, то отступят от него горести, утраты и печаль» (Таргум Зах., 14, 9). Еще: «Кто берет на себя бремя Закона, облегчается ему несение бремени царств земных и тяготы путей сего мира. Но тот, кто облегчит себе бремя Закона – усугубятся ему бремя царств земных и тяготы путей мира сего» (Пиркей Авот) . Отсюда возникла компромиссная позиция Йешуа в знаменитой истории с динарием кесаря. Деньги даны человеку кесарем и потому должны возвращаться ему же. Не служи одновременно Богу и богатству (маммоне), отдай властителю денег законную его долю в этом мире – и поспешай на суд к истинному Владыке Израиля…
Но тогда кто? Римляне все же казнили Йешуа… Давид Флюссер не отступает от традиционной для евреев версии прежних сказаний о рабби из Нацерета: он считает, что в этой гибели были повинны не иноземцы, не светские власти Рима, но те, кто названы им «храмовой», или «культовой бюрократией». Высшие служители Иерусалимского храма, окружающие трон первосвященника, – вот кто были истинными убийцами Йешуа!
Но если рабби был, по Флюссеру, невинен перед Законом, то – чем и как довел их до преступления (осуждение невинного есть грубое нарушение Закона?)
Храм считался оплотом саддукеев, самых образованных и самых информированных людей в еврейской элите. Они ведали про необъятную силу мировой империи, о которой простые люди не догадывались, они трезво взвешивали несоизмеримость народного сопротивления с гигантской мощью владычицы полумира и Средиземного моря. Саддукеи пытались хитростью и маневрами предотвратить народное восстание, ибо оно угрожало нации безумной катастрофой (каковая и случилась через 40 лет!). Как лица, постоянно сотрудничающие с ненавистным, жестоким, беззаконным оккупационным режимом, обитатели Храма находились в кольце народной ненависти, той ненависти, в которой – иногда и несправедливо – тонут любые коллаборанты. (А эти все, целиком, погибли через 40 лет, в дни Иудейского восстания). А на фанатичном-то Востоке такая ненависть – смертносный океан!
И вот является в их город издалека провинциал-галилеянин, чья ученость у знатоков Писания под большим вопросом (формального-то «диплома», смихи, у них он не получал!), с утопическим предсказанием скорого пришествия Царства, которого они, конечно, тоже теоретически ждут, в которое верят, но ясно, что на сегодня это лишь миф, мечта, облака в небе… Его встретили толпы обезумевших иерусалимских простолюдинов, крики «Осанна!», слышалось пение Псалмов на улицах, под копыта его осла бросают разные одежды (Мф. 21,11). Он является в родовую их вотчину, в Храм и учит там народ, как власть имеющий. Одного этого факта достаточно, чтоб столичные умники и знатоки текстов, с их обширными претензиями и наследственным высокомерием, могли выскочку возненавидеть!
«Пришли опять в Иерусалим. И когда он ходил в Храме, подошли к нему первосвященники, и книжники, и старейшины и говорили ему: «Какой властью ты это делаешь? И кто тебе дал власть делать это?» Иисус сказал им в ответ: «Спрошу и я вас об одном, отвечайте мне: тогда и я вам скажу, какой властью… Крещение Иоанново с небес или от человеков?»… И сказали … «Не знаем». Тогда Иисус сказал им в ответ: «И я не скажу, какой властью это делаю» (Мк, 11, 27-33).
Потом случилась известная история с изгнанием торгующих из Храма, и, по мысли Флюссера, более всего его ненавидели его за то, что он оказался прав – даже и в их глазах (потому что после его гибели они придумали-таки практический способ, как вынести торговлю, необходимую для свершения жертвоприношений, с самой территории Храма). И именно потому, верно, до смерти их напугало его обещание, когда они приступили к нему с новыми вопросами: «Каким знамением ты докажешь нам, что имеешь власть так поступать», а он ответил: «Разрушьте Храм сей, и я воздвигну новый за три дня» (Иоанн 2-19).
По Марку и Луке, об этом зашла речь и потом, на суде, и лжесвидетели истолковали его слова (а, может, не лжесвидетели, замечу в скобках, может не солгали, а так услышали, так его поняли) как прямую угрозу Храму: «И некоторые, встав, лжесвидетельствовали… «Мы слышали, как он говорит: «Я разрушу Храм сей рукотворенный и через три дня воздвигну другой, нерукотворенный» (Мк 14-58). Элита Храма не могла не поверить ему – и потому-то и была безумно напугана! Храм – последнее, что оставалось у них в Иудее: вся периферия, весь город были уже захвачены сектантами разных фракций иудаизма, и вот явился чудотворец, который способен в три дня лишить их, аристократов нации, последнего достояния.
Они обратились за содействием к Пилату. «Римляне ревностно заботились об охране культовых сооружений на территории империи, – пишет Флюссер, – стало быть, в их задачу входило и избавление первосвященников от возмутителей спокойствия». По сведениям профессора, через тридцать лет жрецы Храма выдали римскому наместнику еще одного еврея, пророчествовавшего о гибели Храма, но тот римлянин правильно установил диагноз задержанного – душевное заболевание, и отпустил нового Йешуа (его звали бен Анан).
«Жители Иерусалима и начальники их… не найдя в нем никакой вины, достойной смерти, просили Пилата убить его» – Флюссер считает, что в «Деяниях апостолов» (13, 27) верно отражена историческая ситуация. Не нашли в нем вины сами – и попросили об услуге римлянина.
Кем же был этот римлянин, прокуратор Понтий Пилат?
Сохранилась его характеристика, данная последним царем иудеев Агриппой в письме к императору Калигуле (составлял письмо для царя, по видимому, Филон Александрийский, и потому оно найдено среди его сочинений): «Пилат по натуре упрямый, своевольный и грубый… Его злодеяния – взяточничество, насилия, грабежи, истязания, оскорбления, беспрестанные казни без приговора и бесчисленные невыносимые жестокости». Несложно предугадать, какая судьба ждала еврея, попавшего на суд подобному наместнику.
Тем сильнее поразили современников явные колебания прокуратора при вынесении приговора. Сначала он вежливо отослал галилеянина, так сказать, в органы юстиции по месту свершения преступления – тетраху Галилеи Ироду-Антиппе. Мы-то знаем – Ирода интересовало одно: не воскресший ли это Иоанн? Убедившись, что перед ним другое лицо и вдобавок, что оно уже покинуло пределы его владений и более не опасно, он вернул арестанта Пилату. Чем последний остался очень доволен – «Деяния» упоминают, что с того дня они подружились. Дальнейшие попытки прокуратора оставить Йешуа в живых, включая предложение амнистировать осужденного в качестве дара народу на Песах, тоже хорошо известны. Не буду их пересказывать, а изложу версию проф. Д. Флюссера.
Флюссер предполагает, что Пилат был вовсе не против в чем-то угодить жреческой элите в рамках выполнения своих прямых обязанностей. Но, помимо этого, у него имелись собственные интересы в Иерусалиме. Амнистия на Песах была привилегией римского наместника, но «по раввинской литературе мы знаем что такая амнистия чаще всего не свалилась с небес: ей предшествовали продолжительные хлопоты», отмечает Флюссер. У Пилата и первосвященника имелись разные интересы: Пилат, прежде всего, хотел казнить более опасного для него врага – боевика Варраву (Бар-Абу). А первосвященник был заинтересован в гибели Йешуа и в спасении , выражаясь в современных терминах, боевика-террориста: это сулило навар, авторитет у иерусалимской толпы. Толпа всегда предпочтет, уж если ей предстоит выбирать, героя, сражавшегося с врагом оружием в руках, а не какого-то бродячего проповедника. Жреческая верхушка сама побаивалась казни Йешуа: да, они хотели убить его, «но говорили: только не в праздник, чтоб нем сделалось возмущение в народе» (Мф, 26, 5). А убийство-то происходило как раз в праздник… Первосвященник и его люди нуждались в тот момент маневре. Пилат же играл в другую игру, но – проиграл: вынужден был отпустить именно Варраву, на которого, в первую очередь, точил свои клыки, а Йешуа отдал палачам…
Флюссер напоминает, однако, что «Деяния апостолов» в таком порядке перечисляют убийц:
««Восстали цари земные, и князи собрались вместе на Господа и на помазанника его» ( Псалом, 2, 1-2). Ибо поистине собрались в городе сем на Святого сына Твоего Иисуса, помазанного Тобою, Ирод и Понтий Пилат с язычниками и народом Израильским» (4, 26-27).
Еще одно любопытное замечание Флюссера – по поводу сохранившегося ответа Йешуа на следствии у первосвященника. Одно за другим проваливались попытки провести в Синедрионе обвинение – сначала в намерении разрушить Храм (Йешуа отказался подтвердить, а любая проверка, необходимая, согласно еврейской судебной процедуре (в случае отказа обвиняемого признать свою вину), выявила бы ошибку в показаниях свидетелей – Йешуа вовсе не угрожал разрушить Храм, а напротив, предложил вопрошавшим самим попробовать его разрушить, а тогда он восстановит Храм за три дня! Однако чтобы избавиться от ставшего в тягость возмутителя спокойствия, первосвященник решил «проработать» другой вариант. До него доходили слухи, что кое-кто считает этого Йешуа Мессией. А для римского (нееврейского!) суда это был достаточный повод для распятия. И он спросил обвинямого: «Скажи, не Мессия ли ты?» И Йешуа ответил: «Отныне Сын человеческий будет сидеть по правую руку Божественной силы». «Итак, ты Сын Божий? Он отвечал: «(Это) вы говорите, не я». Он же сказал: «Какое еще нужно нам свидетельство? Ибо мы сами слышали из уст Его» (Лк, 22, 69-72). Все – задача была выполнена: сам сказал!
Между тем, чисто юридически его, конечно, не могли осудить они сами. Евреи издавна верили в возможность того, что смертный может восстать из могилы и продолжить свою жизнь (Элияху, он же Илья-пророк, Моше, Иоанн). Нечто подобное ответу Йешуа на вопрос первосвященника говорили, например, про библейского Мелхиседека: в конце времен он восстанет и сядет возле Бога как судья. Потому им и пришлось не выносить приговор самим, а «поднялось все множество их, и повели Его к Пилату» (Лк, 23, 1)…
Далее – суд и казнь. «По пути римляне остановили Симона из североафриканского города Кирен и заставили нести Иисусов крест. Ничего необычного не было в том, что оккупационные власти призывали к трудовой повинности паломников, стекавшихся на на еврейские праздники» (42). Как странно звучит этот привычный нам термин «трудовая повинность» в тексте иерусалимского профессора.
Необыкновенный поворот в сюжете казни Йешуа зафиксирован автором в послесловии к его «Иисусу», написанном спустя четверть века – уже для русского издания. По словам Д. Флюссера, евангелист Марк принадлежал к чрезвычайно одаренным, к «убедительным» литераторам. Высокохудожественную натуру Марка увлек созданный им образ одинокого Йешуа, в разгаре мирской славы внезапно оставленного всеми – семьей, учениками, народом, идущего на казнь посреди неистовствующей, враждебной толпы и послушно принимающего смерть и муки, но не изменяющего собственному Божественному предназначению. Этот образ был написан биографом настолько мощно, настолько увлекает воображение читателей, что подобная фигура врезалась в память человечества на века. В том числе в воображение самого Флюссера.
Особенно живым образ смотрится в нашу, «экзистенциальную» эпоху. Между тем, через четверть века Флюссер обратил внимание на описание казни другим евангелистом, Лукой: «И шло за ним великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о нем». Иешуа по пути на казнь говорил им: «Дщери Иерусалима! Не плачьте обо мне, но плачьте о себе и детях ваших…»… Потом казнь, знаменитое: «Отче, в руки Твои предаю дух твой». «И, сказав, испустил дух. Сотник же, видя происходящее, прославил Бога и сказал: «Истинно, человек этот был праведник». И весь народ, сошедшийся на сие зрелище, видя происходившее, возвращался, бия себя в грудь» (23, 27-29 и 42-45). Неправда ли, мало похоже на привычную нашему воображению картину убийства одинокого праведника, проклинаемого толпой?
Д. Флюссер на протяжении книги умело поворачивает привычные нам стереотипы жизни Йешуа в новых ракурсах, пользуясь новым прочтением и Евангелий, и «Деяний» и – раввинистической литературы. Для него рабби Иешуа из Нацерета был одним из великих сынов народа, судьба которого была трагически отторгнута от еврейства – подобно тому, как величайшего мудреца античного мира Сократа, отвергли и убили его же сограждане афиняне.
«Иисус был великим религиозным реформатором, оставаясь внутри еврейской религиозной традиции, но история распорядилась так, что христианское движение было выплеснуто из лона этой традиции», – подвели черту в предисловии люди, сделавшие этот текст доступным для русского читателя – переводчик Б. Тищенко и редактор С. Лезов.
Перевод первого издания этой книги (1968 г.) вышел в специальном издании Института научной информации по общественным наукам (Д. Флуссер. Иисус. М.: ИНИ- ОН, 1992) более чем скромным тиражом (660 экз.).
К тому, русскому, изданию своей книги профессор Д. Флуссер написал предисловие, которое воспроизводится в нашем издании. К первому же русскому изданию было написано предисловие С.В. Лёзова и С.В. Тищенко — оно в слегка измененном виде публикуется в настоящем издании в качестве послесловия. В 1999 г. появилось новое, переработанное и существенно дополненное автором немецкое издание «Иисуса». При подготовке настоящего русского издания книги за основу был взят перевод 1992 г. Все авторские изменения и дополнения были внесены в этот перевод. Приводится также послесловие Д. Флуссера к новому изданию. К сожалению, не удалось получить разрешение немецкого издателя на публикацию многочисленных иллюстраций, которыми Флуссер снабдил свою книгу и которым он придавал большое значение. Книга Флуссера изобилует цитатами из Ветхого и Нового Завета, раввинистической литературы, кумранских текстов, псевдоэпиграфов и т. д., которые несут большую смысловую и композиционную нагрузку. Если угодно, это — голоса свидетелей, к которым постоянно взывает автор. Следовательно, перевод цитат для этой книги чрезвычайно важен. К счастью, за время, прошедшее после первого издания книги, появились вполне приемлемые (в том числе по языку и стилю) переводы библейских текстов на русский язык. Эти достижения библейского перевода были учтены в нашем издании. Переводчик пользовался следующими переводами Нового Завета. Евангелие в изложении Луки. Пер. Э.Г. Юнца. М., Протестант, 1994. Евангелие в изложении Марка. Пер. С.В. Лёзова. М., Протестант, 1994. Евангелие в изложении Матфея. Пер. А.Э. Графова и С.В. Тищенко. 1999 (опубликовано частично). Радостная Весть. Новый Завет в переводе с древнегреческого. Пер. В.Н. Кузнецовой. М., РБО, 2001. Я также использовал переводы некоторых книг Ветхого Завета, изданных Российским Библейским обществом (РБО) в виде отдельных брошюр. Замечу при этом, что по мере необходимости приходилось «подгонять» русскую цитату под интерпретацию Флуссера. Что касается прочих источников (кумранские свитки, раввинистическая литература, псевдоэпиграфы и проч.), то картина не столь отрадная. Хороших переводов на русский язык практически не существует. Для создания цитат я должен был, как правило, обращаться непосредственно к оригиналам или их немецким и английским переводам. Переводчик надеется, что ему хотя бы в малой степени удалось передать неподражаемый стиль автора, его горячую увлеченность темой, его остроумие. Яркая, харизматическая личность Давида Флуссера напитала каждую строчку его книги. Он сделал ее неотразимо убедительной. Я надеюсь, что это издание найдет путь к сердцу российского и зарубежного русскоязычного читателя. Наш скромный труд посвящается памяти профессора Флуссера, талантливого еврейского ученого и педагога, блестящего полемиста, популяризатора и проповедника своих оригинальных идей. С.В. Тищенко
Предисловие автора к русскому изданию
К большой для меня чести, русский читатель может теперь познакомиться с моей книгой об Иисусе на своем родном языке. Когда-то было не так-то просто открыто говорить о том, что человек Иисус вообще существовал. Совершенно немыслимо, чтобы в ту пору в России появилась книга, написанная евреем, который к тому же живет в той стране, где некогда жил Иисус. Сегодня книгу еврейского автора об Иисусе, пришедшую с его родины, сделать достоянием читателей России уже совсем не трудно. Мне кажется, что восстановить образ Иисуса в сознании русских людей помогает одно важное обстоятельство. Я не знаю другого народа, в широких слоях которого так много значил бы Иисус-человек — проповедник и пример для подражания. Я не знаю другого народа, в душевной жизни которого столь большую роль играли бы человеческие страдания Иисуса. Мне трудно допустить, что церковный или иной тоталитаризм смог до конца уничтожить в русских людях ростки этого осознанного стремления к Иисусу, этой любви к Иисусу, которая заставляет ему подражать. Я верю, что моя робкая надежда не окажется пустой иллюзией. Эта надежда основана на опыте, который я вынес из чтения русской литературы и общения с выходцами из России. Я заметил, что многие русские выгодно отличаются от представителей самых значительных течений современной западной мысли. Уже в XVIII в. немецкий мыслитель Лессинг говорил о диаметральной противоположности религии Христа и христианской религии. Иными словами, на Западе существует опасная тенденция противопоставлять веру Иисуса и веру в Иисуса. При нынешнем упадке веры значение веры во Христа всячески подчеркивается за счет того, что имело принципиальное значение для самого Иисуса. Напротив, в русской религиозной традиции христианская религия не заглушила личную веру Иисуса. Образ и неповторимый голос Иисуса в русском народе забыты меньше, чем где бы то ни было. Потому-то я и лелею надежду, что моя книга об Иисусе на русском языке найдет немало читателей. Мне кажется, что именно сейчас, на переломе человеческой истории, перед лицом угрожающей неизвестности, было бы со всех сторон полезно при судьбоносных решениях, определяющих будущее человека, учесть и голос «исторического» Иисуса. Надо надеяться, что такой минимальный демократизм по отношению к Иисусу проявят не только церковные люди, но и неверующие. Существует же обычай обращаться за советом к мудрецам и философам! Даже тот, кто ничего не знает о вере, не будет спорить с тем, что Иисус высказывал мнения по разнообразным личным и общим проблемам, которые затрагивают нас и сегодня. Конечно, с этими мнениями не обязательно соглашаться, но по меньшей мере обсуждения они заслуживают. Чтобы правильно судить об образе мыслей и личности Иисуса, желательно кое-что узнать о еврейской религии и еврейском обществе, в котором жил Иисус. То, что Иисус был евреем, само собой понятно, и я не хотел бы здесь это подчеркивать. Я не встречал никаких препятствий, когда говорил об этом на своей родине в Чехии, при Масарике, вплоть до прихода Гитлера. Однако я отдаю себе отчет в том, что здесь мне не стоит слишком много говорить об Иисусе как о еврее, потому что тайна зла уже снова в действии (см. 2 Фес 2:7). То, что было скрыто, было удержано (там же, ст. 6 и 7), сейчас — здесь, и обильными речами я едва ли смогу образумить тех, кто находит удовольствие в неправде (там же, ст. 7, 12). Но не могу и совсем промолчать хотя бы по чисто педагогическим соображениям. Среди ученых я отнюдь не единственный, кто на основании критического анализа источников пришел к выводу, что Иисус был верным своей религии евреем и что он был убит оккупационными властями в качестве такового. На протяжении человеческой истории подобная судьба постигла миллионы его братьев по крови. Если моя книга хоть немного помогла читателю осознать, что жизнь Иисуса — это жизнь еврея, она тем самым облегчила правильное восприятие слов Иисуса и понимание его судьбы. Кто поставит мне в упрек то, что я отдаю свои силы и знания, чтобы сделать доступным для людей достоверный образ Иисуса? Несколько замечаний собственно о книге. В главе «Происхождение» я повторяю распространенное мнение о том, что во времена Иисуса не было известно ни одного потомка царя Давида[1] . А значит, последователи Иисуса, видевшие в нем долгожданного Мессию, лишь задним числом объявили его «сыном Давида», тем самым узаконив его мессианское звание. Однако, как оказалось, это мнение не вполне оправданно. А именно, как выяснилось, правы те немногие ученые, которые предполагали, что тогда среди евреев было немало потомков Давида. Я и сам представил свидетельство в пользу этого предположения, опубликовав в одном научном журнале (The Israel Museum Journal, Jerusalem, 1986, vol. 5, p. 37–40) надпись на гробнице времен Иисуса, которая гласит, что там лежат кости тех, кто происходит «из дома Давида». Так что, если бы оказалось, что Иисус и на самом деле был потомком царя Давида, он не был бы белой вороной. Выяснилось также, что мое изображение сцены распятия Иисуса, вероятно, требует одной немаловажной поправки. Когда я писал свою книгу, мне уже было ясно, что «евангелие по Марку представляет собой существенно переработанный древний рассказ». Однако из этого факта я тогда не сделал необходимых выводов. Между тем Марк изображает Иисуса как эдакого одинокого чудотворца. Его не понимает никто, даже собственные ученики, апостолы. По Марку (которому следует Матфей), даже на пути к смерти он одинок среди своего народа, всеми оставлен и ненавидим, а его ученики сбежали в момент ареста. В самом конце его бранит и распятый вместе с ним разбойник, и, умирая, он уверен, что даже Бог его оставил. Однако, сравнивая этот сильно стилизованный образ Марка с рассказом о распятии Иисуса у Луки, а также у Иоанна, нетрудно убедиться, что, хотя многие детали у Марка (а потому и у Матфея) можно считать историчными, в целом перспектива, в которой Марк видит события, создана его особенной точкой зрения. То, что Марку удается быть убедительным, можно увидеть на примере моей книги. Созданный им образ одинокого, оставленного всеми, идущего на смерть человека Иисуса, непонятого и поносимого людьми, так сильно меня увлек (а я, естественно, находился под влиянием современного экзистенциализма), что я, в общем, следовал ему, когда писал о распятии Иисуса. Более того, вымышленное немое одиночество Иисуса на судебном процессе я подкрепил в том же стиле цитатой из «Процесса» Кафки (см. главу «Смерть»)! Позднее я изменил свою точку зрения (см. мое исследование «Распятый и евреи» в сб. трудов: Flusser D. Entdeckungen im Neuen Testament. Bd. 1, Neukirchen, 1987, S. 197–209). Хотя эта проблема и очень важна, я должен быть краток. По Марку, Иисус в момент своей смерти всеми покинут и всем ненавистен. Только обращенный язычник, римский центурион, объявляет себя его сторонником (Мк 15:39), да издали следят за ним женщины, которые и раньше за ним следовали (Мк 15:40–41). Рассказ Луки, напротив, менее теологичен и более историчен: Иисус идет на смерть в сопровождении своего народа. Такое сочувствие понятно. Ведь в течение всего времени, пока Иисус учил в Иерусалиме, массы были на его стороне, и первосвященники не осмеливались арестовать его на глазах у всех, так как «боялись народа» (Лк 20:19; Мк 12:12). Когда же римляне его распяли и на кресте повесили оскорбительную для евреев надпись, какие еще чувства мог испытать любой еврей при виде этой картины, кроме чувства горя и сострадания к мученику, жертве жестокости римлян? Однако, усиливая мрачность своего образа, Марк (а за ним и Матфей) опускает плачущих женщин, сопровождавших Иисуса на его крестном пути, и потрясающие слова Иисуса, обращенные к жительницам Иерусалима (Лк 23:27–30). Другая картина у Луки, согласно которому за Иисусом к месту казни шла большая толпа евреев и среди них много женщин. По обыкновению того времени, шествие сопровождалось погребальным плачем, и Иисус со словами сердечного сочувствия обратился к рыдающим жительницам Иерусалима. А когда Иисуса распяли, «народ стоял и смотрел» (Лк 23:35). В третий раз толпа упоминается, когда Иисус умер: «И вся толпа, собравшаяся посмотреть на зрелище, увидев, что произошло, разошлась по домам, ударяя себя в грудь» (Лк 23:48). Какая волнующая и ум, и сердце, правдивая по своему смыслу картина! Нашему поколению, которое видело так много бесчеловечного, которое потеряло столь много своих собратьев убитыми и казненными, не требуется никаких усилий, чтобы присоединится к скорби о Распятом: его смерть — прообраз всех мученических смертей. Согласно христианскому учению, она вмещает, в сущности, всех замученных и умерших насильственной смертью за всю историю. Быть может, мысль о смерти Иисуса, а также его живая проповедь о любви кого-то побудят сегодня пересмотреть свою жизнь, сделают его более человечным, уменьшая тем самым угрозу бесчеловечности, или, по крайней мере, кому-то помогут вынести возможные проявления бесчеловечности. Дай Бог, чтобы моя книга на русском языке хотя бы в малой мере этому способствовала!
Давид Флуссер Иерусалим 29 апреля 1990 г.
Источники
Эта книга была написана главным образом с той целью, чтобы показать, что история жизни Иисуса может быть написана в принципе. Конечно, мы больше знаем о Цезаре (современнике Иисуса) и о некоторых римских писателях. Однако когда речь идет о евреях послебиблейского периода, Иисус наряду с еврейским историком Иосифом Флавием и, пожалуй, апостолом Павлом относится к числу тех из них, о жизни и взглядах которых мы информированы лучше всего. При составлении биографии Иисуса мы сталкиваемся с определенными трудностями. О его жизни мало что можно узнать из нехристианских источников. В этом отношении его постигла участь Моисея, Будды и Мухаммеда: о них также отсутствуют свидетельства со стороны непосвященных современников. К важным источникам сведений об Иисусе относятся только четыре евангелия: по Матфею, Марку, Луке и Иоанну. Другие произведения Нового Завета не сообщают о нем почти ничего, а четвертое евангелие справедливо считается — если говорить об историческом Иисусе — ненадежным источником. Три первых евангелия основаны главным образом на общем историческом материале. Поэтому их иногда печатают вместе — тремя колонками. Такое издание текстов евангелий называют синопсисом, а три первых евангелия — синоптическими. Итак, попробуем ответить на вопрос, не приводит ли отсутствие нехристианских источников к непреодолимым трудностям при реконструкции жизни Иисуса. Если религиозный гений жил в таком культурном окружении, в котором нетрудно собрать подробные сведения о его становлении и обстоятельствах его жизни, то неизбежно возникают попытки дать этому религиозному феномену психологическое объяснение. Нетрудно понять, что такие попытки, как правило, не приводят к удовлетворительному результату хотя бы потому, что дух дышит, где хочет. В особенности это относится к людям, которые сами были захвачены духом. Кто осмелился бы психологически объяснить тайну личности, скажем, святого Франциска? Стало быть, полная невозможность изобразить психологию Иисуса, не заставляя читателя пережить мучительное чувство фальши, коренится не столько в характере источников, сколько в личности самого Иисуса. Обычно так и бывает: даже при обилии внешних свидетельств наиболее достоверным источником сведений о харизматике следует считать его собственные высказывания и сообщения верующих (естественно, они требуют критического прочтения). Свидетельства посторонних могут послужить важным средством проверки основных источников. Не следует преувеличивать, как сейчас принято, недостоверность раннехристианских сообщений об Иисусе. Мало того, что в первых трех евангелиях Иисус довольно верно изображен как еврей своего времени, в них повсеместно сохранена даже сама его манера говорить о Спасителе в третьем лице. Если прочесть эти три евангелия непредвзято, можно заметить, что в общем и целом там изображен не столько Спаситель человечества, сколько еврейский чудотворец и проповедник. Почти несомненно, что этот образ не вполне соответствует историческому Иисусу. Однако очевидно, что возник он не только в результате переживания события Воскресения послепасхальной общиной. Совершенно ясно, что многие предания о чудесах и проповеди нельзя истолковать (как это делают большинство современных христианских экзегетов и богословов) в «керигматическом» смысле, т. е. как возвещение о вере в превознесенного Господа. Только в евангелии по Иоанну имеется развитая послепасхальная христология. По этой причине историческая ценность этого евангелия значительно ниже, чем синоптических евангелий. Можно сказать, что в трех первых евангелиях изображен исторический Иисус, а не «Христос керигмы». Что это значит? По общему мнению, материал синоптических евангелий восходит в основном к двум источникам: древнему рассказу о жизни Иисуса, который содержится у Марка, и источнику логий — собранию речений Иисуса, которое Матфей и Лука используют наряду с древним рассказом. Оба источника возникли в протохристианской иерусалимской общине на древнееврейском языке и впоследствии были переведены на греческий. Иисус в них предстает таким, каким его воспринимали ученики, лично знавшие учителя.
Кроме того, имеются до известной степени вторичные иудео-христианские тексты, возникшие из полемики между палестинскими и, возможно, сирийскими христианскими общинами, с одной стороны, и нехристианским еврейством — с другой. Этот материал, по-видимому, отражен главным образом в евангелии по Матфею. Для иудео-христиан[1] даже в последующие века (а их Вселенская Церковь считала еретиками) Иисус — чудотворец, учитель, пророк и Мессия — был важнее, чем проповедь о Воскресшем. Совершенно иную картину мы видим (уже на довольно ранней стадии) в эллинизированных христианских общинах, которые были основаны грекоязычными евреями и состояли преимущественно из неевреев. В них проповедовалось прежде всего о Спасении, принесенном распятым и воскресшим Христом[2] . Не случайно, что возникшие в этой среде тексты, например послания Павла, почти не касаются жизни и проповеди самого Иисуса. Поэтому с точки зрения нашего интереса к личности Иисуса можно признать счастливым то обстоятельство, что синоптические евангелия были написаны довольно поздно, по-видимому, только после 70 г., когда огромная творческая энергия «павлинистских» общин была на исходе. Этот позднейший слой синоптической традиции в основном отражает редакторскую деятельность отдельных евангелистов. Если изучить этот материал непредвзято, то из содержания и способов его выражения можно понять, что в большинстве случаев перед нами не керигма, а благочестивая рефлексия раннехристианских общин. Все же трудно составить представление об истинном положении дел, если скрытый в евангелии по Марку древний рассказ отождествить с существующим сейчас текстом евангелия. Хотя сегодня многие серьезные ученые различают первичный текст и вторичную редакторскую работу Марка, большинство из них не делает отсюда необходимого вывода. А именно, если исходный материал был существенно переработан Марком, то второе евангелие нельзя отождествлять с древним рассказом, на котором оно основано. Можно предположить, что именно этот рассказ, а не его переработанный вариант был известен как Луке, так и Матфею. Основываясь на этом предположении, Р. Линдсей (см. библиографию) предложил новый подход к синоптической проблеме и пришел к следующим выводам (в их пользу можно привести дополнительные аргументы). Кроме источника логий, Матфей и Лука непосредственно использовали древний рассказ. Редактор евангелия по Марку пользовался также текстом Луки, а Матфей, наряду с древним рассказом, довольно часто привлекал текст нынешнего Марка. Отсюда следует, что в тех случаях, когда Матфей и Марк почти дословно совпадают, первый евангелист исходил из текста нынешнего Марка, а не из древнего рассказа. Евангелие от Марка было написано на разговорном, принятом в повседневном общении, греческом языке. С точки зрения евангелиста, Иисус был одаренной сверхъестественными способностями личностью, чудотворцем, святым и одиноким человеком, которого не понимали современники и даже собственные ученики. Находясь на кресте, этот человек чувствовал себя оставленным не только своим народом, но даже своим небесным Отцом. Свое понимание смерти Иисуса Марк выразил цитатой из псалма (22:2): «Бог мой, Бог мой! Почему ты меня оставил?» (Мк 15:34 и Мф 27:46). Но даже не принимая гипотезы Линдсея и по-прежнему рассматривая дошедший до нас текст Марка как источник для Матфея и Луки, современный экзегет может без особого труда отделить в текстах евангелий работу редактора от более древнего традиционного материала. В этом немалая заслуга школы, разработавшей метод «анализа редакций». Представители этой школы, часто сами того не осознавая, подготовили почву для надежного исследования жизни Иисуса. В настоящей книге мы широко используем результаты метода «анализа редакций» и гипотезу Линдсея, чтобы идентифицировать оба древнйхдокумента — древний рассказ и источник логий. Поэтому мы иногда не основываемся на отдельно взятом евангелии, но пытаемся отделить первичный материал от работы редактора, исходя из всех трех евангелий. В таких случаях перед первой ссылкой на текст ставится «ср.» («сравни»). Читатель может контролировать нашу работу, вооружившись синопсисом. Чтобы понять Иисуса, необходимо знать иудаизм того времени. Еврейские источники не только помогут увидеть Иисуса в современном ему окружении, но также позволят правильно истолковать его высказывания. В тех случаях, когда сквозь греческий текст отчетливо проступает еврейский оборот речи, мы при переводе исходим из этого последнего, а не из буквально понятого греческого текста. В данной книге я не ставлю задачи преодолеть расстояние между историческим Иисусом и христианской верой. Я просто пытаюсь помочь современному читателю увидеть Иисуса — человека, который говорил на языке своего народа и жил внутри еврейской традиции, который ни в коей мере не отменял еврейской веры в одного всемирного Бога и предание «учителя нашего Моисея», а, напротив, стремился выявить их глубочайший смысл. Мне кажется, что наше время особенно подходит для того, чтобы понять Иисуса и его дело. Глубокий страх перед будущим и настоящим пробуждает в нас небывалую чуткость. Переоценка Иисусом всех общепринятых ценностей находит в нас сегодня отклик еще и потому, что многие из нас ощущают ту проблематичность моральных норм, из которой в свое время исходил Иисус. Как и его, нас почему-то тянет к изгоям общества, грешникам. Он считал, что не следует отвечать злом на зло (Мф 5:38–39). Отказ от этого принципа в маленькой группе и в большом мире приводит к тому, что всегда блуждающие там силы, сами по себе нейтральные, непременно становятся разрушительными. И сегодня мы можем это понять. Мы можем также, освободившись от власти застарелых предрассудков, уверенно принять принцип неразделенной любви, который отстаивал Иисус, — и сделать это не в силу филантропической глупости, а просто принять его как правильную психологическую установку. О многом нам сегодня также говорит и экстраординарность жизненного пути Иисуса. От призвания во время крещения и разрыва со ставшей чуждой ему семьей, затем открытия своего нового возвышенного сыновства он устремляется вниз, в толпу больных и одержимых, и далее — к смерти на кресте. В свете этого пути слова, которые, согласно Матфею (28:20), произносит Воскресший, приобретают для нас новый, непосредственный смысл: «И я буду с вами всегда, до конца мира».
Происхождение
Иисус — употребительная греческая форма имени Йошуа.
Во времена Иисуса это имя произносилось Йешуа: так порой именуется Иисус из Назарета в древней еврейской литературе. Иногда там его называют также Йешу. Почти наверняка это галилейское произношение имени. Именно галилейским произношением выдал себя Петр после ареста Иисуса (Мф 26:73). Имя Иисус относится к наиболее распространенным в то время еврейским именам. Например, в сочинениях еврейского историка Иосифа Флавия упоминается двадцать человек с этим именем. Первый из них — библейский Иошуа, преемник Моисея, завоевавший Святую землю. Евреи того времени в силу религиозного благоговения избегали давать своим детям имена важнейших библейских персонажей — таких, как Давид и Соломон, Моисей и Аарон. Возможно, имя Йешуа-Иисус было тогда столь распространенным, поскольку как имя преемника оно употреблялось взамен имени Моисея. Отец и братья Иисуса также носили широко распространенные имена. Братьев[1][1] звали Иаков, Иосия, Иуда и Симон (Мк 6:3). Это имена библейского праотца Иакова и трех его сыновей, которые тогда встречались так же часто, как сейчас Ханс и Фриц. Иосия — это сокращенная форма имени Иосиф: именно так звали отца Иисуса. Сейчас у евреев не допускается называть ребенка именем живого отца; в древности же это был распространенный обычай. Мать Иисуса звали Марией, что соответствует древнееврейскому Мирьям. Это имя тогда тоже нередко встречалось. Из древности до нас дошло не так много женских имен (мы знаем, например, что у Иисуса были сестры, имена которых предание не сохранило). Однако Иосиф упоминает восемь женщин по имени Мирьям: первая из них — сестра Моисея, остальные были названы в ее честь. История чудесного рождения Иисуса сохранилась в двух литературно независимых вариантах — у Матфея и Луки. У Марка и Иоанна эта история отсутствует, и больше нигде в Новом Завете мы не находим ни малейшего намека на ее существование. Вне Нового Завета первое упоминание о непорочном зачатии Иисуса мы встречаем у Игнатия Антиохийского (ум. в 107 г.). Иисус Христос, как известно, означает Иисус Мессия. Согласно древней традиции, Мессия должен быть потомком («сыном») Давида. Матфей (1:2-16) и Лука (3:23–38) приводят генеалогическое древо Иисуса, которое ведет к Давиду. По обеим родословным именно Иосиф, а не Мария, происходит от царя Давида. Примечательно, что родословные приводятся как раз в тех евангелиях, которые содержат историю рождения Иисуса девственницей, т. е. у Матфея и Луки. Таким образом, создается впечатление, что оба евангелиста не ощущают противоречия между происхождением Иисуса от Давида через Иосифа и его рождением без земного отца. К тому же следует отметить, что оба генеалогических списка совпадают только в той части, которая ведет от Авраама до Давида[2] . Натяжки, имеющиеся в обоих списках, а также их значительное расхождение наводят на мысль, что обе родословные сконструированы, так сказать, ad hoc, чтобы доказать происхождение Иисуса от Давида. Само по себе для того времени было вполне естественным объявить человека, которого почитали Мессией, «потомком Давида» и тем самым узаконить задним числом его мессианский статус. Так произошло с Бар Кохбой (ум. в 135 г.). Между тем выяснилось, что во времена Иисуса жило немало настоящих потомков Давида. В последние годы был даже обнаружен оссуарий, предназначенный для останков представителей дома Давидова[3] . Правда, для обоснования мессианских притязаний одной принадлежности к роду Давидову было явно не достаточно. У нас, впрочем, нет, несмотря ни на что, твердой уверенности и в том, что Иисус был одним из потомков Давида. Итак, Матфей и Лука приводят родословную Иисуса, которая ведет к Давиду. Согласно евангелиям, он родился в том же месте, что и Давид, в Вифлееме. Правда, в этом пункте между двумя рассказами существует важное различие: по Луке (2:4), семья Иисуса прибыла в Вифлеем из-за переписи. До рождения Иисуса они жили в Назарете, куда затем и вернулись. Напротив, согласно Матфею, семья Иисуса до рождения первенца обитала в Вифлееме и только после бегства в Египет обосновалась в Назарете (2:23)[4] . Отсюда напрашивается вывод, что и предание, по которому Иисус родился в Вифлееме, и доказательство его происхождения из рода Давида возникли по очень простой причине: в то время многие верили, что Мессия должен родиться в Вифлееме и быть потомком Давида. Этот вывод подтверждает и евангелие по Иоанну (7:41–42). Против веры в мессианское достоинство Иисуса там приводится следующее возражение: «Разве может Мессия прийти из Галилеи? Разве не говорится в Писании, что Мессия произойдет из потомства Давидова, из деревни Вифлеем, откуда был родом Давид?» Следовательно, Иоанн ничего не знает ни о рождении Иисуса в Вифлееме, ни о его происхождении от Давида. Из этих слов ясно, что для признания Мессии требовалось выполнение обоих условий. Таким образом, Иисус был галилейским евреем и, вероятно, родился в Назарете. Там он, несомненно, и прожил до крещения Иоанном Крестителем, т. е. примерно до тридцати лет (Лк 3:23). Его крещение можно отнести к 27/28 или 28/29 гг. н. э. [5] . Труднее ответить на вопрос о том, как долго продолжалась его публичная деятельность от крещения до смерти. По первым трем евангелиям получается, что это время занимает не более года. Однако, согласно евангелию по Иоанну, оно охватывает два, а может быть, и три года. В настоящее время мы хорошо понимаем, что Иоанн Богослов не ставил перед собой задачи историка, а потому используемые им указания времени и места требуют дополнительной проверки[6] . Конечно, следует задать вопрос и о достоверности исторических и географических сведений, сообщаемых синоптическими евангелиями, иными словами, об обусловленности этих сведений богословской задачей, которая ставилась евангелистами. Однако существуют достаточно серьезные соображения, которые позволяют в данном случае отнестись к синоптикам с доверием. Хотя Иисус еще до своего последнего путешествия, по-видимому, бывал в Иудее и в Иерусалиме, главный район его проповеди все-таки находился в Галилее, на северо-западном берегу Генисаретского озера. Кроме того, события жизни Иисуса естественнее всего объясняются, если допустить, что между его крещением и казнью прошло очень мало времени. Некоторые ученые считают, что Иисус был распят в Пасху 30-го или 33 года. Таким образом, его крещение, скорее всего, состоялось в 28/29 г., а погиб он в 30 г. Как мы видели, у Иисуса было четыре брата и сестры. Стало быть, в этой семье было по меньшей мере семеро детей. Тот, кто рождение Иисуса девственницей считает историческим фактом и одновременно признает, что у Иисуса действительно были родные братья и сестры, должен прийти к выводу, что Иисус был у Марии первенцем. Но даже если не считать исторически достоверными рождественские рассказы Матфея и Луки, можно допустить, что Иисус и в самом деле был старшим ребенком в семье. Лука (2:22–24) сообщает, что после рождения Иисуса родители принесли его в Иерусалим, чтобы представить Господу, как это положено по Закону («всякое существо мужского пола, впервые выходящее из материнской утробы, должно быть посвящено Господу»). Правда, первенца можно было выкупить на месте, у священника[7] , но благочестивые люди пользовались всякой возможностью лишний раз совершить паломничество в Иерусалим, в Божий Храм. Таким образом, существуют две возможности: либо Лука (а может быть, его источник) сочинил эту историю, развивая тему непорочного зачатия, либо Иисус действительно был первым ребенком Марии. Отец Иисуса почти наверняка умер до крещения сына. Возможно, его уже не было в живых, когда Иисус был еще мальчиком. Во время публичной деятельности Иисуса мы встречаем его мать, братьев и сестер, но отец уже не упоминается. Согласно Луке (2:41–51), Иосиф был еще жив, когда Иисусу исполнилось двенадцать лет. «Каждый год родители Иисуса ходили в Иерусалим на праздник Пасхи. Когда ему исполнилось двенадцать лет, они пошли на праздник, как обычно. После праздника они отправились домой, а мальчик Иисус остался в Иерусалиме. Родители об этом не знали, полагая, что он в толпе путников; они прошли день пути, а потом стали искать мальчика среди родственников и знакомых. Не найдя его, они вернулись в Иерусалим и стали искать его там. Через три дня они нашли его в Храме. Он сидел посреди учителей, слушая их и задавая вопросы. Все, кто слышал его, поражались его уму и ответам». Этот эпизод из жизни мальчика Иисуса — по существу, рассказ о не по возрасту развитом ребенке с задатками ученого, хочется сказать — о юном талмудисте. Сейчас у евреев взрослым считается юноша, достигший тринадцати лет, а в то время считалось, что двенадцать лет для мальчика — уже зрелый возраст. Возможно, рассказанный Лукой эпизод отражает реальное событие. Я сам слышал нечто подобное от вдовы одного крупного исследователя Талмуда[8] , которая, безусловно, не читала Луку. Однажды, когда родители будущего ученого приехали на ярмарку, мальчик неожиданно потерялся. Родители нашли его лишь на следующее утро возле ешивы, где он горячо спорил с раввинами на ученые темы. Что-то похожее, если я не ошибаюсь, рассказывается и в автобиографии индийского философа Гупты. Рассказ Луки о мальчике Иисусе не противоречит тому, что мы знаем о еврейском образовании Иисуса. Обычно утверждается (вероятно, с известной долей справедливости), что учениками Иисуса были «люди неученые и простые» (Деян 4:13). Отсюда делается вывод (который принадлежит наименее исторически достоверному Иоанну (7:15), что и сам Иисус был человеком необразованным, так как нигде не учился. Однако, внимательно присмотревшись к высказываниям Иисуса, нетрудно убедиться, что на фоне тогдашней еврейской образованности Иисус вовсе не выглядит невеждой. Он хорошо ориентируется как в Священных Писаниях, так и в устном учении и свободно владеет этим материалом. Уровень традиционного образования Иисуса несравненно выше, чем у того же Павла. Ф Через несколько десятилетий после распятия Иисуса Иосиф Флавий характеризует его как «человека мудрого». Соответствующее место в сохранившихся рукописях «Иудейских древностей» (XVIII, 3:4) содержит признаки христианской переработки. Однако легко различимая переработка уже в начале интересующего нас места позволяет установить действительный текст Иосифа: «Около этого времени жил Иисус, человек мудрый — если его вообще можно назвать человеком». Именно эта вставка другой рукой (начиная с «если») гарантирует то, что в предшествующем предложении содержится подлинное суждение Иосифа. Иосиф, таким образом, включает Иисуса в череду еврейских мудрецов. Греческое слово «мудрый» от того же корня, что и понятие софист, не имевшее в ту пору того негативного привкуса, которым это понятие обладает сегодня[9] . Иосиф обычно употребляет это понятие, когда говорит о видных еврейских мудрецах[10] . Компетентность Иисуса в вопросах еврейской традиции подтверждается еще и тем фактом, что, хотя он «официально» и не был книжником[11] , к нему обычно обращались «рабби» («мой учитель»)[12]. «Обращение „рабби» в то время широко употреблялось прежде всего по отношению к знатокам и учителям Торы; однако оно не ограничивалось специально обученными и официально признанными учеными» [13] . Только в следующем поколении после Иисуса титул «рабби» стал обозначать ученое звание. Иисус считал неуместным, что многие фарисеи допускают по отношению к себе обращение «рабби»: Но вас пусть не называют «рабби», ибо один у вас учитель, а вы все — братья друг другу. И еще Иисус сказал: И отцом не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец — Отец Небесный (Мф 23:8, 9). Слово «абба» («мой отец») было другим распространенным тогда обращением. Даже Бар Кохбу в одном недавно опубликованном письме называют «абба». Нечто подобное говорил книжник, живший одним поколением раньше Иисуса: «Люби ремесло и ненавидь почетные звания» [14] . Этот взгляд разделяли многие. Книжники если и бывали подчас высокомерны, то уж книжными червями их не назовешь. Они заставляли своих детей учиться ремеслу, и многие из них сами были ремесленниками. Среди таких ремесленников самыми образованными считались в то время столяры. Когда обсуждался сложный вопрос, обычно говорилось: «Нет ли здесь столяра, сына столяра, который объяснит нам это?»[15] . Иисус был столяром или сыном столяра, а возможно, и тем, и другим. Само по себе это, конечно, не доказывает, что Иисус и даже его отец были образованными людьми. Но отсюда ясно, что сентиментально- идиллический образ Иисуса — образ скромного, обаятельного и наивного ремесленника — не выдерживает критики. Уже Ницше справедливо отмечал: «Известные мне опыты вычитывания из евангелий самой настоящей истории „души» доказывают, на мой взгляд, отвратительное психологическое легкомыслие» [16][2] . Все же один психологический факт из жизни Иисуса нельзя пропустить: его негативное отношение к собственной семье. Этот факт проскальзывает даже у наименее исторически достоверного Иоанна. Когда во время свадьбы в Кане мать попросила Иисуса достать вина, он сказал ей: «Что у нас с тобой общего[17] , женщина?» (2:4)[3] . Мотив напряженных отношений с семьей доведен почти до предела в одном недавно открытом апокрифическом тексте[18] . В нем рассказывается, что, когда Иисуса распяли, его мать Мария с сыновьями Иаковом, Симоном и Иудой подошли к кресту и стали рядом. А Иисус, вися на древе, сказал ей: «Забирай своих сыновей и уходи!» Впрочем, о натянутых отношениях с родственниками мы узнаем и от синоптиков. Однажды к Иисусу пришли мать и братья и позвали его. Тогда, обращаясь к ученикам, он сказал: Вот здесь моя мать и мои братья! Всякий, кто исполняет волю Отца моего Небесного, тот мне и брат, и сестра, и мать (Мф 12:46–50; ср. также Лк 11:27–28). Ту же мысль Иисус распространил и на других людей: Истинно говорю вам, всякий, кто оставил дом, или жену, или братьев, или родителей, или детей ради Божьего Царства, тот во много раз больше получит уже сейчас, а в будущем мире еще и вечную жизнь (Лк 18:28–30). И еще одно изречение на ту же тему (на семитских языках оно звучит не так бесчеловечно, как в переводах): Кто приходит ко мне, не возненавидев своего отца, матери, детей, братьев, сестер… тот не станет моим учеником (Лк 14:26). Иисус знал простую истину: решимость в вопросах веры неизбежно ведет к разрыву семейных уз. И он призывал к такой решимости, поскольку был уверен, что конец близок. «Одному человеку он сказал: Следуй за мной. А тот ответил: „Позволь мне сначала пойти похоронить отца». Но Иисус ему сказал: Пусть мертвецы хоронят своих мертвецов… Другой человек сказал ему: „Я пойду за тобой, Господи. Только позволь мне сначала попрощаться с моими домашними». Иисус ответил: Кто, положив руку на плуг, оглядывается назад, тот не годится для Божьего Царства» (Лк 9:59–62). Как мы видели, между Иисусом и его родственниками установились весьма натянутые, вероятно, даже окрашенные аффектами, отношения. Этот психологический фактор (корни которого нам неизвестны), по-видимому, сыграл определенную роль при принятии им столь важного для судеб человечества решения. Евангелист Марк сводит психологическую подоплеку семейных отношений Иисуса к довольно простой схеме: как только Иисус бросил ремесло, чтобы возвещать о наступлении Царства, родственники сочли, что он спятил. Марк рассказывает, как близкие «пришли, чтобы силой увести его, поскольку люди говорили: „Он сошел с ума»» (Мк 3:21). Это место едва ли заслуживает доверия. Оно, несомненно, является вставкой (и довольно неуклюжей) самого евангелиста[19] . К подлинному ядру рассказа, вероятно, относится лишь тот факт, что призвание Иисуса до самой его смерти считалось в семье просто опасной фантазией (ср. Ин 7:5). Иисус справедливо подозревал, что близкие в него не поверят. Поэтому после крещения он отправился не домой, а в Капернаум. Позднее, посетив свой родной город, он лишний раз убедился, что нет пророка в своем отечестве. Когда он учил в синагоге в Назарете, люди недоумевали, откуда такая мудрость у сына Иосифа. Из-за их неверия Иисус не мог там даже чуда совершить. А какова судьба родственников Иисуса после его смерти? Согласно не вполне достоверному сообщению (Деян 1:14)[20] , мать Иисуса Мария вместе с сыновьями переселилась в Иерусалим к апостолам. Брат Иисуса Иаков поверил под влиянием явления Воскресшего[21] . В 62 г. он умер за веру в брата, погубленный первосвященником- саддукеем[22] . Впоследствии поверили также и другие братья Иисуса. Со своими женами они были приняты христианскими общинами (1 Кор 9:5). Признав своего казненного брата Мессией, братья Иисуса должны были прийти к выводу, что они и сами потомки Давида. Из одного древнего источника[23] мы узнаем следующее. Цезарь Домициан заподозрил, что внуки Иуды, брата Иисуса, потомки еврейского царского рода. Он допросил их в Риме и отпустил, когда выяснилось, что они всего лишь бедные крестьяне. Впоследствии они стали во главе христианских общин, по-видимому, в Галилее, и прожили до времен Траяна. Руководителем иерусалимской общины после убийства Иакова стал двоюродный брат Иисуса Симеон. Таким образом, родственники Иисуса после его смерти, переступив через свой скептицизм, вошли в молодую иудео-христианскую общину, в которую были с честью приняты. Их можно понять: конечно, жить в организованной общине в качестве родственников самого Спасителя было рискованно, но все же проще, чем видеть в брате и сыне нечто чуждое себе. Мать Иисуса, при всей ее неспособности понять сына, была по-своему права: катастрофа, которой она опасалась, разразилась, и меч прошел через ее собственную душу (Лк 2:35). Быть может, со временем утешением для нее стала именно вера в воскресшего сына и надежда вновь увидеть его.
Крещение
В те дни в пустыне появился Иоанн Креститель[24] , который объявил о покаянии и крещении для прощения грехов. Именно об этом событии было сказано устами пророка Исайи (40:3): «Голос взывает: приготовьте в пустыне дорогу Господу, путь прямой в степи проложите для Бога нашего» [1] (ср. Мк 1:2–4). Для ессеев, тексты которых найдены в районе Мертвого моря, эти слова пророка также означали призыв «отделиться от местопребывания людей Неправды и идти в пустыню, чтобы проложить там дорогу Господу» [25] . Иоанн столь близок к ессеям, что можно предположить: некогда он был членом их общины, а затем ее оставил, так как не одобрял сектантского сепаратизма ессеев. Иоанн хотел, чтобы покаяние во имя прощения грехов стало достоянием всего Израиля. К суровому пророку пустыни устремились толпы людей, которые внимали его исполненному угроз призыву, раскаивались в своих грехах и крестились в водах Иордана. Огромное влияние на народ послужило причиной убийства Иоанна Иродом Антипой, сыном царя Ирода Великого. Иосиф Флавий сообщает[26]: «Вокруг Иоанна собирались люди, воодушевленные его словами. Ирод же боялся, как бы Иоанн, обладая такой силой убеждения, не поднял мятежа (казалось, что по его совету люди сделают все, что угодно). Поэтому он решил предупредить события и покончить с Иоанном, не дожидаясь восстания, чтобы не пришлось раскаиваться потом, когда уже будет поздно. Из-за этих опасений Ирода Иоанн был в оковах отправлен в крепость Махерон и там убит». Дальнейшие подробности о смерти Иоанна мы знаем из евангелий[27] . По всей видимости, именно крещение больше всего привлекало народ к Иоанну. Многие надеялись с помощью этого ритуального омовения загладить свои грехи и таким способом спастись от божественного гнева в день будущего Суда. Однако Креститель требовал перед омовением подлинного раскаяния. Согласно Иосифу, он был праведным человеком, который убеждал евреев «вести добродетельный образ жизни, быть справедливыми друг ко другу и благочестивыми перед Богом — и тогда приходить и креститься. Он считал, что креститься стоит не для того, чтобы вымолить прощение грехов, а ради очищения телесного, после того как душа уже была очищена праведными делами». Это в точности соответствует взглядам ессеев: погружение в воду, как традиционно считалось в Израиле, смывает ритуальную нечистоту тела; но именно содеянный грех, по мнению ессеев, делает человека ритуально нечистым; поэтому «пусть не входят в воду… не раскаявшись в своем зле, так как нечистота — на всех преступающих Его слово» [28] . Только тот «очистит свою плоть, окропляя ее водой очищения и освящая водой чистоты, кто смирит свою душу перед всеми законами Бога» [29] . Это почти дословно совпадает с только что приведенным взглядом Иоанна Крестителя: вода лишь тогда очищает тело, когда душа уже раньше была очищена праведными делами. Но что же очищает душу при раскаянии? «Святой Дух… очищает от всех грехов» [30] . Таким образом, покаяние в ессейском крещении связывается с прощением грехов, а последнее — со Святым Духом. Поскольку, как нетрудно заметить, Иоанн думал по поводу крещения то же самое, что и ессеи, он, как и они, усматривал в крещении действие Святого Духа[31] . Иоанново крещение, должно быть, протекало так. Люди, приходившие к Иоанну на Иордан — в ответ на его проповедь, — сходили перед ним в воду и погружались в нее в знак того, что они последовали призыву Крестителя возвратиться к Богу. Такая картина вытекает из семантики греческого слова, употребляемого при описании крещения[32]. Истолкование крещения в новозаветных текстах навеяно главным образом более поздней христианской практикой: подлежащих крещению младенцев крестящий опускал в воду; если крестили взрослых, то вода выливалась им на голову из чаши. Эта практика нашла отражение в раннехристианских фресках, найденных в римских катакомбах. Можно себе представить священный трепет толпы, слушавшей огненные слова Крестителя. Раскаиваясь в своих грехах и погружая свою оскверненную плоть в очистительные воды реки, люди ожидали дарования Святого Духа, который теперь очистит душу от скверны злодеяний. Разве не могли некоторые из присутствовавших в тот момент, когда действовал Божий Дух, пережить необычный экстатический опыт? «И вот, когда крестился весь народ, крестился также и Иисус… Небо разверзлось и Святой Дух спустился на него как голубь, и с неба был голос (Лк 3:21–22): Вот сын Мой единственный[33] — он угоден Мне». Таковы слова небесного голоса, согласно Матфею (3:17) и Марку (1:11). Однако некоторые ученые[34] не без основания считают, что в первоначальном варианте рассказа голос говорил Иисусу: «Вот слуга Мой — Я с ним, избранник Мой — тот, кто угоден Мне. Я ниспослал на него Мой дух, чтобы он явил народам суд справедливый» (Ис 42:1). Именно эти слова пророка, вероятно, и стояли в рассказе с самого начала, поскольку они хорошо подходят к ситуации. В те времена голос с Неба не был для евреев чем-то из ряда вон выходящим. Часто этот голос говорил словами Библии. По-видимому, также и дарование Духа, которое сопровождалось экстатическими переживаниями, не было чем-то уникальным для крестившихся тогда в Иордане. И если Иисус действительно услышал слова из книги Исайи, то эти слова («Вот… Я ниспослал на него Мой дух») послужили чудесным подтверждением дарования Духа. Уникально здесь другое. Небесный голос (если принять его слова в дошедшем до нас виде) называет Иисуса «сын Мой». Но если с неба прозвучали слова пророка, то Иисус должен был их понять в том смысле, что он призван в качестве слуги Бога, Его избранника. Тогда дарование Святого Духа, связанное с Иоанновым крещением, приобретает иное, особенное значение для Иисуса: оно должно сыграть решающую роль в его последующей жизни. Заметим, что наименования «сын», «слуга», «избранник» не являются исключительно мессианскими титулами — два последних из них могут также указывать на призвание пророка. Но сейчас эти титулы помогают Иисусу осознать, что он избран, призван и посвящен. Зная все это, мы едва ли имеем особые основания сомневаться в историчности рассказа о том, что произошло с Иисусом во время крещения в Иордане. Согласно Марку (1:9) и Матфею (3:13), Иисус пришел к Иоанну из того места, где он жил, из Назарета. А если мы отнесемся с доверием к словам архангела у Луки (1:36), то Мария и мать Иоанна Крестителя были родственницами. Ничего больше о мотивах, заставивших Иисуса присоединиться к толпе, идущей креститься к Иоанну, нам неизвестно. Зато довольно внятно говорят наши источники (если их правильно прочесть) о том, что произошло с Иисусом после крещения и призвания. Некоторые реальные трудности, которые здесь возникают, обусловлены, по-видимому, тем обстоятельством, что мы не располагаем надежными сведениями о том, где протекала деятельность Крестителя[35] . Весьма вероятно, что пророк пустыни к тому же часто менял место. Простейшей мне кажется гипотеза, согласно которой Иоанн крестил Иисуса в северной части Иордана, неподалеку от его впадения в Генисаретское озеро. Именно там расположена Вифсаида, родина братьев Андрея и Петра, которых, согласно евангелию по Иоанну (1:40–44), Иисус встретил сразу после крещения. Петр и Андрей (как и два других брата — Иаков и Иоанн, сыновья Зеведея, — также рыбачившие на Генисаретском озере) стали его первыми учениками. Петр был женат на женщине из близлежащего Капернаума; там он и жил у тещи[36] . Последняя также присоединилась к кругу верующих, после того как Иисус исцелил ее от лихорадки. Ее дом стал вторым родным домом для Иисуса. Когда он позднее посещает свой родной Назарет и терпит там полный провал, он возвращается именно в район Капернаума. Таким образом, географические границы публичной деятельности Иисуса, по всей вероятности, определяются местом его крещения и отчасти знакомством с Петром. Это — весьма конкретный факт, не несущий никакой богословской нагрузки. На тот же район указывают и слова самого Иисуса из так называемого источника логий. «Тогда он начал упрекать города, в которых больше всего совершил чудес, за то, что они не покаялись: Горе тебе, Хоразин! Горе тебе, Вифсаида! Гели бы в Тире и в Сидоне свершились те чудеса, какие свершились у вас, они давно бы в рубище и пепле раскаялись. И потому, говорю вам, Тиру и Сидону будет легче в День Суда, чем вам! И ты, Капернаум, хотел вознестись на небо? Ты низвергнешься в ад! Если бы в Содоме свершились те чудеса, какие свершились у тебя, он бы стоял и поныне. И потому, говорю вам, земле содомской будет легче в День Суда, чем тебе!» (Мф 11:20–24; Лк 10:12–15). Расположенный неподалеку от Капернаума, Хоразин в других местах Нового Завета не упоминается. Несчастная Мария Магдалина, «из которой он изгнал семь бесов» (Лк 8:2), пришла из соседней Магдалы. Северо-западная часть Галилейского (Генисаретского) озера была густонаселенной местностью с развитым сельским хозяйством: Хоразин славился своей пшеницей. Здесь жило немало рыбаков, которые в поисках богатого улова часто переправлялись на лодках на восточный берег озера. Жители этой местности ни в коей мере не были малообразованными провинциалами. Гораздо важнее географического района публичной деятельности Иисуса взаимоотношения, которые сложились между ним и Иоанном после крещения Иисуса. Подлинную картину этих взаимоотношений можно воссоздать, только избавившись от традиционных заблуждений в этом вопросе. Причина существующего искажения картины — хронологическая схема Марка, обусловленная концепцией «истории спасения» [37][2] . Поскольку в глазах христиан (возможно, не без оснований) Иоанн Креститель был предшественником Иисуса и поскольку Иисус фактически появился вслед за Иоанном, евангелист Марк делает Крестителя предтечей Иисуса в собственном смысле слова[3] . По этой причине в евангелии по Марку Иисус появляется на сцене только после ареста Иоанна: «А после того, как Иоанн был выдан, пришел Иисус в Галилею, возвещая о божественном Спасении» [4] (Мк 1:14). Матфей делает следующий шаг: так как по Марку, которому он доверяет (см. Мф 4:12–13), Иоанн был арестован еще до первого появления Иисуса, то Креститель обращается с вопросом к Иисусу (тот ли он, кто должен прийти?), уже находясь в тюрьме. В этом пункте Матфей «улучшает» источник логий (Мф 11:2; ср. Лк 7:18). Далее, Матфей, у которого вообще прослеживается тенденция сближать слова Крестителя с высказываниями Иисуса[38] , дословно вкладывает в уста Иоанна проповедь Иисуса о Царстве (Мф 3:2; ср. 4:17). Эту картину, последовательно созданную усилиями Марка и Матфея, богословы затем пытались объяснить исторически и психологически. Псевдохронологию Марка они понимали главным образом в том смысле, что появление Иисуса должно было прежде всего заполнить пустоту, которая образовалась в Израиле после ареста Крестителя. Такое понимание как будто подтверждается и евангелием по Матфею, согласно которому Иисус вначале лишь повторяет проповедь Иоанна. Из этого понимания рождается литературный образ: Иоанн Креститель, всю жизнь ожидавший Мессию, незадолго до смерти, в тюрьме, узнает о появлении Иисуса и посылает к нему гонцов. Этот образ выражает подлинную человеческую трагедию. Так исходный исторический материал был переработан сначала по богословским соображениям Марком и Матфеем, а затем, ради психологического истолкования, некоторыми учеными. То, что на самом деле в начальный период деятельности Иисуса «Иоанн еще не был брошен в тюрьму», известно не только не слишком надежному Иоанну (3:24). Лука и его источники также нигде не сообщают, что Иисус выступил лишь тогда, когда исчез Иоанн. Итак, освободив исторический материал евангелий от вторичных искажений, мы можем восстановить историю начального периода деятельности Иисуса после крещения. У Иоанна Крестителя, несомненно, существовал круг учеников. Однако большинство из приходивших креститься в Иордане людей вскоре после крещения, естественно, отправлялись домой. Иоанн не собирался основывать секту. Он полагал, что лучше, чтобы каждый возвращался к своим профессиональным занятиям (Лк 3:10–14). Однако Иисус, которому голос во время крещения поведал об избрании, не вернулся к своей прежней жизни, но «с того времени Иисус стал возвещать: Вернитесь к Богу, ибо Царство Небесное близко!» (Мф 4:17). Он призывал учеников, учил в синагогах и исцелял народ «от всяких болезней и недугов» (Мф 4:17–25). Сам Иоанн Креститель, должно быть, считал себя пророком последних времен. Народ видел в нем библейского пророка Илию, который должен появиться перед приходом Мессии. Услышав о движении, которое возникло около Иисуса в селах на Галилейском озере, Иоанн — так сообщают источники — посылает двух учеников[39] , чтобы спросить Иисуса: «Ты ли тот, кто должен прийти, или ждать нам другого?» (Лк 7:18–23; ср. Мф 11:2–6). В своей мессианской проповеди (Мф 3:4-12; Мк 1:7 и Лк 3:16) Иоанн Креститель, указывая на того, «кто идет» за ним, имел в виду текст Дан 7:13. В этом тексте изображается «некто — словно Сын Человеческий, идущий с облаками небесными». Креститель, несомненно, думал о скором приходе известной эсхатологической фигуры — Сына Человеческого (Мф 3:10; Лк 3:9), который «сильнее» его. «В руке у него лопата, чтобы расчистить гумно и собрать зерно в житницу, но мякину он сожжет огнем неугасимым» (Лк 3:16сл; Мф 3:11сл). Согласно древнему рассказу, в ответ на запрос Крестителя Иисус сообщает его посланникам: Идите и расскажите Иоанну то, что слышите и видите: слепые прозревают, хромые ходят, прокажённые очищаются, глухие слышат, мертвые воскресают, и бедным возвещается о Спасении. Это послание Иоанну Крестителю Иисус завершает предостережением: Счастлив тот, кто не ошибется во мне! (Мф 11:5, 6; Лк 7:22, 23)[40] . В этих словах Иисуса звучит сомнение по поводу позиции Крестителя, и оно было, очевидно, оправданным. Возникает вопрос: как могли относиться друг к другу Иоанн Креститель и Иисус. На чем основывалась предубежденность Иоанна по отношению к Иисусу? После открытия в Кумране ессейских текстов стало ясно, что она могла основываться на различии представлений о ходе истории спасения и, соответственно, на различном видении ближайшего будущего. Иоанн, как и Иисус, осознавал, что наступило новое время, однако верил, что это время — время Страшного Суда и конец человеческой истории, что вскоре начнется послеисторическая эра — «новое небо и новая земля». В этом толковании история спасения тесно связана с понятием Сына Человеческого как Судьи последних времен. Такое толкование характерно для ессеев, да и для всех прочих апокалиптических течений. Иисус, напротив, был уверен, что «Царство Небесное» наступит — при его содействии — еще до конца мира. На вопрос Иоанна, не имеет ли его деятельность эсхатологического смысла, Иисус отвечает в принципе утвердительно, но все-таки Мессией прямо себя не называет. Он только ссылается на совершенные им исцеления. В них Иисус видит недвусмысленный признак того, что новая эпоха уже наступила: Если я изгоняю бесов Божьим перстом, значит, дошло до вас Царство Божье (Лк 11:20). При освобождении из египетского рабства маги признали в деяниях Моисея «перст Божий» (Исх 8:19), а значит, то, что освобождение израильтян совершается самим Богом. Текст же Луки означает, что, хотя дьявол еще действует в этом мире, он уже побежден[41] . Пришел «более сильный» и одолел «сильного». Он отобрал у него «оружие, на которое тот полагался», и добро его сделал «своей добычей» (Лк 11:21–22)[42] . Иисус сообщает гонцам Иоанна также о втором факте, который свидетельствует о смысле его публичной деятельности: бедным возвещается о Спасении. Тем самым Иисус напоминает о словах пророка Исайи (61:1–2), которые с момента крещения были особенно значимы для Иисуса: Дух Господа Бога — на мне, потому что Господь меня помазал. Он отправил меня возвещать обездоленным о Спасении, исцелять сокрушенных сердцем, пленникам объявить свободу, узникам — освобожденье, провозгласить год Господней милости и День отмщения Бога нашего, утешить скорбящих. Эти слова были прочитаны Иисусом в синагоге в самом начале его деятельности (об этом см. Лк 4:16–21). Хотя Иисус и не сомневался в том, что «Царство Божье» наступило уже сейчас — в его провозвестии и в совершаемых им исцелениях, он осознавал также, что в этом веке праведники и грешники, добрые и злые неизбежно сосуществуют, живут рядом друг с другом. Он выразил это в притче о сорняках среди пшеницы (Мф 13:24–30) и в притче о неводе (Мф 13:47–52). Разделения и Суда еще нужно ждать — ждать до времени жатвы. Сейчас — время возвращения к Богу. Иисус призвал учеников и уполномочил их вместе с ним приобретать людей для Царства Божьего: он позволил им стать «ловцами людей» для Иисуса (Мф 4:19; Мк 1:17; Лк 5:10). Возникло движение, благодаря которому Божье Царство должно было стать реальностью уже сейчас и повсюду, среди этого мира. Своих учеников он убеждал: Жатва обильна, а работников мало. Молите же хозяина нивы> чтобы он послал на жатву работников (Мф 9:37–38). Последний Суд — и поэтому начало «послеисторической эпохи», грядущих новых небес и новой земли, нового, совершенного мира (олам ха-ба) в этот период Царства Небесного — еще только впереди как третья и последняя фаза мирового времени. Как откликнется человек на призыв Иисуса, Божьего посланника, будет решающим фактом для приговора на Последнем Суде: Небо и земля исчезнут, а мои слова останутся (Мк 13:31; Мф 24:35). В своем представлении о Царстве Небесном Иисус соединил раввинистическое понятие Небесного Царства и двухфазную эсхатологическую схему апокалиптиков, включив в последнюю период Царства Небесного в качестве промежуточной фазы и отождествив этот период с раввинистическими «Днями Мессии». О том, что Царство уже здесь, говорит одержанная Иисусом победа над Сатаной: Я видел Сатану падающим молнией с неба (Лк 10:18; см. также обсуждавшийся выше текст Лк 11:20) и свидетельство его последователей, исполняющих, как и он, Божью волю. Во всем этом уже сегодня предвосхищается то, что только еще в развитии, еще на пути к совершенству. Такое положение вещей называют «постепенно реализующейся эсхатологией». «День Сына Человеческого» для Иисуса еще только предстоит. А тот день и час не знает никто, кроме Отца: ни ангелы на небе, ни Сын (Мк 13:32; Мф 24:36; Деян 1:7). Поэтому призыв к бдительности становится настоятельным требованием. Иисус, очевидно, не был, как часто предполагается, представителем «молниеносной эсхатологии». В этом он отличался от Иоанна Крестителя. Именно это различие стало причиной их разделения. Чтобы понять всю глубину различий между Иисусом и Иоанном, нужно вникнуть в слова, с которыми Иисус обратился к народу после ухода посланников Крестителя: А когда они ушли, Иисус стал говорить народу об Иоанне: «На что вы ходили смотреть в пустыню? Не на тростник же> колеблемый ветром! Тогда что вы хотели увидеть* Человека в тонкотканой одежде? Но людей в такой одежде надо искать во дворцах. Так кого же вы хотели увидеть? Пророка? Да, и это не просто пророк! Он тот, о ком в Писании сказано [Мал 3:1]: «Посылаю перед тобой вестника: он проложит тебе путь». Истинно говорю вам: еще не родился на земле человек, больший, чем Иоанн Креститель, но даже наименьший в Царстве Небесном — превосходит его. Со дней Иоанна Крестителя и поныне Царство Небесное прорывается [в мир], и те, кто прорываются, овладевают им! Все пророки и Закон ещё до Иоанна предсказали это. Если хотите знать, он и есть Илия, который должен прийти. Пусть имеющий уши услышит! (Мф 11:7-15). Бубер в разговоре со мной как-то сказал: если вы способны прислушиваться, то и в поздних рассказах евангелий сможете уловить голос Иисуса. Думается, подлинный голос Иисуса можно распознать, читая его речь о Крестителе. Иисус обращается к людям, совершающим паломничество в пустыню, к Иоанну. Там не место придворным, одетым в пышные одежды, — они обитают в царских дворцах, трепещут и склоняются, как тростник на ветру. Считали ли они Иоанна новым пророком? Иисус считал Иоанна пророком и, если угодно, тем, кто в последние времена должен приготовить путь для Бога, — тем, кто прорывается. Приход Иоанна знаменует начало последних времен, решающий перелом мировой истории: все пророки до Иоанна только пророчествовали, отныне же Царство Небесное прорывается [в мир], и те, кто прорываются, овладевают им. Эти загадочные слова связаны с изречением библейского пророка Михея (2:13): «Перед ними идет тот, кто прорывается, прорываются и они вслед за ним: входят в ворота — и выходят в город. Царь их идет перед ними, Господь возглавляет их». Один средневековый комментатор[43] приводит следующее древнее толкование на это место: «„Тот, кто прорывается» — это Илия, а „Царь их» — это потомок Давида». По этому толкованию (видимо, известному Иисусу), сначала Илия пробивает брешь, а за ним следуют те, кто прорывается вместе с царем-Мессией. Согласно Иисусу, Илия- Иоанн уже пришел, и поэтому Царство Небесное отныне может прорваться в мир, так что те, кто имеет мужество принять решение, уже сейчас способны им овладеть. И еще несколько слов об этом речении Иисуса. Приход Иоанна означает, что Царство Небесное уже сюда прорвалось. И хотя сам Иоанн — величайший среди детей человеческих, самый ничтожный в Царстве Небесном превосходит его. Иоанн Креститель пробил, так сказать, брешь, через которую вторгается Царство Божье, но хотя «еще не родился на земле человек, больший», чем он (ср. Втор 34:10), сам он Царству не принадлежит. Он все еще принадлежит старому поколению. Пророки и Закон предсказывали до Иоанна. С Иоанном кончается библейская эпоха. Он исполнил роль Илии — предвестника и открывателя новой эры, мессианского Царства Божьего, представителем которого был Иисус. Кто не со мной, тот против меня, кто не собирает со мной — расточает (Мф 12:30; Лк 11:23). В этом изречении повторяется настоятельное предостережение, которое содержится также в конце цитированного выше ответа гонцам Иоанна Крестителя: Счастлив тот, кто не ошибется во мне! Слово «ошибется» передает древнееврейский глагол, который в то время употреблялся в расширительном смысле: «склоняться ко греху, превратно понимать волю Бога», буквально же он означает: «спотыкаться, оступаться». Если выразиться словами одного позднего текста (1 Петр 2:7–8), Иисус — это пробный камень: для верующих — краеугольный камень, а для неверующих — камень преткновения и скала, о которую спотыкаются (ср. также Лк 20:18). Когда Креститель обратился к Иисусу с вопросом, Иисус уже догадывался (и эта догадка впоследствии подтвердилась), что их дороги должны разойтись. Движение последователей Крестителя продолжало существовать рядом с общиной Иисуса и позднее, рядом с юным христианством — и независимо от них. Как мы видели, многие считали Иоанна вернувшимся Илией. Уже согласно еврейской Библии, Илия не умер, но был вознесен на небо. Тогда как же он, будучи бессмертным, после возвращения в конце времен под видом Иоанна мог безвозвратно погибнуть от руки Ирода? Что ж, нашлись люди, которые верили, что Иоанн Креститель воскрес (Мк 6:14), и узнавали его в Иисусе. Совершенно ясно, что некоторые ученики Иоанна разделяли веру в воскресшего учителя. Что сам Иоанн считал себя Мессией, исключено. Это ясно из смысла его проповеди: он ожидал более сильного, который еще только должен прийти (Лк 3:16). Однако среди учеников Иоанна, вероятно, уже при его жизни нашлись и такие, которые подумывали, что их господин и есть тот самый «более сильный». Так или иначе, после смерти Крестителя засвидетельствована вера в его мессианское достоинство. Поскольку Иоанн происходил из священнического рода, он определенно считался не Мессией-царем («сыном Давида»), но Мессией-священником[5] . По евангельскому рассказу выходит, что Ирод довольно скоро стал считать Иоанна опасным и поэтому лишь самое непродолжительное время не обращал на него внимания. Деятельность Иисуса после ареста и убийства Иоанна Крестителя, очевидно, также продолжалась недолго. Лиса-Ирод не спал. Через некоторое время после того, как тетрарх обезглавил Иоанна, до него «дошли слухи об Иисусе; он сказал своим придворным: „Это Иоанн Креститель — он воскрес из мертвых!»» (Мф 14:1). Позднее некоторые фарисеи предупреждали Иисуса, что Ирод замышляет убить и его. На это Иисус велел передать Ироду, что задерживается в этом краю еще дня на два — на три, а затем отправится в Иерусалим, потому что только в Иерусалиме подобает погибнуть пророку (Лк 13:31–33). Ниже будет показано, что Ирод Антипа причастен к казни Иисуса. После смерти Иоанна Иисус в глубоких и полных трагизма словах указывал ученикам на горькое сходство между смертью Иоанна и своим надвигающимся концом. К сожалению, эти слова сохранились не совсем в своем первоначальном виде. «Ученики спросили его: „А почему книжники говорят, что сначала придёт Илия?» Иисус ответил: Верно, должен прийти Илия и всё восстановить. Говорю вам: Илия уже пришел, но его не узнали и поступили с ним, как им хотелось. Так же пострадает от их рук и Сын Человеческий». И Матфей продолжает: «Тогда ученики поняли, что он говорит об Иоанне Крестителе» (Мф 17:10–13). Ранее Иисус, когда его деятельность только начиналась и в пустыне еще звучала проповедь Крестителя, говорил о себе и Иоанне: С кем сравнить это поколение? Оно — словно дети на площади, которые говорят другим детям: «Мы играли на флейте, а вы не плясали! Мы пели печальное, а вы не скорбели!»[44] . Примёл Иоанн, который не ест и не пьёт вина, и говорят: «В нём бес». Примёл Сын Человеческий, который ест и пьёт, — и говорят: «Это обжора и пьяница, приятель откупщиков и гремников». Но правота Мудрости доказана её делами (Мф 11:16–19). Людям не угодишь. Про аскета Иоанна они говорят: «Он — помешанный». И про Иисуса они позднее скажут: «Ему помогает Вельзевул».
Закон
Пройдя через Фригию и галатийские земли», Павел со своей свитой не был допущен «Святым Духом возвещать Слово в Азии… Поэтому они пересекли Миcсию и пришли в Троаду. Ночью Павлу было видение: перед ним предстал македонянин, просивший: „Приди в Македонию и помоги нам!»» (Деян 16:6-10). В этом эпизоде Павловой миссии к язычникам заключен глубокий смысл: согласно божественной воле, христианство должно было распространиться внутри Европы, благодаря чему оно стало религией сначала греко-римского, а затем и всего европейского мира. Западная культура, в отличие от еврейской и восточноазиатских (начиная с персидской) культур, не включала в качестве своего органичного элемента ритуальных и церемониальных правил, которые касаются «еды, питья и разных очистительных обрядов» (Евр 9:10). Согласно европейскому взгляду на вещи, есть можно все, «что продается на рынке… со спокойной совестью, ибо Господня земля и все, что на ней» (1 Кор 10:25–26). Идеологическое обоснование такой «свободной от Закона» точки зрения было одной из задач павлинизма и других течений в первоначальном христианстве. Хотя в ходе истории идеология христианства менялась, эта точка зрения, в общем, сохранилась неизменной: «свободное от Закона» отношение к жизни — характерная черта европейской цивилизации. Если бы христианство вначале распространилось в восточном, азиатском регионе, то в нем на почве еврейского Закона, вероятно, в большей степени развивалась бы ритуально-церемониальная сторона. Иначе оно не могло бы стать естественной для этого региона религией. Многочисленные христианские мыслители и ученые должны были как-то справиться с тем фактом, что основатель их религии был верным Закону евреем и перед ним не стояла задача приспособить еврейскую религию к европейскому образу жизни. Естественно, у Иисуса были свои проблемы в отношении к Закону и его заповедям. Однако такие проблемы могли возникнуть у всякого верующего еврея, который всерьез относился к своей вере. Ниже мы увидим, как искажает подчас до неузнаваемости позицию Иисуса по отношению к Закону чуждое ему видение евангелистов. И все же в синоптических евангелиях, если читать их в контексте своей эпохи, еще сохраняется образ Иисуса — законопослушного еврея. Наверное, мало кому из читателей известно, что Иисус синоптических евангелий никогда не преступает Закон в рамках установившейся тогда практики. Единственное исключение — выдергивание колосьев в субботу. К первоначальному рассказу здесь ближе всего Лука (6:1–5). «Однажды в субботу он проходил колосящимся полем, а ученики его срывали колосья и, растирая их руками, ели. Некоторые из фарисеев спросили: „Почему они делают то[45] , чего нельзя делать в субботу?»». Согласно общепринятой точке зрения, по субботам опавшие колосья можно растирать только пальцами. Но по мнению рабби Иехуды, который, как и Иисус, был галилеянином, это можно делать также и «руками» [46] . Следовательно, некоторые фарисеи придирались к ученикам Иисуса, очевидно, за то, что те следовали своей галилейской традиции. Незнакомый с народным обычаем переводчик оригинального текста на греческий добавил в этом месте, вероятно, для наглядности, также и срывание колосьев, не подозревая, что тем самым он ввел в синоптическую традицию единственный случай нарушения Закона учениками Иисуса. За недоразумение в случае омовения рук перед едой синоптическая традиция не несет ответственности. Заповедь об омовении рук не принадлежит, собственно, ни Писаниям, ни устному учению. Во времена Иисуса действовало правило: «Омовение перед едой не обязательно, а после еды обязательно» [47] . Здесь речь идет о раввинском установлении, которое впервые появляется, вероятно, одним поколением раньше Иисуса. Даже самые «закоснелые» среди тогдашних фарисеев — деревенские фарисеи — с недоумением покачали бы головами, если бы кто-нибудь им сказал, что Иисус порвал с Моисеевым Законом, поскольку его ученики не всегда омывают руки перед едой. В разговоре с Иисусом фарисеи подкрепляют свою позицию лишь ссылкой на «предание предков» (Мк 7:5) — наименее авторитетное в иерархии еврейских авторитетов. Иисус отвечает фарисеям также в понятиях своего времени, называя раввинское установление об омовении рук (в ту пору необязательное) «преданием человеческим» (Мк 7:8) и противопоставляя ему божественные заповеди Писаний и устного учения. Установление об омовении рук перед едой в те времена не было общеобязательным, поскольку оно относилось к тем предписаниям о ритуальной чистоте, которые не распространялись на всех евреев. Только определенные группы людей брали добровольно на себя обязательство выполнять эти предписания. Строгость и число подобных обязательств были различными. Правила ритуальной чистоты, которые принимались фарисейскими товариществами, были в целом гораздо мягче, чем правила ессейских общин. Понятно, что в спорах об омовении рук Иисус в одинаковой степени имел в виду все категории очищения: Человека делает нечистым не то, что входит в уста, а то, что выходит из уст (Мф 15:11). Следовательно, слова Иисуса никоим образом не подразумевают отмену заповедей еврейской религии, но целиком относятся к критике фарисеев. Общая истина, что именно строгое соблюдение ритуальной чистоты способствует моральной беспринципности, была справедлива и в дни Иисуса. Живший в то время еврейский автор[48] определенно имел в виду фарисеев, когда говорил о людях «развращенных и нечестивых», которые «представляют себя праведными… а на деле они обманщики: притворяясь во всем, они лишь угождают себе… Их руки и сердце погрязнут в нечистом, их уста будут изрекать непомерное хвастовство, но при этом они будут говорить: „Не прикасайся ко мне, чтобы не осквернить меня»». В этом отрывке, как и в словах Иисуса, подчеркивается противоречие между нечистыми мыслями и словами и стремлением к ритуальной чистоте. О том же самом Иисус говорит и в другом месте: Горе вам, книжники и фарисеи! Лицемеры, вы очищаете чаши и блюда снаружи, а внутри них — сплошное стяжательство и невоздержанность. Фарисей, ты слеп! Очисти сначала чашу изнутри, тогда и снаружи она будет чиста (Мф 23:25–26). Он называет фарисеев также поводырями слепыми, которые отцеживают комара, но проглатывают верблюда (Мф 23:24). Эти слова напоминают пословицу; возможно, что Иисус не был также автором изречения о том, что оскверняет человека. Поскольку этому изречению придается (и не напрасно) важное значение, попробуем выяснить, какой смысл вкладывал в него Иисус. По принятому обычаю Иисус произносил благословление над вином и хлебом. Мог ли он при этом считать, что вещи сами по себе в религиозном смысле нейтральны? Несколько десятилетий спустя раббан Иоханнан бен Заккай говорил своим ученикам: «При жизни вас и мертвый не оскверняет, и вода не очищает, но сказанное о них относится к предписаниям Царя всех Царей; Бог сказал: „Правило Я установил, предписание Я определил, человек не должен нарушать Мои предписания», так как написано[49]: „Вот правило, которое предписал Господь»»[50] . Конечно, Иисус так бы не сказал — для него это было бы, по меньшей мере, слишком рационалистично. Предварительно можно только отметить, что в глазах Иисуса любое ритуальное правило совершенно меркнет перед ценностями морального порядка. Но это еще не вся истина. Да Иисусу и вовсе не свойственно мыслить на языке столь ясных теоретических категорий. В спорах об омовении рук[51] и о срывании колосьев обвиняются ученики, а не более строгий в отношении Закона учитель. Обычно этого не замечают. И когда учителю сообщают о небрежности учеников, он не просто берет их под защиту. Яростный напор его ответа едва ли объясним вызвавшим его незначительным поводом. Похоже, Иисус пользуется случаем, чтобы высказаться по некоторым принципиальным вопросам. При этом его ответы не столь революционны, как может показаться непосвященному читателю. Слова о чистом и нечистом — почти что популярная максима, а довольно меткие замечания Иисуса в споре о срывании колосьев в субботу нисколько не выделяются на фоне умеренных высказываний книжников. Среди прочего Иисус тогда сказал: Суббота создана для человека, а не человек для субботы. Поэтому человек — господин над субботой (Мк 2:27–28). Книжники говорили так же: «Вам дана суббота, а не вы — субботе» [52] . Иисус умел создавать подходящие ситуации, чтобы с назидательной целью обрушиться на косное благочестие. Так произошло во время исцеления в субботу. Чтобы понять смысл происходящего, необходимо знать: в субботу допускались любые методы лечения, если были хоть малейшие основания считать, что человеческая жизнь в опасности. В других случаях «контактных» способов терапии применять было нельзя. Однако лечение с помощью слова недвусмысленно разрешалось по субботам даже в тех случаях, когда не было непосредственной угрозы для жизни больного. Этого порядка Иисус всегда и придерживался в исцелениях, о которых сообщается в синоптических евангелиях[53] . Другую картину дает Иоанн, которого мало интересуют исторические детали. Так, Иоанн рассказывает об исцелении слепого (этот рассказ напоминает аналогичную историю из евангелия по Марку (8:22–26). Исцеление происходит следующим образом: Иисус «плюнул на землю, смещал слюну с землей и этой грязью помазал глаза слепому» (Ин 9:6). И, в отличие от Марка, Иоанн добавляет: «А день, в который Иисус сделал грязь и открыл слепому глаза, был субботним… Тогда некоторые из фарисеев сказали: „Этот человек не от Бога, раз он не соблюдает субботу»» (Ин 9:14–16). Если бы Иисус действительно так поступал, то возражения фарисеев с их точки зрения были бы оправданны. Однако, как уже говорилось, Иисус не намеревался выступать против Моисеева Закона — он лишь стремился на конкретных примерах обнажить несостоятельность прямолинейно понимаемого благочестия. Для этой цели он нашел подходящий случай: «Однажды в субботу он пришел в синагогу и учил, а там был человек, у которого правая рука была сухая. Книжники и фарисеи следили, не совершит ли он исцеления в субботу, чтобы найти повод к обвинению против него… Иисус спросил их: Что, по-вашему, позволено делать в субботу — добро или зло, спасти человека или обречь на гибель? И, оглядев их всех, Иисус приказал человеку: Вытяни руку! Тот вытянул, и тотчас рука его стала здоровой. А они, придя в бешенство, начали совещаться, что предпринять против Иисуса» (ср. Лк 6:6-11). Итак, Иисус, о способности которого исцелять уже было известно, однажды в субботу встречает в синагоге сухорукого. Болезнь была хронической и угрозы для жизни не представляла. Исцелит ли он сейчас этого человека? Иисус это делает, но с помощью слова, что допускалось. Своим поступком и пояснением к нему он показывает, в чем смысл субботы. Естественно, это приводит в раздражение святош, не сумевших поймать Иисуса на запрещенных действиях. В риторическом вопросе Иисуса о субботе содержится мысль, что в духе Закона было бы спасти человека, а не дать ему погибнуть. Эта же мысль встречается в одном знаменитом, классическом раввинском высказывании: «Сотворен был только один человек, чтобы показать тебе: если кто погубит одного человека, он погубит, по Писанию, весь мир, а если кто спасет одного человека, он спасет, по Писанию, целый мир» [54] . Кстати, в первоначальном рассказе фарисеи явно не упоминались[55] . Эту очевидную ситуацию уже Марк представил в искаженном свете, а Матфей использовал версию Марка. Так получилось, что эта история заканчивается не бессильной яростью святош, а следующим образом: «Выйдя из синагоги, фарисеи тотчас же, вместе с иродианами, приняли решение убить его» (Мк 3:6). В этих словах явный намек на будущую казнь Иисуса (ср. Мк 15:1). Для фарисеев такая реакция крайне неправдоподобна. Даже самым злобным из них не пришло бы в голову убить Иисуса из- за того, что он совершил в субботу исцеление (к тому же разрешенное). Поэтому здесь следует отдать предпочтение тексту Луки (6:11). Таким образом, Иисус выделяет нравственную сторону поступков на фоне чисто формального выполнения Закона. Мы несколько углубим этот предварительный вывод, оставив в стороне проблему Закона и обратившись к двум другим текстам, которые относятся к жанру «споров». В первом из них, как и в словах Иисуса при исцелении сухорукого, звучат наступательные нотки. «И вот принесли к нему на носилках парализованного. Иисус, видя их веру, сказал паралитику: Дитя, твои грехи прощены. Тогда некоторые из книжников подумали: «Он кощунствует! Кто, кроме Бога, может прощать грехи?» Распознав их мысли, Иисус сказал: Почему у вас такие мысли? Что, по-вашему, легче: сказать «Твои грехи прощены» или сказать «Вставай и иди»? Но знайте, что человек[56] имеет на земле власть прощать грехи. И он велел паралитику: Вставай, бери носилки и иди домой! Тот встал и пошел домой. А народ, увидев это, пришел в ужас и стал славить Бога за то, что Он дал человеку такую власть» (ср. Мф 9:2–8). При исцелении парализованного, как и в истории с сухоруким, Иисус соединяет слово с действием. Исцеление не было самоцелью — оно было убедительным аргументом в пользу учения. Поскольку считалось, что болезни — следствие совершенных грехов, прощение грехов уже могло означать избавление от болезней. Исцелением парализованного Иисус доказывает, что Бог наделил человека властью прощать другому даже такие грехи, которые не имеют никакого отношения к прощающему! Важно также, что Иисус отпускает грехи больному после того, как он увидел веру присутствующих, а может быть, и самого больного. В оригинальных словах Иисуса речь всегда шла не о вере в Иисуса (что впоследствии в христианстве стало считаться само собой разумеющимся), но о силе веры самой по себе. Будь у вас веры хоть с горчичное семечко, вы приказали бы этой горе: «Перейди отсюда туда!» — и она перешла бы. И не было бы для вас ничего невозможного (Мф 17:20). В другом споре речь также идет о прощении грехов. Иисуса заподозрили в том, что он изгоняет духов с помощью князя духов Вельзевула и этим объясняется успех его исцелений. На эти обвинения он отвечает, в частности, следующим образом: Если кто скажет злое слово про человека — будет прощён, но если про Духа Святого — не простится ему ни в этом, ни в будущем Веке (Мф 12:32). Эти слова, к которым существуют параллели в еврейской литературе[57] , значительны хотя бы потому, что Иисус с момента крещения знает: им владеет Святой Дух. Эти слова важны также потому, что они еще раз показывают, на чем акцентирует Иисус внимание в спорах, даже если они не касаются вопросов соблюдения Закона. Мы видим: здесь речь идет о человеке, о его грехах и о границах его власти. В процессе устной и письменной передачи текста оппоненты Иисуса в спорах вырисовываются все более четко и все дальше отходят от его реальных оппонентов. Если в первоначальном рассказе иногда фигурируют анонимные и самозваные местные блюстители «святости», то теперь их прямо называют книжниками и фарисеями[58] . Стоит проследить за последовательным развитием текста, чтобы увидеть, как оппоненты Иисуса постепенно превращаются в его врагов, которыми владеет лютая злоба и единственная цель которых — низвергнуть и уничтожить Иисуса. Правда, некоторые основания считать оппонентов Иисуса фарисеями имеются. Однако в строгом смысле слова фарисеи — это члены общины, которая, как уже говорилось, добровольно брала на себя выполнение определенных правил ритуальной чистоты и другие обязательства. Во времена Иисуса фарисейская община насчитывала около 6000 членов. Ее появление восходит ко II в. до н. э. В тот бурный исторический период фарисеи выступили против господствующей маккавейской династии, которая была связана с религиозно-политическим движением саддукеев. Жизненная позиция саддукеев нашла выражение в рисунках, найденных в Иерусалиме, в гробнице некоего Ясона. Имя у него греческое, как и надпись в гробнице, которая призывает живых наслаждаться земными радостями. Хозяин гробницы был, несомненно, саддукеем и не верил в жизнь после смерти. На одном из рисунков в гробнице изображены три корабля, причем средний из них — то ли торговое, то ли рыболовецкое судно. Военный корабль в правой части рисунка преследует два других корабля. По всей видимости, это сцена нападения военного корабля на торговое судно. «Едва ли можно сомневаться, что картина морского сражения касается деятельности члена знаменитой семьи, который был здесь погребен… Это подтверждается тем, что умерший играет в этой сцене ведущую роль: мы отчетливо видим его на носу корабля» [59] . Таким образом, человек, который гонится за торговым или рыболовецким судном и другим военным кораблем, не кто иной, как Ясон. Этот саддукей Ясон был, вероятно, пиратом времен Александра Янная (103-76 гг. до н. э.). О разбоях типа изображенных на рисунке в гробнице мы знаем из слов Помпея, в которых он выражал озабоченность по поводу нападений на Сирию с моря, совершавшихся арабами и евреями. Помпей не разрешил последнему из Селевкидов занять престол, поскольку «он не способен обороняться и снова отдал Сирию на разграбление (latrocinium) евреям и арабам» [60] . Итак, фарисеи, появившись в конце II в. до н. э. как оппозиционная по отношению к саддукеям партия, были вовлечены в гражданскую войну. В результате всех событий саддукеи ко времени Иисуса образовали вокруг иерусалимского Храма небольшую, но могущественную группу священнической аристократии, а фарисеи стали учителями всего народа. Удалось им это по той причине, что они сознательно отождествили себя с народной верой. Фарисеи, по существу, выражали мировоззрение несектантского, наиболее популярного варианта еврейской религии, тогда как саддукеи превратились в контрреволюционную, если так можно выразиться, группку. Они не признавали устного предания, а веру в вечную жизнь считали досужим домыслом. Хотя фарисеев нельзя отождествлять с книжниками и более поздними раввинами, на практике эти статусы часто совпадали. В настоящее время нам известны два человека, которые сами себя называли фарисеями. Это историк Иосиф Флавий[61] и апостол Павел[62] . Однако оба они не были типичными фарисеями. В своей собственной литературе раввины никогда себя фарисеями не называют. К примеру, рабби Гамалиэл, учитель Павла, именуется фарисеем только в Деяниях Апостолов, написанных Лукой. В Деян 5:34 Лука говорит о «фарисее по имени Гамалиэл, учителе Закона, которого высоко чтили в народе». Сына Гамалиэла Шимона только Иосиф Флавий называет фарисеем[63] . В обоих случаях мы имеем дело с текстами, написанными по-гречески. Однако в этих текстах слово «фарисей» не имело тех отрицательных коннотаций, которыми оно с самого начала обладало в еврейском языке. Стоило в те времена произнести слово «фарисей», как тотчас же всплывал образ религиозного лицемера. Саддукейский царь Александр Яннай перед смертью предостерегал свою жену не собственно от фарисеев, но от «крашеных, чьи дела, как дела Зимри, и поэтому требуют отмщения Пинехаса[64]» [65] . Царь-саддукей говорит о «крашеных», ессеи называют фарисеев «белильщиками» [66][1] , а Иисус сказал: Горе вам, книжники и фарисеи! Лицемеры, вы — словно побелённые гробницы: они красивы снаружи, а внутри них — кости мертвецов и всякая мерзость. Так и вы снаружи кажетесь людям Праведными, а внутри вас — сплошной обман и злодеяния (Мф 23:27–28). Царь-саддукей видел противоречие между дурными делами «крашеных» и их претензией считаться праведниками. Осуждали дела фарисеев и ессеи: «Они Совращают народ Твой, говорят ему скользкие речи. Обольщенные толкователями обмана, они безрассудно идут к погибели… ибо дела их — в обмане» [67] . Иисус также усматривал лицемерие фарисеев в противоречии между их учением и делами, ибо они говорят, но не делают (Мф 23:3). Поразительно, что такую же антифарисейскую полемику можно найти и в раввинистической литературе, которая является собственно фарисейской. Список семи типов фарисеев в Талмуде[68] — это пятикратное повторение темы лицемерия; только в двух последних пунктах фигурируют положительные типы фарисеев. Таким образом, не случайно, что антифарисейская речь Иисуса (Мф 23:1-36) расчленяется семикратным «Горе вам…». Первый тип фарисеев в талмудическом списке — это «фарисей плеч, который заповедь взваливает на плечи»[69]. Иисус говорит в таких же выражениях: фарисеи готовят непосильную ношу и взваливают её людям на плечи, а сами, чтобы сдвинуть её, и пальцем не шевельнут (Мф 23:4). Ессейская литература наполнена горькими упреками р адрес фарисеев, хотя прямо фарисеями они не названы. Фарисеи здесь именуются «толкователями скользкого», их поступки проникнуты лицемерием, им удается ввести в заблуждение почти весь народ «ложным учением, языком обмана и устами коварства» [70] . При этом они «закрыли источник знания перед жаждущими, а жажду их утоляют уксусом» [71] . Это напоминает слова Иисуса: Горе вам, законникам! Вы, похитивши ключ от знания, и сами не вошли, и тех, кто хочет войти, не впустили (Ак 11:52; ср. Мф 23:13). И все же разница между ессейскими выпадами против фарисеев и их критикой Иисусом, как правило, довольно значительна. Если ессеи категорически отвергают учение фарисеев, то Иисус говорит: Ныне Моисеево место занимают книжники и фарисеи. Поэтому все, что они вам скажут, делайте и соблюдайте, но как они поступают, не поступайте, ибо они говорят, но не делают (Мф 23:2–3). Иисус видел в фарисеях живых наследников Моисея и потому говорил, что в жизни необходимо руководствоваться их учением. Это и понятно: хотя, как мы еще увидим, на Иисуса косвенное влияние, вероятно, оказало ессейское движение, он, в сущности, был укоренен в ортодоксальном, несектантском иудаизме, мировоззрение и практику которого представляли фарисеи. Конечно, было бы неверно считать Иисуса попросту фарисеем в широком смысле слова. Пусть критика фарисеев Иисусом не столь враждебна, как их критика ессеями, и не столь негативна, как в только что приведенных текстах, но он все же смотрит на фарисеев как бы извне, не отождествляя себя с ними. Мы еще будем говорить о напряженных отношениях, которые неизбежно должны были возникнуть между харизматическим чудотворцем Иисусом и институциализированной религией; мы также не должны забывать, что эту напряженность усиливал революционный элемент его проповеди о Царстве. Кроме того, как вскоре выяснится, само учение Иисуса ставило под вопрос устои общества как такового. Впрочем, всего этого еще недостаточно, чтобы довести отношения до непримиримого противоречия. Если бы даже филологические методы не позволяли нам легко освободиться от наслоений на источниках, все равно трудно было бы себе представить, что «фарисеи и книжники» до такой степени были враждебно настроены против Иисуса, что содействовали его смерти. Естественно, среди фарисеев были ограниченные люди (а где их нет?), для которых в этом чудаке было что-то сомнительное и которым очень хотелось поймать его на запрещенных действиях, чтобы предать суду раввинов. Однако Иисусу всегда удавалось высказываться таким способом, чтобы не давать повода для преследований. Всякий, кто изучал жизнь и учение книжников той эпохи, знает, что хотя их лидеры и были небезупречны, но мелочными их, во всяком случае, назвать нельзя. Если бы Иисусу довелось жить в бурные дни последнего маккавейского царя, весьма возможно, что он, как глава мессианского движения, испытал бы на себе преследование со стороны фарисеев. Когда фарисеи в период правления вдовы Янная Саломеи Александры захватили власть, они отнюдь не пощадили своих противников саддукеев. Из свитков Мертвого моря мы теперь также знаем, что фарисеи развернули систематические преследования ессеев. Но в дни Иисуса это уже было далеким прошлым, которого новые поколения фарисеев стыдились. Об этом свидетельствуют и следующие слова Иисуса: Горе вам, книжники и фарисеи! Лицемеры, вы воздвигаете гробницы пророкам, украшаете надгробия праведников и говорите: «Если бы мы жили в дни наших отцов, мы бы не пролили с ними крови пророков». Значит, вы и сами подтверждаете, что вы — потомки убийц (Мф 23:29– 31)[72] . Невольное свидетельство Иисуса о фарисеях подтверждается рассказом о процессе над Иисусом. Очень часто не замечают, что фарисеи, постоянно фигурирующие в евангелиях как противники Иисуса, в истории так называемого процесса над Иисусом во всех синоптических евангелиях отсутствуют. Насколько легко было бы вставить слово «фарисеи» в эти довольно поздние сообщения, показывает пример евангелия по Иоанну. Последний, нимало не смущаясь, пишет об аресте Иисуса следующим образом: «И вот Иуда пришел туда с римской когортой и стражниками, которых ему дали первосвященники и фарисеи. Они были с факелами, фонарями и при оружии» (Ин 18:3). Причины, по которым не только древние сообщения, но и три первых евангелия избегают упоминания фарисеев во время процесса над Иисусом, станут, возможно, яснее, если мы вспомним, какую роль играли фарисеи в истории христианской общины в первые десятилетия ее существования. Когда первосвященник-саддукей начал преследовать апостолов, фарисей раббан Гамалиэл заступился за них и спас их от расправы (Деян 5:17–42). В другом случае, когда Павел предстал перед синедрионом в Иерусалиме, ему удалось спасти свою жизнь благодаря тому, что он обратился к фарисеям (Деян 22:30–23:10). Затем, когда в 62 г. брат Иисуса Иаков и, вероятно, еще несколько христиан были противозаконно казнены первосвященником-саддукеем, фарисеи обратились к царю — и первосвященник был отстранен[73] . Если последний случай сопоставить с двумя первыми, трудно отделаться от впечатления, что фарисеи рассматривали преследование христиан священнической аристократией как «противозаконное». Это позволяет объяснить то, по-видимому последовательное, сопротивление, которое встречала со стороны фарисеев проводимая первосвященниками-саддукеями политика преследования христиан. Причина, по которой первые христиане стали яблоком раздора для двух еврейских партий, состоит в том, что фарисеи считали выдачу еврея чужой власти смертным грехом. Таким образом, можно предположить: фарисеи не появляются в трех первых евангелиях в качестве обвинителей Иисуса, поскольку в то время (в 80-е гг. I в.) все еще хорошо помнили, что фарисеи осуждали выдачу Иисуса римлянам. Авторы синоптических евангелий, вероятно, не могли вписать фарисеев в рассказ о процессе над Иисусом, так как в противном случае их сообщению никто бы не поверил. С другой стороны, они не сочли уместным упоминать о факте протеста фарисеев, поскольку древним историям об Иисусе они уже придали антифарисейскую направленность. Однако какие странные превращения претерпевают подчас те или иные движения в ходе своей истории! Уже во II в. христиане еврейского происхождения, которые продолжали жить по Моисееву Закону, были осуждены[74] , а позднее соблюдение заповедей Старого Завета было запрещено всем христианам, несмотря на то что Иисус говорил: Говорю вам истину: пока небо и земля не исчезнут, ни одна йота и ни одна черта не пропадёт из Закона..[75]. Поэтому кто упразднит наименьшую заповедь и научит людей пренебрегать ею, того назовут наименьшим в Царстве Небесном, а кто утвердит и на- учит людей исполнять её, того назовут великим в Царстве Небесном (Мф 5:18–20). Ф Отказ от еврейских заповедей в Церкви был связан с тем, что христианство к тому времени стало религией неевреев. Это смогло произойти по той причине, что очень многие люди в античном мире видели в Боге евреев единственного истинного Бога. Тогда было также много людей, которые отваживались и на последний шаг, чтобы полностью присоединиться к еврейской религии. Со стороны евреев отношение к такому переходу было неоднозначным: более мягкая школа Гиллеля смотрела на него доброжелательно; напротив, школа Шаммая стремилась по возможности затруднить переход в иудаизм. Следующие слова показывают, что Иисус разделял более строгую точку зрения школы Шаммая: Горе вам, книжники и фарисеи! Лицемеры, вы обходите моря и земли, чтобы приобрести хоть одного прозелита, а приобретя, делаете его достойным ада — вдвое худшим, чем вы (Мф 23:15). Если нееврей живет в соответствии с определенными моральными нормами, ничего не зная о Моисеевом Законе, он обретет свое место в грядущем мире. Но прозелит, т. е. нееврей, ставший евреем, как и всякий еврей, обязан соблюдать Закон. Если ему не удается полностью выполнять Закон, которому он раньше как нееврей не был обязан подчиняться, то теперь, после перехода в иудаизм, он, легкомысленно утратив свою прежнюю возможность спасения, становится достойным ада. Насколько мы можем судить по источникам, Иисус был невысокого мнения о неевреях, или «народах»: они погружены в хозяйственную рутину и заботы о будущем, не ведая, что завтрашний день сам о себе позаботится (Мф 6:31–34). Они подолгу пустословят в своих молитвах, поскольку думают, что благодаря своему многословию они будут услышаны (Мф 6:7). Им неизвестна еврейская заповедь о любви к ближнему, и они приветливы лишь по отношению к друзьям (Мф 5:47). В первом и третьем случаях возникает ощущение, будто Иисус говорит о пороках современного европейского общества. Другие глубокие по смыслу слова, пожалуй, в первую очередь относятся к римлянам. После того как Иисус на тайной вечере предсказал, что один из учеников предаст его, среди учеников, согласно Луке, возник спор: кто будет у них — вместо Иисуса — главой. Лука пишет: «Между ними разгорелся спор, кто из них должен считаться старшим. Он сказал им: Народами правят цари и властители носят прозвище „Благодетель». У вас же пусть будет не так! Пусть старший из вас держится как самый младший, и господин пусть будет подобен слуге. Кто главнее: тот, кто возлежит за столом, или тот, кто ему прислуживает? Разве не тот, кто возлежит за столом? Но я здесь среди вас как слуга» (Лк 22:24–27)[76]. Чтобы до конца понять эту речь Иисуса, нужно вникнуть в смысл лежащего в ее основе еврейского слова. В данном эпизоде ученики пытаются между собой решить: кто из них впоследствии станет руководителем {рае = старший, главный) общины. В речи Иисуса содержится аллюзия на Быт 25:23, где сказано, что старший (рае) Исав будет слугой младшего Иакова. Этот текст — пророчество о том, что старший из братьев Исав, потеряв свое главенствующее положение перед возвышающимся младшим братом, Иаковом, должен будет подчиниться последнему. Во времена Иисуса это пророчество неоднократно истолковывалось в том смысле, что великий и могущественный Рим (Исав) будет в конце концов служить ныне маленькому и слабому Иакову, т. е. Израилю. Подобного рода толкования текста Быт 25:23 Иисус ставит под вопрос в самой их основе. Да, в них господин и подчиненный должны поменяться местами, но речь по- прежнему идет об отношениях господства и подчинения. Верно, что римские цезари господствуют над народами, но у вас пусть будет не так! Иисус выступает вообще против отношений господства и подчинения между людьми — отношений, которые властителями народов считаются нормой. Одновременно Иисус исключает всякий повод для оправдания националистического империализма. Для него этот библейский стих означает, что больший, т. е. глава {рае), должен служить меньшим. Иисус выразил это, собственноручно прислуживая на последней вечере возлежащим за столом ученикам[77] . Из сказанного становится понятно, какими мотивами руководствовался Иисус, давая Двенадцати следующий наказ: На дороги, что ведут к народам, не выходите и самаритянских городов сторонитесь, а идите к потерянным овцам дома Израилева (Мф 10:5–6)[78] . Эти слова Иисуса относятся, по-видимому, не только к проповеди, но и к исцелениям, которые также входили в круг обязанностей учеников. Во всяком случае, сам Иисус, как правило, не исцелял неевреев. Однажды его просила ханаанеянка вылечить свою больную дочь, и он тогда ответил то, что уже однажды говорил ученикам: Я послан только к потерянным овцам дома Израиля. Но женщина, бросившись ему в ноги, взмолилась: «Господин мой, помоги!» Он сказал: Нехорошо отбирать хлеб у детей и бросать его собакам. Она настаивала: «Да, господин мой, но ведь и собакам достаются крохи со стола хозяев». Слова женщины произвели впечатление на Иисуса, и ее дочь с того момента стала здоровой (Мф 15:21–28). В евангелиях упоминается еще лишь один случай, когда Иисус вылечил нееврея. Это — исцеление слуги Центуриона, римского офицера из Капернаума (Мф 8:5-13; Лк 7:1-10). Из евангелия по Луке мы узнаем, что центурион не был язычником, но принадлежал к категории «боящихся Господа» [2] . Этот центурион сказал Иисусу: «Господин мой, я недостоин принять тебя под своим кровом. Скажи только слово, и мой слуга выздоровеет». Благочестивый римлянин, вероятно, заботился, чтобы Иисус прикосновением к нееврею не нарушил ритуальной чистоты, и поэтому просил его совершить исцеление на расстоянии. По его разумению, для такого необыкновенного рабби, каким был Иисус, это не составит труда. Он рассуждал, привлекая сравнение с собой: «Сам я человек подчиненный, но и у меня есть под началом воины, и одному я говорю: „Ступай» — и он идет, а другому: „Иди сюда» — и он приходит; слуге говорю: „Сделай то-то» — и он делает». Услышав это, Иисус удивился и, обернувшись к сопровождавшей его толпе, сказал: Такой веры я не видел даже в Израиле… В тот же миг слуга выздоровел. Этими двумя историями и ограничиваются случаи исцеления неевреев в евангелиях. В обеих историях решающие слова произносят «язычники», а не Иисус, слова, которые глубоко трогают Иисуса. Заметим, между прочим, что в раввинистических источниках вовсе не представлена точка зрения, согласно которой нельзя было бы исцелять неевреев. Итак, образ, который сохранили три первых евангелия, предельно ясен: еврей Иисус действует среди евреев и только среди них и желает действовать. Это подтверждает и апостол язычников Павел: Иисус «был подвластен Закону» (Гал 4:4); он «стал слугой обрезанных, чтобы показать верность Божью и подтвердить, что Бог исполнил свое обещание праотцам» (Рим 15:8). Стало быть, то, что Иисус действовал только среди детей Израилевых, не было признаком национальной ограниченности; это вытекало из миссии, которую поручил ему Небесный Отец. Он послал его только к потерянным овцам дома Израилева (Мф 15:24). Так же начинается и посланническая речь к ученикам: На дороги, что ведут к язычникам, не выходите и самаритянских городов сторонитесь… (Мф 10:5–6). Сначала нужно собрать тех, кто был рассеян, из народа Израилева. Затем все народы точно так же, как и евреи, должны услышать весть о Царстве Божьем и каждый будет поставлен перед выбором — принять или не принять божественное спасение (ср. Рим 1:16). Только апостол Павел в Послании к Римлянам (11:25–26) пришел к выводу, исходя из своих соображений, что в божественном плане спасения еврейский народ стоит в конце этой последовательности. Впрочем, у отдельных представителей народов Иисус встречал и такую веру, какой он не видел даже в Израиле. Иисус — и не он один в Израиле[79] — знал, что язычники, возможно, более готовы к покаянию, т. е. возвращению к Богу, чем дети Израилевы: Горе тебе, Хоразин! Горе тебе, Вифсаида! (Мф 11:20–24; Лк 10:13–15). В плаче о Иерусалиме (Лк 13:34–35 и 19:41–44) вместе с глубокой озабоченностью Иисуса будущей участью своего народа выразилась и его нерасторжимая с ним связь: О если бы ты хоть сегодня понял, что могло принести тебе мир! Но это от тебя остается сокрытым (Лк 19:42). И когда он изрекал пророчества о разрушении Иерусалима и Храма (Лк 19:43, 44 и 21:20, 24, 28), на краю сознания у него оставалась мысль об освобождении собственного народа — когда кончится срок, отведенный язычникам (Лк 21:24). Имеется в виду период угнетения евреев другими народами. (Подробно об этом см. мои исследования «Prophetische Aussagen Jesu iiber Jerusalem» и «Jiidische Heilsgestalten und das Neue Testament».) Представители различных иудео-христианских сект считали, что только они сберегли наследие своего учителя и что никто, кроме них, не постиг истинный смысл иудаизма. Как синагога, так и церковь заклеймили этих людей как заблуждающихся. История прошла мимо них. Они жили в строгом соответствии с еврейским законом. Евангелие Иисуса постепенно превратилось у них в пустую апологетику и жалкую карикатуру на свой оригинал. Еще в X в. их можно было встретить где-нибудь возле Моссула[80] , страшно одиноких в своей нечеловеческой верности.
Любовь
Революционное, если угодно, начало в проповеди Иисуса не основывалось на критике еврейского Закона как такового; оно проистекало из критики отношения к этому Закону. В ней Иисус мог вполне опираться на уже существовавшую традицию. Позиция Иисуса наиболее ярко выразилась в радикальном истолковании заповеди о любви, призыве к новой нравственной установке и идее Царства Небесного. Примерно за 175 лет до рождения Иисуса один еврейский книжник с греческим именем Антигон (Антигон из Сохо) имел обыкновение говорить: «Не будьте как рабы, работающие на господина ради награды, но будьте как рабы, служащие господину без корысти. И да будет страх небесный с вами!»[81][1] . Это изречение[82] характеризует изменение интеллектуального и морального климата в еврейском обществе, которое произошло со времен библейской древности. Оно свидетельствует об углублении и утончении нравственного сознания в иудаизме, которое было важным предварительным условием появления учения Иисуса. Религия Израиля провозглашает единственного, справедливого Бога. Ее иконоборческая нетерпимость тесно связана с непреклонной этической волей. Библейская справедливость стремится осуществить себя в новом законе и новом справедливом общественном устройстве. Справедливость Бога — это одновременно и сострадание: Он особенно заботится о бедных и угнетенных, поскольку ждет от человека не проявления силы и власти, но благоговения перед Ним. Религия евреев — это этическая религия, в которой обязательным является принцип справедливости. Поэтому в этой религии столь важное значение приобретает разделение людей на праведников и грешников. Представление о том, что Бог награждает праведников и наказывает грешников, выражало в глазах евреев правду их религии. А как иначе может править в мире божественная справедливость? Однако, как правило, судьба человека не соответствовала его моральному рвению, и слишком часто виновный оставался не наказанным, а добрый не получал вознаграждения: нередко жизнь праведника складывалась неудачно, а у преступника все шло хорошо. Очевидно, здесь что-то не так. Впрочем, решить проблему добра и зла до сих пор не удавалось ни одной религии и ни одной этической системе. В еврейской Библии горькому жребию праведника посвящена книга Иова. Но и языческой восточной литературе мудрых хорошо знакома эта проблема — в ней также звучит вопль отчаяния: «Идут дорогой успеха те, кто не ищет Бога, … ослабли и захирели молившиеся Богине» [83][2] . Однако не такая постановка вопроса послужила причиной переворота, который затем привел к моральному императиву Иисуса. Как уже говорилось, морально-религиозное правило, согласно которому праведник должен процветать, а злодей плохо кончает, все снова и снова опровергалось самой жизнью. Но для тогдашних евреев это правило было сомнительным совсем с другой точки зрения: если бы даже оно подтверждалось повседневным опытом, нельзя было не задаться вопросом, насколько верна простая схема деления людей на праведников и грешников. Известно же, что ни один человек не является ни совершенным праведником, ни совершенным грешником, так как в его душе происходит борьба добрых и дурных побуждений. Спрашивается, где тот предел, до которого простираются сострадание и любовь Бога к человеку? Далее, предположим, что вознаграждение праведника и наказание грешника следуют с непосредственной для всех очевидностью. Но какова тогда нравственная ценность поступков, если человек делает добрые дела, ожидая вознаграждения? Как говорилось, уже Антигон из Сохо считал такой подход низменной моралью рабов: человек должен действовать нравственно, исключив всякую мысль о том, что ему гарантирована награда. Поскольку евреям того времени было понятно, что уже не существует — как в старые времена библейской религии — отчетливой границы, разделяющей людей на праведников и грешников, постольку принцип «любить добрых и ненавидеть злодеев» становится слишком отвлеченным. А раз уж, помимо того, трудно судить о пределах любви и милосердия Бога, многие пришли к выводу, что необходимо по отношению к ближнему проявлять любовь и сострадание, тем самым подражая Богу. Слова об этом Лука (6:36) вкладывает в уста Иисуса: Будьте милосердны, как милосерден ваш Отец! Впрочем, это — старое раввинское изречение[84] . Слова Лк 6:36 служат параллелью к Мф 5:48: А вы будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный. Этим изречением завершается короткая проповедь, в которой Иисус учит, что любовь Бога распространяется на всех людей независимо от их взглядов и поведения, ибо Он велит солнцу восходить над злыми и добрыми, посылает дождь на праведных и неправедных (Мф 5:45). Рабби Аббаху говорил: «День, в который идет дождь, более значителен, чем день Воскресения. Ибо от последнего польза только праведникам, а от первого — и праведникам и грешникам» [85] . Рабби Аббаху жил во II в.; он был современником Оригена. Однако подобное изречение существовало и во времена Иисуса[86] . В тех кругах еврейского общества, где новое сознание нашло наиболее последовательное выражение, образ жизни, исполненный любви к ближнему, рассматривался как необходимое условие для примирения с Богом. «Грехи, совершенные человеком по отношению к ближнему, прощаются в Судный День лишь после того, как он примирился с ближним». Так сказал один раввин за несколько десятилетий до Иисуса[87] . Иисус говорил нечто подобное: Если вы прощаете людям проступки, то и Отец ваш Небесный простит вас, а если вы им не прощаете, то и Отец ваш Небесный не простит вам ваши проступки (Мф 6:14–15). Самое древнее письменное свидетельство о новой еврейской этике — это Сир 27:30– 28:7 (в син. пер. Сир 27:33–28:8). Автор этого текста Иешуа бен Сира написал свою книгу примерно в [185 г]. до н. э. Ярость и гнев — это тоже мерзость: только грешник в себе их носит. Мстящему другим отомстит Господь: Он все его грехи будет помнить. Оставь обиду на ближнего — и тогда молись — и будут прощены тебе грехи. Ты хранишь гнев на человека, а у Господа просишь исцеления? К себе подобному не имеешь сострадания, а молишься о прощении грехов? Сам, будучи плотью, лелеешь злобу? (Кто расплатится за твои грехи?) Помни о конце и прекрати вражду, о закате и смерти — и соблюдай Закон. Помни о заповедях и не злись на ближнего, о Завете Всевышнего — и снизойди к виновному. Мысль, которую мы уже встречали, о том, что необходимо сначала примириться с братом, а уже потом просить о себе самом, переплетается у Бен Сиры с характерно для того времени трансформированной идеей воздаяния. Старый принцип справедливого воздаяния, согласно которому праведник награждается по мере своей праведности, а грешник наказывается по мере своей греховности, был для некоторых уже непривлекательным. Теперь ход мысли таков: если ты любишь ближнего, Бог воздаст тебе добром, но если ты ближнего ненавидишь, то тем же отплатит тебе и Бог. Нечто в этом роде позднее говорил и Иисус: Не судите других, тогда и вас не осудят. Не признавайте виновными, тогда и вас не признают. Оправдывайте, тогда и вас оправдают. Давайте, тогда и вам дано будет. Мерой настоящей, умятой, утрясенной, переполненной вам отсыплют в одежду, ибо какой мерой вы отмеряете, такой и вам отмерено будет (Лк 6:37–38). Начало этой сентенции напоминает слова знаменитого Гиллеля, который еще до Иисуса говорил: «Не суди товарища твоего, покуда не побываешь на его месте сам!»[88][3] . Фраза «Какой мерой вы отмеряете, такой и вам отмерено будет» в то время у евреев вошла в поговорку[89] . Существует важная параллель к только что приведенным словам Иисуса из евангелия по Луке. Это — логия, сохранившаяся в послании Климента Римского (ок. [96 г].): Жалейте, чтобы вас пожалели; прощайте, чтобы вам прощали! Что делаете вы, то будут делать и вам; как даете, так будут вам давать; как судите, так будут вас судить; как делаете добро, так будут делать его и вам. Мерой, какой отмеряете вы, отмерят и вам (1 Клим 13:2). Эта логия восходит к протохристианской общине, а может быть, и к самому Иисусу[90] . Темы, в разработке которых выразилось новое сознание еврейской религии, тесно переплетались между собой. Они соединяют многие высказывания Иисуса друг с другом и с высказываниями некоторых раввинов. Например, в приводимой Климентом логии есть слова: «Что делаете вы, то будут делать и вам», означающие: «Что вы сделаете ближнему, то Бог сделает вам». Это любопытный вариант так называемого золотого правила, на который ссылался также и Иисус: Как вы хотите, чтобы поступали с вами люди, так и вы поступайте с ними во всём: это и есть Закон и Пророки (Мф 7:12). Золотое правило в качестве морального императива встречается у многих народов. У евреев[91] уже до Иисуса оно рассматривалось как квинтэссенция Закона в целом. Еще Гиллель сказал: «Не делай ближнему того, что ненавистно тебе. В этом весь Закон — все прочее только комментарий». Это изречение в тогдашнем иудаизме понималось, вероятно, в следующем смысле: Бог подходит к тебе с такой же меркой, с какой ты подходишь к ближнему. Отсюда вытекает: «Что просит человек у Бога для своей души, то пусть он и делает всякой живой душе» [92] Иисус, как и до него Гиллель, видел в золотом правиле концентрированное выражение Моисеева Закона. Это и понятно, если принять во внимание, что библейские слова «Люби ближнего, как самого себя» (Лев 19:18) Иисус считал (как это обычно и считалось в иудаизме) важнейшей заповедью в Законе[93] . В древнем арамейском переводе эти слова звучат так: «Люби ближнего, как самого себя, и не делай ему того, что не понравилось бы тебе на его месте». Таким образом, в этой парафразе оборот «как самого себя» заменяется отрицательной формой золотого правила. Значит, слова «люби ближнего» понимаются как положительное требование, а слова «как самого себя» — как его отрицательная форма: ты не должен плохо обходиться с ближним, поскольку ты не хочешь, чтобы он плохо обходился с тобой. Итак, привлекая параллели из иудаизма, мы обнаруживаем тесную связь золотого правила (Мф 7:12) и заповеди о любви к ближнему (Мф 22:39) внутри учения Иисуса. Существовало и другое толкование оборота «как самого себя» в тексте очень важной в то время библейской заповеди о любви к ближнему. Дело в том, что соответствующее древнееврейское выражение можно понимать также и в смысле «такого же, как ты сам» (т. е. «себе подобного»). При таком понимании заповедь звучала бы так: «Люби ближнего, потому что он такой же, как ты». Уже Бен Сира знает это толкование, раз он требует, чтобы ближнему прощались обиды, поскольку не иметь сострадания «к себе подобному» (= «такому же человеку, как ты») — это грех (Сир 28:3–5 / син. пер. 28:2–4). Рабби Ханина, который жил на одно поколение позже Иисуса, очевидно, имеет в виду заповедь о любви к ближнему, когда говорит: «Слово, на котором стоит весь мир, — великая клятва с горы Синай: Если ты ненавидишь ближнего, дела которого так же злы, как и твои, Я, Господь, буду судить и накажу тебя; а если ты любишь ближнего, дела которого так же добры, как и твои, Я, Господь, буду верным и пожалею тебя» [94] . Таким образом, характер отношения человека к человеку определяется фактом солидарности одного с другим как в плохом, так и в хорошем. Это уже недалеко от Иисусовой заповеди о любви. Но Иисус идет еще дальше и снимает последнее ограничение со старой еврейской заповеди о любви к ближнему. Рабби Ханина считал, что нужно любить праведника и недопустимо ненавидеть грешника. Иисус сказал: А я говорю вам: любите своих врагов и молитесь за тех, кто вас преследует (Мф 5:44). Ниже мы увидим, что к аналогичному выводу, но по другим соображениям, пришли некоторые представители околоессейских кругов и что эти круги оказали определенное влияние на моральное учение Иисуса. Одним только влиянием здесь, конечно, всего не объяснить: не будем забывать, что Иисус, сторонившийся отчего дома в Назарете и ставший другом откупщикам и грешникам, чувствовал себя посланником к потерянным овцам дома Израилева. Трогательная расположенность Иисуса именно к грешникам, безусловно, объясняется не только биографическими причинами: она тесно связана со смыслом его евангелия. А содержание проповеди Иисуса, в свою очередь, определяется всей его жизнью — от самого детства до смерти на кресте. Заповедь о любви к врагам столь безусловно принадлежит Иисусу, что в Новом Завете мы слышим ее только из его уст. В других случаях мы можем узнать лишь о необходимости взаимной любви и о том, что нужно благословлять преследователей. Очевидно, нелегко было достигнуть высоты Иисусовой заповеди. Библейская заповедь о любви к ближнему упоминается Иисусом, когда он объясняет, в чем квинтэссенция Моисеева Закона: Первая и важнейшая заповедь — «Люби Господа., твоего Бога, всем сердцем, всей душой, всеми силами» (Втор 6:5). Столь же важна и вторая: «Люби ближнего, как самого себя» (Лев 19:18). Свою речь он завершает словами: На этих двух заповедях держится весь Закон[95] (Мф 22:35–40). Здесь Иисус, несомненно, использовал устно передаваемое изречение, которое он счел важным для собственной проповеди. Часто так и бывало: книжник, от которого исходило определенное изречение, по существу, лишь передавал то, что сам заимствовал из устной традиции. «Книжник…[96] похож на хозяина, который выносит из своей кладовой и новое и старое» (Мф 13:52). Таким образом, сентенция с двумя заповедями о любви, видимо, возникла до Иисуса. Как мы уже знаем, библейские слова о любви к ближнему обычно называли важнейшей заповедью в Законе[97] , и эта заповедь в самом деле была подобна другой заповеди (заповеди о любви к Богу), поскольку соответствующие библейские стихи (Втор 6:5 и Лев 19:18) начинаются с одного и того же слова. А для раввинского подхода к тексту характерно усматривать между близкими по звучанию библейскими местами также и содержательную связь. То, что Иисус на первое место выдвинул заповедь о любви к Богу, было в духе учения тогдашних фарисеев[98] . Перечень семи типов фарисеев, о котором мы уже упоминали[99] , завершается описанием двух положительных типов: фарисеев страха, подобных Иову, и фарисеев любви, подобных Аврааму. Многие раввинистические тексты, сравнивая страх и любовь по отношению к Богу, любовь ставят выше страха, поскольку с позиций нового нравственного сознания евреев служение Богу на основании безусловной любви к Нему имеет большую ценность, чем служение Ему из страха перед наказанием[100] . Таким образом, выясняется, что двойная заповедь о любви существовала в раннем (протораввинистическом) иудаизме до Иисуса и параллельно с ним[101] . То, что она не сохранилась в дошедших до нас раввинистических источниках, вероятно, чистая случайность. Ведь из текстов Марка (12:28–34) и Луки (10:25–28) видно, что в отношении «важнейшей заповеди» Иисус и фарисеи находились в полном согласии. Конечно, такие слова Иисуса, как логия о «важнейшей заповеди», в целом играют существенную роль в его проповеди. Но можно было бы без особого труда составить целое евангелие из старинных еврейских текстов, не использовав при этом ни единого слова Иисуса. Однако эта задача разрешима только потому, что евангелие у нас уже фактически есть. То же самое можно сказать и о той части Нагорной проповеди, в которой Иисус определяет свою личную позицию по отношению к Моисееву Закону (Мф 5:17–48). Здесь он, так сказать, выносит из своей кладовой новое вместе со старым. В иудаизме того времени на фоне простого понимания поступков человека, отраженного в Писаниях, развивалась целая диалектика греха. Человек больше не рассматривался как простое существо, да и сам грех порождал сложные проблемы. Если не проявить должной осмотрительности, один грех влечет за собой другой; даже такие дела, которые не выглядят как греховные, могут вовлечь человека в действительный грех. Существовало даже изречение: «Избегай зла и того, что на него похоже». Если этот подход перенести на заповеди, то получится, что второстепенные заповеди так же важны, как и главные. В этом смысле и следует понимать истолкование Иисусом Закона в евангелии по Матфею (Мф 5:17–48). Собственно, толкованию предпослана преамбула (Мф 5:17– 20), в которой Иисус обосновывает свою точку зрения. Первая фраза этой преамбулы (5:17), по-видимому, утрирована. Иисус, должно быть, только сказал: Не думайте, что я пришел отменить Закон[102]; я пришёл не отменить его, а утвердить. Так должна была звучать эта фраза в соответствии с тогдашним словоупотреблением[103] . Этими словами Иисус отклоняет предполагаемый упрек в том, что следующее затем толкование Закона упраздняет первоначальный смысл библейского слова. Разумеется, он не мог такого даже помыслить, поскольку, по его убеждению, писаный Закон таинственно связан с существованием мира (Мф 5:18). Поэтому даже второстепенные заповеди требуют подобающего к себе отношения. Такая позиция означает усиление Закона, но не со стороны его ритуальной части, а со стороны отношения к человеку и, стало быть, к самому себе. Подобная установка существовала и в иудаизме того времени, о чем, например, свидетельствует следующее высказывание: «Всякий, кто публично позорит ближнего (и таким образом заставляет его бледнеть), тот проливает кровь» [104] . По той же схеме (и формально, и в плане развития мысли) строятся две первые антитезы Нагорной проповеди (Иисусовы толкования заповедей): подсуден не только тот, кто убил, но даже тот, кто гневается на брата (Мф 5:21–22), и кто похотливо посмотрел на чужую жену, тот уже мысленно совершил прелюбодеяние (Мф 5:28). Согласно изречению, сохранившемуся в более поздних еврейских источниках[105] , три рода грешников обречены на вечные мучения: нарушители супружеской верности; те, кто публично позорит ближнего; и те, кто называет ближнего бранными словами. О последнем роде говорит также и Иисус: Кто назовёт брата глупцом, тот ответит перед синедрионом; кто назовёт его безумцем, тот заслужил адский огонь (Мф 5:22). Продолжение этого текста (Мф 5:29–30) также имеет интересную параллель в раввинистической литературе. В нем Иисус говорит (ср. Мк 9:43–48)[106]: Если твой глаз побуждает тебя оступиться, вырви его и кинь прочь! Пусть лучше часть твоего тела пропадёт, чем всё тело попадет в ад. То же говорится о руке и ноге. Ранее (Мф 5:28) Иисус сказал, что всякий, кто… посмотрел на чужую жену, тот уже мысленно совершил прелюбодеяние. В раввинистической литературе приводится мнение[107] , что еврейское слово, означающее «прелюбодействовать» (нарушать супружескую верность), состоит из четырех букв, чтобы служить предостережением не делать этого «ни рукой, ни ногой, ни глазом, ни сердцем». Иисус начал свое толкование Писаний с того, что прямо указал на важность «второстепенных» заповедей, приравняв гнев убийству, и страстное желание — прелюбодеянию. В раннехристианском тексте «Дидахэ», где сохранилось иудаистское учение о «двух путях» [108] , можно прочесть следующее: «Дитя мое! Избегай всякого зла и всего, подобного ему. Не отдавайся гневу, так как гнев ведет к убийству… Дитя мое! Не будь похотлив, так как похоть ведет к распутству… и все это порождает супружеские измены» [109] . Первая фраза нам уже знакома: это еврейская максима времен Иисуса; два случая ее применения соответствуют шестой и седьмой заповедям декалога. Это именно те заповеди, которые разъясняет Иисус (причем совершенно аналогичным образом) в Нагорной проповеди. И в толковании Иисуса, и еще яснее в «двух путях» чувствуется влияние второй пятерки заповедей декалога, касающейся отношения к ближнему. Именно поэтому Иисус заканчивает свое толкование Закона разъяснением «важнейшей заповеди»: Люби ближнего, как самого себя (Мф 5:43–48).
Мораль
Однажды некий человек сказал Иисусу: «Я последую за тобой, куда бы ты ни пошел». Иисус ему ответил: У лисиц есть норы, у птиц — гнёзда, а человеку[110] и голову приклонить негде (Мф 8:19–20). В этих словах слышится социальный протест. Черные американские парии очень хорошо поняли, что хотел сказать Иисус, выразив это в своих песнях: «У лисиц есть норы в земле, у птиц — высокие гнезда, у всякой твари — свое убежище, лишь у нас, бедных грешников, нет ничего такого» [111] . У Иисуса социальные мотивы выражены сильнее, чем у раввинов. Они составляют ядро его евангелия. Однако Иисус не был борцом за социальную справедливость в обычном смысле слова. Скорее ими были ессеи. Первоначально они представляли собой апокалипсическое революционное движение. Ессеи соединили идеологию бедности с учением о двояком предопределении, которое сводится к следующему. Они, истинные Сыны света, избранные бедняки Господа, в последние дни, которые вот-вот наступят, силой оружия и с помощью небесных сил получат землю и завоюют весь мир. А Сыны тьмы, т. е. остальной Израиль и язычники, вместе с демоническими силами, господствующими в мире, будут уничтожены. И хотя во времена Иисуса идеология ессеев, вероятно, уже не носила столь агрессивного характера и не побуждала к активным действиям, а сами ессеи все больше склонялись к созерцательному мистицизму, они продолжали жить по-прежнему, сообща владели имуществом, высоко ценили бедность и строго отделяли себя от остальных евреев. Сыны света — ессеи довели до минимума хозяйственные связи с внешним миром. Они требовали от членов общины, «чтобы никто не пил и не ел ничего из их добра и не брал от них ничего бесплатно… ибо… всех, презирающих Его Слово, Он истребит с земли, и все их дела — мерзость перед Ним, а во всем имуществе — нечистота» [112] . Таким образом, ессейская община обязывала своих членов «отделяться от сынов погибели и отказываться от нечестивого богатства» [113] . Иисус, естественно, не одобрял идеологического и экономического изоляционизма ессеев. Сыны этого мира в отношениях с себе подобными мудрее, чем Сыны света. Вот и я говорю вам: Делайте себе друзей из[114] неправедного богатства[115]… Если нечестным богатством вы не сумели распорядиться, то истинное богатство вам не доверят. Если чужим вы не сумели распорядиться, то ваше собственное вам не дадут (Лк 16:8-12). Значит, Иисус знал о ессеях и, используя их самоназвание, говорил о них, отчасти иронически, как о «Сынах света». Иисус считал, как и ессеи этого периода, что всякая собственность может заслонить собой Бога. Человек не может служить двум хозяевам сразу. Он или возненавидит одного и полюбит другого, или будет верен одному, презирая другого. Невозможно служить и богатству, и Богу (Мф 6:24). Дуалистическая терминология этой сентенции восходит к ессеям. Они все свои помыслы направляли на то, «чтобы любить все, что Он избрал, и ненавидеть все, что Он отверг, и тем самым сторониться всякого зла и держаться всех добрых дел» [116] . Существует извечная борьба между добром и злом, а значит, между Сынами света и Сынами тьмы, между Богом и Велиалом, т. е. дьяволом. Иисус так не думал. Он заимствовал у ессеев не богословие, но лишь определенные социальные выводы из их мировоззрения. Поэтому два хозяина в логии Иисуса — не Бог и Велиал, а Бог и маммона (имущество, богатство). Итак, согласно Иисусу, собственность служит препятствием для проявления высоких моральных качеств. Как трудно тем, кто богат, войти в Царство Божье! Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в Царство Божье (Мк 10:24–25). Вот почему как для ессеев, так и для Иисуса бедность, безропотность, чистота сердца и неученая простота были важнейшими религиозными ценностями. Иисус вместе с ессеями считал, что отвергнутые ныне обществом и гонимые будут первыми в недалеком божественном будущем, ибо для них — Царство Небесное. Он верил, что тогда будут утешены плачущие То, что эти слова Иисуса лишены какой бы то ни было сентиментальности, показывает следующее сразу же за макаризмами2 предостережение богатым, сытым и тем, кто сейчас смеется: им предстоит горевать и плакать (Лк 6:24–25). Благодаря найденным в районе Мертвого моря текстам становится понятным оборот «бедные в духе» [1] , который иногда в этих текстах употребляется как почтительное наименование ессеев[117] . Бедные в духе — это бедняки, которым дается Святой Дух. В одном месте ессейской Книги Гимнов (XVIII, 14–15) автор благодарит Бога за то, что Он назначил его глашатаем Своей доброты, который должен «возвестить кротким о Твоем великом милосердии, поведать сокрушенным духом о Спасении из вечного источника и плачущим — о вечной радости». Используемые здесь слова соответствуют кротким, бедным в духе и плачущим из первых трех макаризмов (заповеди блаженства) Нагорной проповеди. Другую, вероятно даже более важную, параллель к макаризмам и предостережениям Иисуса мы находим в «Завещаниях двенадцати патриархов» — произведении еврейской литературы, которое уже к ессеям непосредственного отношения не имеет. Оно возникло на периферии ессейства[118] и дошло до нас в христианской переработке, однако оригинальный текст источника идентифицировать нетрудно. По замыслу это произведение содержит последние наставления двенадцати сыновей Иакова. Один из них, Иуда, так говорит о Спасении в последние времена: «И останется один народ Господа и один язык. И уже не будет духа лжи Велиала, так как он будет брошен в вечный огонь. И умершие в печали восстанут в радости, и бедные[119] станут богатыми, и голодные будут накормлены досыта, и слабые станут сильными, и принявшие смерть во имя Господа воскреснут для жизни. И олени Иакова будут скакать с ликованием, и орлы Израиля воспарят в радостном полете. А нечестивые будут повергнуты в печаль, и грешники будут рыдать. И все народы будут славить Господа вовеки». Очевидно сходство между макаризмами и предостережениями Иисуса, с одной стороны, и приведенным Текстом — с другой. Еврейский автор поэтически развивает общее предание и перерабатывает его, вводя мотив Воскресения мертвых. Он говорит, что погибшие во имя Господа воскреснут для жизни. Иисус же обещает Царство Небесное гонимым. Отсюда видно, что «Завещания двенадцати патриархов» связаны с ессеями лишь отчасти. Сами ессеи хотя и верили в рай и ад и вечную жизнь, но не разделяли с фарисеями, а затем и христианами, веру в воскресение мертвых. Довольно странно, что Иисус также говорит о вечной жизни, прямо не упоминая о воскресении. Несколько исключений составляют спор с саддукеями, «которые считают, что нет воскресения» (Мк 12:18–27)[120] , и те места, по-видимому вторичные, где Иисус говорит о собственном воскресении. Случайно ли такое совпадение? После всего, что было сказано о ессеях, необходимо объяснить, каким образом глубоко человечные макаризмы Нагорной проповеди могли питаться духом ессеев, которые к тому времени, конечно, не были такими мизантропами, как прежде, но все- таки не отказывались от человеконенавистнической идеологии. По этому поводу можно заметить, что в самых радикальных сектах иногда наряду с ненавистью проявлялись и гуманные тенденции и что благочестивые ессейские тексты отличаются глубокой задушевностью. И если еврейский историк Иосиф Флавий и философ Филон Александрийский изображали ессеев как неких толстовцев, то в чем-то они были правы. В самом деле, бывает, что в рамках бесчеловечной идеологии с течением времени появляются вполне человечные идеи. В случае ессеев так и произошло. В еврейских кругах, соприкасавшихся с ессеями и одновременно подвергшихся глубокому влиянию со стороны нового нравственного сознания в иудаизме, это очеловечение было доведено до конца. Иисус был знаком с вызревавшими в этих кругах идеями. И он их использовал в своей переоценке всех ценностей. Ессеи считали, что их окончательная победа и уничтожение зла предрешены свыше. А пока конец времен еще не наступил, следует подчиняться злым властям этого мира, руководствуясь следующими «правилами пути»: «Вечная тайная ненависть к людям преисподней! Пусть оставляют им имущество и ручной труд, как раб своему хозяину или бедняк своему правителю. И пусть каждый усердно размышляет о том, что предназначено, и о его сроках, о Дне мщения!»[121] . В мировоззрении ессеев, стоявших на этих позициях, появилась своеобразная бесчеловечная человечность, так что член общины мог о себе сказать: «Я никому не воздам за зло, добром я буду преследовать человека, по тому что Бог будет судить все живое и каждому воздаст за его дела… Я не затею спора с людьми преисподней до Дня мщения, но моего гнева не отведу от людей неправды и не успокоюсь, пока Он не свершит правосудия» [122] . Открытие ессеев (оно состояло в том, что зло можно одолеть добрыми делами) оказалось влиятельным фактором в мировой истории. Это открытие, как мы увидим, было далее развито Иисусом и, кроме того, воспринято христианством[123] независимо от Иисусова учения о любви. В наше время принцип невоздаяния за зло (Мф 5:39) был воспринят Ганди, который познакомился с ним через христианство и «привил» его к традиционному индийскому мировоззрению. Эта, первоначально ессейская, идея легла в основу пассивного сопротивления, посредством которого Индия добилась независимости. История показала, что врага можно победить добрыми делами, даже не любя его и не делая его лучше. Ессеи хотели одерживать такие победы, однако два последних условия оказались трудновыполнимыми. Того, кому ты делаешь добро, в силу человеческой природы ты начинаешь любить. Но, что еще важнее, если ты конкретному человеку делаешь подлинное добро (а подлинным оно может быть лишь тогда, когда ты этого человека хотя бы немного любишь), то своим поступком ты обычно делаешь его лучше. Те слои общества, которые, соприкасаясь с ессеями, одолели ессейскую идеологию ненависти, тем самым одобрили одно из ее следствий — принцип добрых поступков по отношению к врагам. В уже упоминавшихся «Завещаниях двенадцати патриархов», в особенности в «Завещании Вениамина», победа над грешниками силой любви становится важным моральным императивом. «Глаза доброго человека не слепы; он проявляет сострадание ко всем, даже к грешникам, даже если они замышляют зло против него. Делая добро, он побеждает зло, и Бог защищает его… Дети, если ваши мысли устремлены к добру, то и злые люди будут в мире с вами, и беспутные будут бояться вас и обратятся к добру, и корыстолюбцы не только умерят свою алчность, но отдадут угнетенным свои излишки… У расположенного к добру нет двух языков: одобрения и проклятия, оскорбления и почтения, печали и радости, умиротворения и раздора, бедности и богатства, но у него — лишь одно чистое чувство ко всем. У него не двоятся зрение и слух… Дела Велиала двусмысленны, и нет в них простоты» [124] . В том же духе говорил Иисус: Вы знаете, что сказано: «Глаз за глаз, зуб за зуб». А я говорю вам: не отвечай злом на зло, но тому, кто ударит тебя по правой щеке, подставь и левую (Мф 5:38–39). Матфей цитирует лишь начало текста Исх 21:23сл. Но Иисус комментирует как раз последние слова этого места. Далее он продолжает (Мф 5:40–43): Если кто хочет с тобой судиться, чтобы отобрать нижнюю одежду, отдай ему и верхнюю. И если кто принуждает тебя пройти милю, пройди с ним и две. Любому просящему у тебя давай и от получившего не требуй возврата[125] . Вы знаете, что сказано: «Люби ближнего и ненавидь врага». Этой фразой (ничего похожего на нее невозможно найти в еврейской традиции) Иисус, очевидно, изображал вульгарную и довольно популярную мораль, с которой полемизировал еще Сократ. Подобная формулировка отражала, скорее, взгляды саддукейских и, возможно, ессейских кругов: «Люби ближнего, поскольку он твой друг, и ненавидь врага!» Саддукеи отстаивали принцип (также в связи С Исх 21): за всякое зло следует воздавать равным злом. Такую позицию Иисус и фарисеи решительно отвергали[126] . Согласно Матфею, Иисус продолжал указанную фразу следующим образом: А я говорю вам: любите своих врагов и молитесь за тех, кто вас преследует, — чтобы вам стать сынами Отца Небесного, ибо Он велит солнцу восходить над злыми и добрыми, посылает дождь на праведных и неправедных… Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный (Мф 5:38–48). Согласно «Завещанию Вениамина», человек «не должен говорить двумя языками — языком одобрения и языком проклятия… Только дела Велиала двусмысленны и нет в них простоты». Иисус требует от человека цельности в любви к ближнему, поскольку такая цельность присуща Богу. Слова «глаз за глаз», как известно, уже в еврейской Библии не понимались буквально[2] . Иисус хотел радикально изменить понимание этих библейских слов, истолковав выражение «ушиб за ушиб» в том смысле, что следует подставить для пощечины также и другую щеку. Подобное истолкование было в духе пиетистских кругов, соприкасавшихся с ессеями. В «Завещаниях двенадцати патриархов» рассказывается[127] , как праотец Завулон, увидев зимой совершенно нагого нищего, похитил из дома одежду и отдал ее бедняге. Однажды, ничего не найдя, что можно было бы отдать бедному, он провожал его с плачем семь стадий, так как сердце его переполнилось состраданием к нуждающемуся. С этими проникнутыми ессейскими идеями кругами Иисус разделял убеждение, что не следует отвечать злом на зло и что евангелие Спасения должно быть обращено непосредственно к бедным и изгоям. Принятый в этих кругах принцип, требующий одинакового отношения ко всем людям без каких бы то ни было различий, Иисус развил в заповедь о любви к врагам, в требование любви, в особенности по отношению к грешникам. Когда фарисеи упрекнули его за то, что он ест с откупщиками и грешниками, Иисус им ответил: Не здоровым нужен врач, а больным, и при этом добавил: Я пришел призвать не праведников, а грешников (Мк 2:16–17). Парадоксальность своего отношения к общепринятой морали Иисус великолепно передал в притче о работниках на винограднике (Мф 20:1-16). Один землевладелец, нанимая работников на свой виноградник, обещал каждому уплатить один денарий за работу в течение дня. Вечером он всем так и заплатил, независимо от того, какую часть дня каждый из работников фактически проработал. Это вызвало негодование тех, кто начал работу раньше других. Тогда владелец виноградника сказал одному из недовольных: «Друг, я ведь не обманул тебя. Разве не за денарий ты согласился работать? Возьми то, что тебе причитается, и уходи. А если мне захотелось и последнему заплатить, как тебе, разве я не вправе распоряжаться своими деньгами? Или ты завидуешь — из-за того, что я щедр?» Так Последние станут первыми, а первые — последними. Принцип воздаяния, как обычно у Иисуса, здесь остается, однако все общепринятые мерки и представления о божественной справедливости теряют силу. Можно было бы подумать: так происходит по той причине, что все различия между людьми упраздняются перед лицом всеобъемлющей любви и милосердия Бога. Однако переоценка Иисусом всех ценностей не порождает идиллии: не только любовь и милосердие, но и бедствие не отличает грешника от праведника. Однажды Иисусу сообщили о галилеянах, кровь которых Пилат смешал с кровью их жертв. Вероятно, можно было ожидать политической оценки события, но Иисус сказал: Вы думаете, это величайшие грешники во всей Галилее, раз они претерпели такое? Нет, уверяю вас. И если вы не раскаетесь, погибнете все, как они. А те восемнадцать, задавленных насмерть, когда обрушилась башня Шилоах? По-вашему, они были греховнее остальных жителей Иерусалима? Нет, уверяю вас. И если вы не раскаетесь, погибнете все, как они (Лк 13:1–5). В то время многие считали, что несчастья и болезни — это наказание за совершенные грехи, за которые пострадавший в конце концов и расплачивается. В упомянутом случае, должно быть, подразумевалось, что пострадавшие были «большими грешниками», чем все прочие люди. Иисус это мнение отвергает и направляет внимание, казалось бы, не затронутых этой бедой слушателей на самих себя: Если вы не вернетесь к Богу, погибнете все, как они. (Свой призыв вернуться к Богу, обращенный ко всему народу, Иисус формулирует в наглядной форме — в виде притчи о бесплодной смоковнице, которая следует далее (Лк 13:6–9).) Представление Иисуса о справедливости Бога несовместимо с обычными человеческими расчетами. Это представление выразилось в проповеди о Царстве, в котором последние станут первыми, а первые — последними. В рамках этого представления Нагорная проповедь неизбежно завершается Голгофой, где праведник погибает смертью преступника. Это представление содержит глубочайший нравственный смысл и одновременно находится по ту сторону добра и зла. А с такой «запредельной» позиции все «важное» — расхожие добродетели и «сделанные» личности, земные звания и гордая кичливость формальным соблюдением Закона — все это и многое другое становится непрочным и тщетным. Сократ поставил под вопрос интеллектуальное достоинство человека, Иисус — его нравственную состоятельность. Оба были приговорены к смерти. Случайно ли это?
Царство
Однажды к Иисусу подослали доносчиков, чтобы поймать его на слове. Они ему сказали: «Рабби, мы знаем, что ты говоришь и учишь откровенно, не сообразуясь с чьим бы то ни было мнением. Скажи, можно ли нам платить Цезарю подать или нет?» Иисус, угадав их умысел, ответил: Покажите денарий. Чье изображение и надпись на нем? Они ответили: «Цезаря». Тогда он сказал: Отдайте же Цезарю то, что причитается Цезарю, а Богу отдайте то, что причитается Богу (Лк 20:20–25). И на этот раз Иисусу удается без обиняков высказать свое мнение и не попасться в ловушку. Нельзя служить двум хозяевам сразу… и Богу и мамоне. Деньги исходят от Цезаря и, следовательно, ему же должны возвращаться. Эти слова Иисуса отнюдь не выражают верноподданнической позиции по отношению к римской власти; они одновременно свидетельствуют о том, что Иисус не был сторонником антиримского сопротивления. Да это было и невозможно, поскольку противоречило его моральному учению. Общественная ситуация была ему достаточно хорошо известна; но суть — не в ней. Ведь если ты вовлечен в их игру, то поневоле будешь играть по их правилам. Спор с противником улаживай поскорей, ещё по дороге в суд, иначе он передаст тебя судье, а судья — исполнителю, и тебя бросят в тюрьму. Истинно говорю тебе: не выйдешь оттуда, пока не вернёшь всё до последнего квадранта (Мф 5:25–26). Трудно согласиться с теми, кто считает[128] , что Пилат имел все основания казнить Иисуса как политического мятежника или даже что Иисус был предводителем в освободительной борьбе евреев против Рима. Помимо процесса над Иисусом, в качестве основного аргумента в пользу этого мнения приводится тот факт, что Иисус возвещал о Царстве Небесном. «Небеса» — это эвфемизм, обозначающий «Бог». Существовало всеобщее убеждение, что, когда придет Царство Божье, Израиль освободится от римского ига. Тогда большинство евреев ненавидели оккупационный режим. А партия зелотов[129] («ревностных») считала, что борьба с Римом отвечает божественной воле. Из-за зелотских террористических акций жизнь в стране стала небезопасной. Несомненно, что один из двенадцати апостолов некогда был зелотом[130] . Для зелотов единовластие Бога было элементарной аксиомой, а претензия на власть римского Цезаря находилась в вопиющем противоречии с этой аксиомой. Поэтому зелоты ожидали, что борьба против римских угнетателей ознаменует конец времен и станет началом эсхатологического освобождения Израиля[131] . Возможно, что зелоты также употребляли термин «Царство Небесное», однако именно это словосочетание служило в то время своего рода антизелотским лозунгом. Поскольку существует также явное сходство между идеей Царства у Иисуса и у раввинов, можно предположить, что именно у последних Иисус заимствовал данное понятие и развил его. У ессеев эта идея вовсе отсутствует. Господство Бога в иудаизме означает следующее: хотя единственный Бог дe юре правит уже сейчас, только в будущем, в конце времен «Царство Божье над всеми живущими на земле» [132] откроется дe факто. Если сейчас Израиль находится под игом чужеземного владычества, то в конце концов только Бог будет царствовать в Сионе. Даже антизелотские круги питались этой надеждой, и ученики Иисуса также ее разделяли. Согласно рассказу, который приводится в Деяниях апостолов (1:6–8), ученики спрашивают Воскресшего: «Господи, не восстановишь ли ты теперь Царство в Израиле?» В Откровении Иоанна звучит ликование по поводу будущего падения Рима, однако «исторический Иисус» евангелий об этом не говорит ни слова. Не был ли друг бедных и гонимых сторонником Рима? Нетрудно понять, что, если бы даже Иисус и предсказывал падение Рима, евангелисты едва ли захотели бы об этом упоминать, чтобы не сделать фигуру основателя своей религии еще более сомнительной для властей. Чужеземное владычество над Израилем — следствие его грехов. «Если дом Израиля будет нарушать Закон, то над ним будут господствовать народы, а если он будет исполнять Закон, то отступят от него горести, траур и печаль» [133] . Или в других выражениях: «Если бы Израиль выполнял слова Закона, который дан ему, то ни один народ, ни одно царство не властвовали бы над ним. Ведь что говорит Закон? Возьмите на себя бремя Имени Моего и состязайтесь друг с другом в страхе перед Богом и делайте добро другим» [134] . Поэтому уже сейчас отдельные люди могут стать, так сказать, гражданами Царства Небесного. «Кто берет на себя бремена Закона, — облегчаются ему несение царств земных и тяготы путей мира сего; но тот, кто облегчает себе бремена Закона, — усугубляются ему гнет царств земных и тяготы путей мира сего» [135][1] . Следовательно, Израиль должен лишь стремиться исполнять волю Бога, и тогда явится ему Царство Небесное. «Если бы Израиль сказал у Тростникового моря: „Он — Царь вовеки», то над ним бы не господствовал никакой народ и никакой язык, но он сказал (Исх 15:18): „Он будет Царем вовеки»»[136] . Этот текст, по-видимому, направлен не только против футурологии апокалиптиков, но и против предпринимаемого зелотами штурма Небес. А когда зелоты, овладев ситуацией, подняли восстание, которое было жестоко подавлено Римом, один книжник сетовал на «начальников городов Иудеи, которые сложили с себя бремя Небес и взяли на себя бремя власти по плоти и крови» [137] . Эти чувства разделял раббан Иоханан бен Заккай[138] . Однажды, когда после разрушения иерусалимского храма он увидел, как дочь Никодима, чтобы утолить голод, выбирала ячменные зерна из помета, оставленного лошадью араба, он заплакал и сказал: «Вы счастливы, о дети Израиля! Когда вы исполняете волю Бога, не властвует над вами ни один народ, ни один язык. Но когда вы не исполняете волю Бога, то предаетесь в руки народа неименитого» [139] . Согласно раввинистической литературе, иго чужеземного господства будет снято с Израиля, когда придет Царство Небесное. Апокалиптики[140] считали также, что тогда Сатана со злыми духами потеряет власть. Так же думал и Иисус. Кроме того, как уже говорилось, Иисус разделял представления раввинов о Царстве Небесном. По понятиям Иисуса, ожидание Царства Божьего и надежда на приход Спасителя в конце времен — это два различных аспекта эсхатологических чаяний, так что идея царства Божьего и идея Сына Человеческого у него не смешиваются[141] . Иисус, как и раввины, считал, что наступление Царства Небесного целиком предопределяется решением Бога, однако, согласно Иисусу, оно уже сейчас начинает претворяться в жизнь среди людей на земле. Уже сейчас отдельные люди живут в Царстве Божьем. Человек может и должен содействовать воплощению в жизнь идеи Царства: Вернитесь к Богу, ибо Царство Небесное близко (Мф 4:17). Первый, кто в Новое время связывал проповедь о Царстве Божьем с эсхатологической направленностью Иисусова провозвестия, был Герман Замуэль Реймарус (1694–1768). Фрагменты сочинения Реймаруса, как известно, были изданы Лессингом. Основываясь на этих фрагментах, Альберт Швейцер разработал свою концепцию «тотального эсхатологизма»: «Образ мыслей Иисуса можно считать либо всецело эсхатологическим, либо всецело неэсхатологическим» [142] . Однако сам Реймарус, вероятно, с этим не согласился бы. В окончательном варианте своего сочинения, которое было полностью опубликовано лишь недавно[2][143] , он проводит различие между неэсхатологическим, моральным призывом Иисуса к покаянию и его главным замыслом — «установить Царство» [144] . Однако «эсхатологическое» направление современных реконструкций образа Иисуса идет по другому пути. Безрезультатным осталось предостережение замечательного человека, христианина и религиозного социалиста Леонгарда Рагаца: «Совершенно невозможно себе представить, что Иисус, так сказать, из надежды на скорый приход Царства Божьего построил этику и богословие. Нечто в этом роде, вероятно, произошло в кабинетах богословов и философов… Соотношение получилось в точности обратным тому соотношению, которое рассматривается исследователями эсхатологии. Понимание Иисусом Бога и человека… вовсе не определялось его эсхатологическими надеждами; напротив, его понимание Бога и человека определяло его эсхатологические ожидания… Нужно было надеть профессорские очки, чтобы уж совсем ничего не видеть» [145] . Если у Швейцера мы еще встречаем мучительное переживание истины, то у более поздних сторонников эсхатологической теории часто речь идет о безответственном восхищении панэсхатологизмом, который они к тому же сами и приписывают Иисусу. Истолковав все слова Иисуса исключительно в эсхатологическом смысле, причем эсхатология понимается как «экзистенциальная», т. е. иллюзорная, они приходят к выводу, что обращенные к человеку требования Иисуса не накладывают на него никаких моральных обязательств. Один специалист по Новому Завету сказал, что подставлять другому щеку допустимо лишь потому, что на это существует «мессианская лицензия», — иначе такое действие можно было бы расценивать как подрывную деятельность. Что ж, это верно. Ведь проповедь Иисуса действительно носила характер подрывной деятельности, и он сам осознавал это. И раввины, и Иисус считали, что Царство Божье уже здесь и все-таки оно еще только придет. Однако между Иисусом и раввинами было и определенное различие во взглядах. Когда Иисуса спросили, когда же придет Царство Божье, он ответил: Царство Божье приходит внезапно. Про него не скажешь: «Оно здесь» или «Оно там», ибо Царство Божье находится среди вас (Лк 17:20–21). Отдельные люди — уже в Царстве Небесном, но не потому, что это — всегда открытая возможность, как у раввинов, а потому, что начиная с определенного момента Царство пробивает себе дорогу на земле. Со дней Иоанна Крестителя и поныне Царство Небесное прорывается [в мир], и те, кто прорываются, овладевают им (Мф 11:12; см. выше с. 54сл). Стало быть, у Иисуса речь идет о «постепенно реализующейся эсхатологии» [146] . Иисус — единственный из известных нам евреев того времени, кто объявил не только то, что человечество стоит на пороге конца времен, но также и то, что новое время — время Спасения — уже пришло[147] . Это новое время начинается с Иоанна Крестителя. Прорыв Царства Божьего означает также его распространение среди людей. Царство Небесное — как дрожжи. Женщина взяла горстку дрожжей на целых три меры муки — и получилось тесто (Мф 13:33); ср. логии Иисуса о соли земли и свете миру (Мф 5:13– 16). Иисус говорил и о том, как вырастает Царство Небес: Царство Небесное похоже на горчичное семечко, которое человек посадил на своём поле, а оно выросло в целое дерево, в чьих ветвях укрываются птицы (ср. Лк 13:18–19). Подобный образ есть в ессейской Книге Гимнов[148] . Автор гимнов сравнивает общину с деревом: «У пышной его листвы будут пастись все лесные звери… его ветви — для всякой птицы. Но вознесутся над ним все деревья при водах». «Деревья при водах» — это символ нечестивого мира. Само дерево жизни скрыто: «незамеченной и неузнанной пребывает печать его тайны». Сам Бог укрыл Свою тайну, так что посторонний «смотрит, не узнавая, и размышляет, не веря в источник жизни». Это напоминает слова Иисуса: Вам дано знать тайны Царства Небесного, а им не дано (Мф 13:11–15). Гораздо важнее, однако, сходство между притчей о горчичном семечке и ессейским символом общины. Для Иисуса Царство Небесное не только господство Бога в последние времена, которое уже сейчас начинает проникать в мир, но также отвечающее божественной воле движение, которое распространяется среди людей на земле. Оно не только (как обычно в иудаизме) царственная власть Бога, но также и Его империя: территория, которая разрастается и охватывает все больше и больше людей, куда можно прийти и получить там свое наследство, на которой существуют большие и малые. Поэтому Иисус призывает Двенадцать, чтобы они стали ловцами людей[149] , сами исцеляли людей и возвещали им: Царство Небесное уже близко (Мф 10:5-16). Он требовал от своих приверженцев оставить все и следовать за ним. Мы не утверждаем, что Иисус хотел основать Церковь или хотя бы общину. Но создать сообщество последователей он, определенно, хотел. Для тех, кто слышал Весть о Царстве и откликался на нее, сбывалось то, ради чего Иисус считал себя посланным. В этом Царстве станет зримой безусловная любовь Бога ко всем и границы между праведниками и грешниками будут стерты. Престиж среди людей превратится в ничто. Последние станут первыми, а первые — последними. Бедные и голодные, кроткие, плачущие и гонимые обретут Царство Небесное. Однако в Иисусовом евангелии Царства решающим было не изменение всех социальных рангов на противоположные: переворот Иисуса состоял в упразднении всех традиционных моральных ценностей. Его обещания относятся прежде всего к грешникам: Истинно говорю вам: скорее откупщики и проститутки войдут в Царство Божье, чем вы (Мф 21:31–32). Проповедь Иисуса находит отклик среди отверженных, среди тех, кого общество презирало. Так было, по его словам, и с Иоанном Крестителем: откупщики и проститутки поверили ему. Евангелие Царства определяло, должно быть, и неэсхатологическое моральное учение Иисуса[150] . Так как Сатана и его духи с приходом этого Царства будут лишены власти, а существующий мировой порядок будет разрушен, то и относиться к таковому следует с известным безразличием и уж, во всяком случае, его не нужно укреплять, оказывая ему сопротивление. Поэтому-то и не следует отвечать злом на зло, необходимо любить врагов и не объявлять войну Римской империи. Ведь со дней Иоанна — с прорывом Царства Божьего — на все это можно смотреть как на нечто мимолетное, преходящее. Сын Иисус появляется в евангелиях как чудотворец. Из раввинистической литературы мы знаем о четырех таких чудотворцах, действовавших еще до разрушения второго Храма. Два из них[151] были галилеянами. Случайно сохранилось предание о крайней бедности именно этих двоих. Один из них — абба Хилкия — был батраком[152] . Когда к нему были посланы однажды два книжника[153] , чтобы просить его помолиться о дожде, он держал себя с ними прямо-таки странно. Вероятно, отчасти это объясняется непростыми взаимоотношениями между чудотворцем и книжниками. Второй галилеянин, рабби Ханина бар Доса, принадлежал к следующему за Иисусом поколению и был знаменит чудесными исцелениями. О нем небесный голос сказал: «Весь мир Я насыщаю ради Моего сына Ханины, а Мой сын Ханина довольствуется несколькими горстями рожков от субботы до субботы» [154] . Небесный голос называет рабби Ханину сыном не случайно: чудотворец ближе к Богу, чем кто бы то ни было. Когда Ханина вылечил с помощью молитвы сына рабби Иоханана бен Заккая[155] , жена книжника спросила: «Разве Ханина больше, чем ты?» Иоханан ответил: «Нет, но он как слуга перед царем, а я — как князь перед царем». Нечто подобное мы узнаем о Хони «кругочертителе» [156] , который умер весной [65 г]. до н. э. Однажды, когда он молился о том, чтобы пошел дождь, он начертил круг, встал в его середину и сказал: «Владыка мира! Твои дети обратились ко мне, потому что я у Тебя как домочадец. Клянусь Твоим великим именем, что я не двинусь отсюда, пока Ты не сжалишься над Своими детьми». Когда дождь наконец пошел, тогдашний глава фарисеев Шимеон бен Шетах стал порицать Хони за дерзкое поведение: «Если бы ты не был Хони, я бы объявил тебя отлученным. Но что я могу тебе сделать? Когда ты привередничаешь перед Богом, Он выполняет твою волю, подобно тому как отец выполняет волю своего капризного сына. Если сын ему говорит: „Отец [абба], искупай меня в теплой воде или полей меня холодной водой, дай мне орехов, миндаля, абрикосов, гранатов», — он все это делает». Близкий к Богу чудотворец — словно Его домочадец, словно Его сын. Хони погиб во время вооруженного конфликта между двумя сыновьями Александра Янная, Аристобулом и Гирканом. Иосиф Флавий[157] рассказывает, что Хони, «видя эту жестокую распрю, скрывался», но его доставили в лагерь Гиркана, чтобы он проклял осажденного в Иерусалиме Аристобула и его приверженцев. Так как Хони отказался выполнить такую просьбу, он был убит. Как справедливо заметил средневековый еврейский автор[158] , Иосиф дополнил устное предание о смерти Хони, не поняв его. Потому-то он в своей книге и не приводит мотивов, по которым Хони скрывался. Очевидно, Хони прятался не из-за страха перед войной, но по обычаю благочестивых чудотворцев: он был скрытым праведником, каким позднее стал Ханан Сокровенный. «Когда мир нуждался в дожде, книжники обычно посылали к Ханану мальчишек- учеников, которые хватали его за края одежды и кричали: „Папочка, папочка (абба, абба[159]), дай нам дождь!» А он говорил Богу: „Владыка мира, сделай это ради тех, кто не понимает разницы между Отцом (аббой), который дает дождь, и аббой, который дождя дать не может». Почему его называли Ханан Сокровенный? Потому что он имел обыкновение прятаться» [160] . Итак, мы видим, что в то время существовала известная сдержанность в отношениях между чудотворцами харизматиками и ученым сословием. Нет ничего удивительного и в том, что такие святые-чудотворцы обычно были бедны (в силу обстоятельств или принятого решения). То, что эти святые совершали чудеса втайне, — неотъемлемая особенность людей такого типа. Все это, говоря по-человечески, справедливо и в отношении Иисуса. Рассказывают, будто он также скрывался от толпы и запрещал своим выздоровевшим пациентам делать их исцеление достоянием гласности. Очевидно, что, кроме всего прочего, он не хотел до конца раскрывать тайну своего божественного избрания. Как мы уже знаем, о трех из четырех чудотворцев периода второго Храма рассказывается, что их отношение к Богу было отношением сына к Отцу. Самый старший из них, Хони, просит Бога так, словно он Его домочадец: его сравнивают с сыном, который имеет привычку капризничать в присутствии отца. Ханина чувствует себя перед Богом наподобие Его личного слуги, а небесный голос обращается к нему: «Мой сын». Ханан Сокровенный, которому мальчики-школьники кричали: «Абба, абба!», в молитве называл Бога «Отцом, который дает дождь». Иначе и быть не могло: если такой святой человек относился к Богу, как сын к отцу, то он и называл его Отцом (Аббой). Именно так обстояло дело с Иисусом. Религиозные, одержимые духом люди убеждаются на опыте, что их связь с Богом теснее и сильнее, чем у других людей. У Иисуса эта убежденность проявлялась, несомненно, более явно, чем у других харизматиков. Иисус синоптических евангелий проводит различие между Богом — Отцом всех верующих и Богом — своим собственным Отцом. Он говорит о Боге, «вашем Отце», и говорит о Боге, «моем Отце». («Отче наш» не является исключением: обращением «Отец наш небесный…» начинается молитва, сформулированная для других.) В случае Иисуса его отношение к Богу как сына к отцу предполагает большую к Нему близость, чем близость чудотворцев. Для Иисуса это его отношение — следствие избрания, возвещенного небесным голосом во время крещения. Он, словно сын, знает своего Небесного Отца: Благодарю Тебя, Отец, Владыка неба и земли, за то, что Ты это скрыл от мудрых и разумных и открыл простодушным. Да, Отец, такова была Твоя благая воля! Все мне вверено моим Отцом. Никто не знает[161] , кто Сын, кроме Отца, и кто Отец, кроме Сына и того, кому Сын пожелает открыть (Мф 11:25–27). До кумранских находок у нас не было примеров из древнего иудаизма столь сильной в себе уверенности. Но теперь мы знаем: вырвавшийся у Иисуса возглас ликования имеет аналоги в ессейской Книге Гимнов. Благодарение Иисуса начинается теми же самыми словами, что и большинство молитв в Книге Гимнов, и приближается к ним по своей ритмической структуре. Ессейский автор, подобно Иисусу, говорит, что он стал «мудростью для «простодушных» [162] . Здесь мудрость, как и у Иисуса, Это знание о тайнах Бога: Через меня Ты просветил лицо многих, показал Твою силу бессчетное число раз: Ты открыл мне Свои чудесные тайны, укрепил меня Своим сокровенным чудом, совершил чудеса перед многими ради славы Твоей, чтобы возвестить всем живым о Своем могуществе. (Гимны IV, 27–29) В этих словах раскрывается исполненное откровениями сознание харизматика, который имеет доступ к божественным тайнам: зная их, он «просвещает лицо многих». Согласно евангелиям, небесный голос называет Иисуса «сыном» уже при крещении, но существует обоснованное предположение, что Иисус тогда был назван только избранным слугой Бога[163] . Лишь в сцене Преображения голос действительно назвал его сыном. Об этом рассказывается так. Иисус, взяв с собой Петра, Иоанна и Иакова, поднялся на гору. Там его вид изменился, одежда стала ослепительно белой, и говорили с ним Моисей и Илия. А когда те удалились, Петр сказал Иисусу: «Рабби, как хорошо нам здесь! Давай мы сделаем три шалаша — один тебе, один Моисею и один Илии». Тогда появилось облако и покрыло их своей тенью, а из облака раздался голос: «Это — Мой единственный[164] сын, его слушайте!» И Иисус остался один (ср. Лк 9:28– 36). Э. Майер[165] считал видение подлинным. Важен здесь небесный голос. Слова «его слушайте» становятся понятными, если вспомнить речение Моисея: «Господь, ваш Бог, даст вам пророка, подобного мне — это будет один из вас. Его и слушайте!» (Втор 18:15). Явление двух великих пророков древности, Моисея и Илии, также подчеркивает смысл сказанного голосом с Неба: Иисус — пророк-провозвестник, на которого указывает уже еврейская Библия. Кроме того, голос называет Иисуса единственным сыном, подобно тому как Бог говорил Аврааму: «Возьми своего сына — единственного, любимого — Исаака… и принеси его в жертву всесожжения» (Быт 22:2). Эта аналогия — намек на будущее мученичество Иисуса. Лука (9:31) даже прямо указывает, что во время Преображения Моисей и Илия «говорили о его будущей кончине в Иерусалиме». Сознание своего сыновства, убежденность в своем призвании пророка- провозвестника и предчувствие своего трагического конца Иисус соединяет в притче о злых виноградарях (ср. Лк 20:9-19). Он рассказал ее в храме в присутствии первосвященников незадолго до своего конца. Хозяин виноградника послал слугу к виноградарям, чтобы получить свой доход с виноградника. Но виноградари, избив его, отправили ни с чем. Тогда послал он другого слугу. И того, избив, с позором прогнали, не дав ничего. Он снова послал — уже третьего слугу. Того изранили и вышвырнули вон. В конце концов он отправил к ним сына, подумав, кто уж сына-то они постыдятся. Но виноградари, увидев сына, стали говорить друг другу: «Это наследник! Давайте убьём его и завладеем наследством!» И, выбросив его из Виноградника, убили. Что же сделает с ними хозяин виноградника? Он придет и предаст тех виноградарей смерти, и виноградник отдаст другим. И они хотели его схватить, Так как поняли, что эта притча направлена против них, но побоялись народа. Итак, мы — в самом центре конфликта между Иисусом и саддукейской храмовой аристократией, который приведет его к смерти. Первосвященники правильно поняли Притчу: они — злые виноградари, которые, используя сбое положение в культе, монополизировали власть над народом Бога (ведь виноградник — это народ Израиля[166]); но они погибнут, и Бог> отдаст виноградник другим. Так действительно и произошло после разрушения Храма, когда священническое сословие навсегда исчезло. Слуги, которые посылались к виноградарям, это пророки, вестники Бога: их преследовали и убивали. К ним относится и сын — Иисус. Существует еврейская притча[167] о землевладельце и его злых и вороватых арендаторах. Хозяин отнял у них свои владения и передал их сыновьям арендаторов, но те оказались еще хуже своих отцов. Тем временем у хозяина родился сын. Тогда он прогнал арендаторов и поставил над своими владениями сына. Иисус рассказал аналогичную притчу, но на этот раз она была с трагическим концом. Таким образом, положение сына ведет Иисуса не к жизни, а к смерти. Так до него погибали некоторые пророки. После Преображения сознание божественного сыновства соединилось у Иисуса с догадкой, что он должен погибнуть. Значит, свою трагическую судьбу он предчувствовал еще до прихода в Иерусалим. Однако сознание сыновства у Иисуса не тождественно его мессианскому сознанию. Тогдашнему иудаизму образ мученика как искупительной жертвы был неведом. Однако потребовался весьма тщательный филологический анализ текста, чтобы прийти к освобождающему выводу: Иисус не собирался погибнуть, чтобы своими кратковременными страданиями искупить грехи людей. И он вовсе не считал себя страдающим слугой Бога и примирителем из Исайи. Такое понимание появилось в ранней церкви впоследствии, уже после распятия[168] . Иисус не создавал сценария своей смерти по древним текстам, чтобы потом его разыграть. Он до самого конца боролся с самим собой за свою смерть.
Сын Человеческий
Однажды, когда он в уединенном месте молился, его ученики были с ним, и он спросил их: За кого люди меня принимают? Они ответили: „Одни — за Иоанна Крестителя, другие — за Илию, третьи говорят, что воскрес кто-то из древних пророков». Он спросил: Ну, а вы меня кем считаете? Петр ему ответил: „Мессией Божьим». Тогда Иисус им строго наказал никому об этом не говорить» (Лк 9:18–21; ср. Мк 8:27–30). По версии Матфея (16:17–19), Иисус в этом диалоге сказал Петру: Счастлив ты, Симон Бар-Иона, потому что тебе открыли это не люди из плоти и крови, но мой Небесный Отец (ст. 17)[169] . Итак, согласно этому рассказу, люди считали Иисуса пророком. Крестителя народ отождествлял с возвратившимся Илией, а вера в возвращение Илии была конкретной формой надежды на возрождение профетизма с приходом пророка последних времен. Вера в возвращение Илии основывалась на предсказании в Мал 3:23–24 (син. пер. 4:5–6), а надежда на появление пророка последних времен связывалась с Втор 18:15– 18[170] . Ожидание пророка последних времен отражено в рассказе Луки, согласно которому были люди, верившие, что один из древних пророков воскрес и явился в образе Иисуса (Лк 9:19). Все перечисленные в этом стихе мнения воспроизводят, в конечном счете, одну и ту же идею: Иисус не кто иной, как эсхатологический пророк. Появления такого пророка ожидали многие — ведь череда библейских пророков прервалась и прийти может только он. Так думали представители и раввинистического иудаизма, и других его направлений, например ессеи. В Новом Завете даже за пределами синоптических евангелий мы находим ясные признаки того, что для многих людей Иисус был пророком последних времен, например в Деян 3:17–22. (Возможно, правда, что Деян 3:17–21 — это лишь свидетельство о попытке раннехристианской общины перенести на Иисуса представления об Илии, который был взят на Небо и должен вернуться в конце дней[171].) Иудео-христианские секты эбионитов и назареев единодушно считали Иисуса «истинным пророком» [172] . Иисус, как уже говорилось, и сам считал себя пророком. Это показывает его фраза о том, что он отправляется в Иерусалим, потому что только в Иерусалиме подобает погибнуть пророку (Лк 13:33). И в притче о злых виноградарях (Лк 20:9-19) Иисус рассматривает себя как пророка и одновременно как сына) — пророка, который будет убит, как прежние пророки. Правда, по этой притче получается, будто цепочка пророков не прерывалась после Захарии. Эта точка зрения не соответствует ни учению раввинов, ни ессейской доктрине. Но, возможно, именно в этом пункте Иисус и расходился со стандартной раввинистической и ессейской позицией. В любом случае, в новозаветных евангелиях нет ни малейшего намека на то, что Иисус сам считал себя пророком последних времен. В словах Иисуса, обращенных к Петру, у Матфея присутствует элемент подлинности. Не означает ли это, что, в согласии с верой раннехристианской общины, Иисус действительно считал себя Мессией? Или, напротив, правы те, кто считает, что в жизни Иисуса не было ничего «мессианского» [173]? Последняя точка зрения основана на том, что сам Иисус, по- видимому, слова «Мессия» никогда не употреблял, а о «Сыне Человеческом» говорил только в третьем лице, как будто не отождествляя себя с ним. Евангельские речения, в которых содержится словосочетание «Сын Человеческий», распадаются на три группы. В первой говорится о «Сыне Человеческом», который должен прийти, во второй речь идет о его страданиях и воскресении, а третья состоит из высказываний Иисуса, в которых этот «Сын Человеческий» действует в настоящее время. Например, он говорил: У лисиц есть поры, у птиц — гнёзда, а сыну человеческому[174] и голову приклонить негде (Мф 8:19–20). В этом и других подобных речениях арамейское или древнееврейское выражение «сын человеческий» означает просто «человек». Следовательно, эта группа речений не имеет никакого отношения к эсхатологическим надеждам Иисуса. Вторая группа, вероятно, создана в протохристианской общине: представление о страдающем и воскресающем «Сыне Человеческом» в иудаизме отсутствует. Таким образом, для учения Иисуса о Спасителе важны только речения о «Сыне Человеческом», который должен прийти. В еврейской Библии термин «Сын Человеческий» появляется в книге Даниила. Там (7:9-14) в форме видения рассказывается о будущем божественном Суде над царствами мира. «Я увидел: поставлены были престолы, и Древний Днями воссел на престол… И Судьи воссели, и раскрылись книги… И видел я в моем ночном видении: с облаками небесными приближается некто, словно бы Сын Человеческий; он приблизился — и подвели его к Древнему Днями. И даны ему были власть, честь и царство, и все народы, роды и племена ему покорились. Власть его — власть вечная, непреходящая, и царство его нерушимо». Сын Человеческий у Даниила — это символ «святых Всевышнего» (7:7-27). Однако по другим источникам (главным образом по эфиопской версии книги Эноха) мы знаем, что эта символика носит вторичный характер. В первичном значении в литературе этого круга Сын Человеческий — это человекоподобный эсхатологический судья. Так же понимал этот термин Иисус: Когда Сын Человеческий придёт со славой в окружении всех ангелов, он воссядет на царском престоле. И перед ним будут собраны все народы. И он отделит одних людей от других, как пастух отделяет овец от козлов, и поставит овец по правую руку от себя, а козлов — по левую. И скажет Царь стоящим справа: «Идите ко мне! Вас благословил мой Отец. Владейте царством, приготовленным для вас еще при сотворении мира!..» Потом он скажет стоящим слева: «Прочь от меня! Вы прокляты. Ступайте в вечный огонь, приготовленный для Дьявола и ангелов его!..» И пойдут они в муку на века, а праведные — в жизнь на века (Мф 25:31–46). Во всех источниках Сын Человеческий изображается одними и теми же скупыми, но резкими штрихами. В нем есть некое неземное, сверхчеловеческое величие: это — космический судья последних времен. Восседая на троне в окружении небесных воинств, он будет судить все человечество. Свой приговор: праведникам — блаженство, а злодеям — преисподняя, он сам должен привести в исполнение. Иногда этот образ Сына Человеческого явно отождествляется с фигурой Мессии[175] , но в нем можно узнать и библейского Эноха, который был взят на Небо[176] . Согласно Завещанию Авраама[177] , Сын Человеческий — это библейский Авель (древнееврейское бен адам, «сын человеческий», одновременно можно понимать как «сын Адама»), убитый Каином: ведь Бог желает, чтобы каждого человека судил человек. Второй суд над творением будут затем вершить двенадцать племен Израилевых, и только третий — сам Бог. Из этого апокалипсического предания становится ясно, почему Иисус оказал Двенадцати: Вы прошли вместе со мной через все испытания… Когда Сын Человеческий воссядет на престоле славы, тогда и вы… сядете на двенадцати престолах как правители и судьи двенадцати племен Израилевых (ср. Мф 19:28; Лк 22:28–30). В одном ессейском фрагменте[178] в качестве эсхатологического судьи мира выступает царь-священник Иерусалима Мелхиседек, который жил во времена Авраама[179] . Вместе с небесными ангелами он будет судить людей и злых духов Велиала. Именно на него намекают слова псалма: «Бог занял место Свое в божественном собрании, посреди богов Он вершит суд» (Пс 82:1 / син. пер. 81:1). Иногда в еврейской традиции слово «Бог» в отдельных библейских фразах истолковывается просто как «судья». Такое же толкование у ессейских комментаторов показывает, кроме всего прочего, какое величие приписывается «человекоподобному» эсхатологическому судье. Представление о том, что исполнителем на Страшном Суде будет библейский Мелхиседек, основано на словах 110-го (в син. пер. 109-го) псалма: «Решение Господа для моего господина: Сиди по правую руку Мою… Ты навеки священник наподобие Мелхиседека…» Древнееврейское слово, которое здесь переводится как «наподобие», можно понять и так, что получится, будто в этом псалме Бог обращается к самому Мелхиседеку. Ессейский автор именно так его и понимает. Однако, согласно обычному толкованию этого текста, сидящий на Суде по правую руку Бога — не сам Мелхиседек, но кто-то вроде Мелхиседека. Так этот псалом понимает Иисус. Однажды он приводит начальные слова 110-го псалма в связи с дискуссией о Мессии (см. Мк 12:35–36). В другой раз, перед тем как выдать Иисуса римлянам, первосвященник спросил его, нe Мессия ли он. Иисус ответил, пользуясь словами того же псалма. Буквально он сказал следующее: Отныне Сын Человеческий будет сидеть по правую руку Всемогущего Бога (Лк 22:69). Присутствующие справедливо восприняли эти слова как косвенное признание Иисусом своего мессианского достоинства. Несомненно, не один Петр считал Иисуса Мессией уже при его жизни. Иначе Пилат не приказал бы напирать на кресте: «Царь евреев» [180] . С другой стороны, как видно из некоторых речений, о Сыне Человеческом, который должен прийти, Иисус говорил как о другом Лице не всегда только потому, что хотел остаться тайным Мессией. Вначале он и в самом деле ожидал другого, но с течением времени все больше и больше убеждался, что он сам и есть Сын Человеческий, который должен прийти. Иначе беседа у Кесарии Филипповой, реакция Иисуса на слова Петра (по Матфею) и, наконец, его ответ первосвященнику были бы непонятны. Согласно Лк 22:67–69, судьи потребовали, чтобы Иисус ответил им, не Мессия ли он. Его ответ прозвучал так: Если я вам отвечу, вы не поверите, а если сам задам вам вопрос, не ответите. Но отныне Сын Человеческий будет сидеть по правую руку Всемогущего Бога[181] . То, что титул «Сын Человеческий» едва ли изобретение общины, особенно ясно из того, что евангелисты всякими способами пытались дополнить приведенные слова: этот титул казался им не вполне однозначным указанием Иисуса на свое мессианское достоинство[182] . Человекоподобный и величественный, восседающий на престоле божественной славы эсхатологический судья — самое возвышенное представление о Спасителе, которое когда-либо рождалось в недрах еврейской религии. Только один художник смог это передать. Этот художник — Ван Эйк, изобразивший Сына Человеческого в Гентском алтаре. Его образ — это образ человеческого и одновременно божественного существа[183] . Но мог ли Иисус из Назарета вообразить себя кем-нибудь подобным? Не будем забывать, что он ощущал себя избранником Бога, Его слугой, единственным сыном, которому открыты тайны Небесного Отца. Именно ощущение своего величия в конце концов могло побудить Иисуса открыто и прямо отождествлять себя с Сыном Человеческим, как в иудаизме Сын Человеческий порой отождествлялся с Мессией. В Новом Завете смерть Иисуса рассматривается как признак его мессианского достоинства. Но у самого Иисуса предчувствие смерти едва ли связано с идеей Сына Человеческого (см. с. 132сл и 141). Просто тот, кто призывал не отвечать злом на зло, безропотно шел навстречу собственной гибели. Понял ли он перед смертью, что его казнь станет венцом переоценки всех общепринятых ценностей? Ведь именно эта казнь сделала высшее низшим, а низшее высшим, «потому что и Христос пострадал за грехи — раз и навсегда, праведник за неправедных, чтобы привести вас к Богу» (1 Петр 3:18).
Иерусалим
В это время подошли к нему фарисеи и сказали: „Уходи отсюда и постарайся скрыться: Ирод хочет тебя убить!» Он ответил: Передайте этой лисе, что изгонять бесов и исцелять больных я буду сегодня, и завтра, и на третий день, пока не достигну цели. Продолжать свой путь я должен и сегодня, и завтра, и на следующий день, ибо только в Иерусалиме подобает погибнуть пророку» (Лк 13:31–33). Литургия при вхождении паломников в Иерусалим (Пс 118:25–26 / син. пер. 1Ш5-26); Жители Иерусалима: «О Господи, помоги (хошианна)!» Паломники: «О Господи, пошли удачу!» Жители Иерусалима: «Благословен входящий во имя Его. Паломники: «Благословляем вас из Дома Господня!» Для Ирода Антипы Иисус — это обезглавленный им Креститель, который воскрес из мертвых. Потому-то Ирод и замышлял убийство Иисуса. Стало быть, Иисус знал об угрожавшей ему опасности (небо, с высоты которого раздавался божественный голос, было отнюдь не безоблачным). Но он умрет не здесь, на Галилейском озере, где он возвещал о Царстве Небесном, а в Иерусалиме, который убивает пророков и побивает камнями тех, кто послан к нему (Лк 13:34). Впрочем, для путешествия в Иерусалим был другой повод: близился праздник Пасхи, во время которого евреи обычно совершали паломничество в святой город, чтобы принести там в жертву барашка и отпраздновать освобождение из египетского рабства. В этот раз Иисусу в особенности хотелось есть Пасху в Иерусалиме со своими учениками (Лк 22:15). Так для него началась дорога страданий. Когда они были уже неподалеку от Иерусалима, Иисус послал двух учеников за ослом, на котором он и въехал в город. Как только он появился в столице, его встретили криками «Осанна!» и словами псалма (118:26 / син. пер. 117:26): «Благословен входящий во имя Господа!» В те времена эти слова пелись в дни праздничного паломничества; ими же встречали идущих в Иерусалим пилигримов[184] . Что же касается расстилаемой на пути Иисуса одежды[185] , это была, вероятно, особая почесть, которой удостоился пророк из Галилеи (Мф 21:11). Иисус вошел в город, посетил Храм и затем ушел в Вифанию, деревушку в окрестностях Иерусалима. Там, в кругу друзей, он проводил свои последние ночи[186] . Днем он ходил в город и учил в Храме. Начальство при Храме поинтересовалось, какие у него на это полномочия; он ответил вопросом на вопрос. И я вам задам один вопрос: Крещение Иоанна было от Неба или от людей? Ответьте! Этот вопрос привел их в замешательство: саддукейское начальство при Храме не любило Крестителя и поэтому не хотело признавать, что Иоанн уполномочен Небом. Не отваживались они и сказать во всеуслышание, что право крестить Иоанн получил от людей, так как боялись народа, в глазах которого Иоанн был пророком Божьим. *Не знаем» — вот и все, что они могли сказать. Тогда Иисус им ответил: Вот и я не скажу вам, по какому праву так поступаю. И продолжал действовать по-прежнему (ср. Мк 11:27–33). Этой стычкой открывается ряд столкновений Иисуса с культовой иерархией, в которых он, действуя вполне осознанно, привлекает на свою сторону ненавидевшие первосвященников массы. Его негодование — негодование пророка — было подлинным. Однако чего же он добивался? Рассчитывал ли он с божественной или человеческой помощью выполнить свою миссию, оставшись при этом в живых? Или он понимал, что должен умереть смертью пророка? Согласно древнему рассказу, первый выпад Иисус делает сразу же после разговора об Иоанновом крещении: в притче о злых виноградарях (Мк 12:1-12) он говорит о своей будущей смерти от рук первосвященников и предвещает их собственную гибель. «Они поняли, что притча направлена против них, и хотели было схватить его, но побоялись народа». Итак, Иисус ежедневно проповедовал в Храме, а первосвященники обдумывали, как бы с ним покончить; однако действовать открыто они опасались, поскольку «весь народ» находился под сильным влиянием Иисуса[187] . Однажды, когда люди восхищались Храмом («Какие камни, какие здания!»), он сказал: Придет время, когда от всего, что вы видите, не останется камня на камне. Все будет разрушено! (ср. Лк 21:5–6). И действительно, через сорок лет Храм был сожжен римлянами. Невыносимый гнет Рима породил повстанческое движение и терроризм «ревностных», а Иерусалимский Храм был оплотом ненавистных саддукеев, сотрудничавших с Римом. Всеобщая неприязнь выразилась в пророчествах, в которых многие ясновидцы предсказывали разрушение Храма. Так, в [62 г]., в Праздник Шалашей (Суккот), Иешуа, сын Анании, простой крестьянин, был в Храме охвачен Духом и внезапно начал выкрикивать проклятия, в которых предрекалось разрушение Храма. Потом, словно одержимый, он день и ночь бродил по иерусалимским улицам, повторяя грозные слова. Саддукейское начальство доставило его к римскому наместнику Альбину, и тот приказал бить его плетьми. И хотя это бичевание продолжалось, пока у несчастного не выступили кости, Иешуа только повторял свое ужасающее пророчество. Тогда наместник понял, что этот человек не в своем уме, и отпустил его[188] . Тому, что творилось в Храме, Иисус противодействовал не только словами, но и действиями. Как часто бывает у священных мест, около Иерусалимского Храма в то время процветала бойкая торговля. Столы менял и скамейки продавцов голубей у святого места вызывали негодование не только у Иисуса[189] . Лишь после смерти Иисуса книжники приняли определенные меры — и тор- довля, необходимая для совершения жертвоприношений, была вынесена за территорию Храма. Но в то время, когда Храм посещал Иисус, решение еще не было найдено.)*Войдя в Храм, он начал выгонять торговцев, говоря им: В Писании сказано[190]: „Дом Мой будет домом мо- ^итвы», а вы превратили его в разбойничье логово» [191](pp. Лк 19:45–46). Версия Луки определенно воспроизводит древний рассказ. Марк (11:15–17) расширяет рассказ деталями, о которых он знает понаслышке. Вопрос о том, действительно ли Иисус опрокинул столы каких-нибудь торговцев, остается открытым. Матфей (21:12–13) пересказывает Марка, однако попытку Иисуса прогнать торговцев он превращает в совершившееся действие. Иоанн (2:13–17) переносит событие в начало деятельности Иисуса; он усиливает эту сцену, добавляя в нее большее число конкретных деталей и гиперболизируя некоторые ее элементы. Согласно Иоанну, Иисус при этом также сказал: Я разрушу этот рукотворный Храм и в три дня вострою другой, нерукотворный (Ин 2:18, 19; Мк 14:58; ср. Мф 26:61). Лишь у Марка (14:57–59) принадлежность этих слов Иисусу отрицается. Если Иисус и в самом деле говорил, что разрушит Храм и снова его воздвигнет, то его слова не были для Кайафы всего лишь бессмысленной фантазией. В пророчестве Захарии (6:12): «Человек, чье имя Побег… построит Храм Господень» слово «Побег» (= «Отрасль») всеми понималось как обозначение Мессии. Если бы Иисус сказал буквально то, что ему приписывают, то для его слушателей это было бы притязанием на мессианское достоинство и вопрос первосвященника: «Скажи, ты и в самом деле Мессия?»[192] , был бы вполне уместен. Первоначальная форма логии была, по-видимому, иной: «три дня» здесь обусловлены убеждением, что Иисус воскрес на третий день. Однако эти слова, должно быть, и на самом деле были произнесены от первого лица, как их передают евангелисты. В духе творцов еврейской апокалиптической литературы[193]Иисус говорил от имени Бога[194]: существующий Храм будет разрушен и вместо него рукой Бога будет сооружен другой. Таким образом, эта логия относится к пророчествам о разрушении Храма. Еще при расставании с Галилеей Иисус, сожалея о судьбе Иерусалима, говорил: И вот ваш Дом оставлен (Лк 13:35). Собственно, он и в Иерусалим был послан, чтобы объявить об этом. Потому-то и состоялась демонстративная акция изгнания торговцев из Храма, а слова о Храме, очевидно сказанные во время этого эпизода, стали апогеем его пророческой миссии в Иерусалиме. Эта акция и повлекла за собой катастрофу. Храм был последним прибежищем всеми презираемого саддукейского священства, а галилейский пророк в этом Храме во всеуслышание, перед собравшимся на праздник народом, предсказал не только гибель священства, но и разрушение Храма. К тому же, разгневанный фактом торговли на святом месте, он вмешался в финансовые дела Храма. Как мы видели, тридцать лет спустя саддукейское начальство Храма выдало римскому наместнику Иешуа, сына Анании, который также пророчествовал о конце Храма. Римляне ревностно заботились об охране культовых учреждений на территории империи. Стало быть, в их задачу входило и избавлять первосвященников от назойливых возмутителей спокойствия. По древнему рассказу, Иисус только начал удалять торговцев из Храма, однако довести свой замысел до конца он, по всей видимости, не смог. Мы не знаем, сколь многие торговцы подчинились его распоряжению; нам также ничего не известно о том, как отнеслись к действиям Иисуса присутствовавшие паломники. Пожалуй, можно не сомневаться, что в конце концов вмешалась храмовая стража. Можно предполагать, что «очищение Храма» произошло незадолго до ареста Иисуса, избежать которого на этот раз ему не удалось. Согласно трем первым евангелиям, которым мы здесь следуем, последний ужин (Тайная вечеря) был пасхальной трапезой. Значит, накануне Иисус принес в жертву пасхального барашка. Поскольку существовало предписание съедать зажаренного барашка в самом городе, Иисус в последнюю ночь не пошел в Вифанию, а остался в Иерусалиме[195] . Предание не сохранило имени хозяина дома, это и понятно: в то время паломников повсюду охотно и безвозмездно принимали. Когда настал вечер, он возлег за стол с двенадцатью учениками и сказал им: Как мне хотелось есть эту Пасху вместе с вами до моей смерти[196] . Говорю вам, я не буду есть ее, пока не будут есть новую Пасху[197] в Царстве Божьем. Взяв чашу с вином и произнеся над ней благодарственную молитву, он сказал: Возьмите и разделите ее между собой. Говорю вам, отныне я не буду пить от плода виноградной лозы, пока не смогу пить новое вино в Царстве Божьем[198] . Взяв хлеб и произнеся над ним благодарственную молитву, он сказал: Это мое тело[199] . Итак, катастрофа была, по-видимому, неотвратимой. Иисус не скрывал этого от учеников: когда он говорил над преломляемым хлебом: Это мое тело, он намекал на свою мученическую смерть. Он предвидел, что все его ученики отступятся от него и разбегутся (Мк 14:27 и пар). А когда Петр выразил готовность умереть вместе со своим Наставником, Иисус ответил: Говорю тебе, Петр, еще не прокричит сегодня петух, как ты трижды скажешь, что не знаешь меня (Лк 22:33–34) За праздничной трапезой, на которую уже упала тень смерти, он сказал: Рука того, кто предает меня, на одном столе с моей! (Лк 22:21). Угадал ли он предателя? Несколько раньше, вероятно, после столкновения в Храме, один из Двенадцати — Иуда Искариот — пошел к первосвященникам, чтобы выдать им Иисуса; они же обещали дать Иуде деньги (Мк 14:10–11). Почему он так поступил, мы не знаем. А то, что рассказывается о его смерти, противоречиво. Скорее всего после предательства он скрылся, так как в те времена нашлось бы достаточно людей, которые жестоко бы отомстили за выдачу еврея римлянам. Начатый уже евангелистами процесс приукрашивания легендарными деталями рассказа о предательстве Иуды продолжался в средневековом христианском предании, которое к тому же Иуду Искариота приравняло Иуде (= племени Иуды), т. е. иудеям. Этот процесс, однако, не может служить поводом для того, чтобы полностью отрицать историческое ядро этой истории, а именно то, что один из учеников Иисуса перешел на сторону врагов и оказал им определенную услугу. Евангелист Лука свидетельствует в пользу того, что в основе этой легенды лежит историческое ядро. В Деян 1:15–16 Петр в обычных для того времени выражениях говорит о жутком конце предателя, ставшего на сторону противников Бога. При этом Лука сообщает о возникшей необходимости выбрать нового апостола, чтобы сохранилось их первоначальное число — двенадцать. Выбор падает на Матфия. Нет никаких оснований причислять этот факт к разряду вымыслов. После праздничной трапезы, спев хвалебный гимн, Иисус и ученики удалились из города на расположенную неподалеку Масличную гору. И пришли они на земельный участок под названием «Гефсимания», и он просил учеников оставаться там и не спать. И, немного отойдя, он пал на землю и стал молиться: Отец! Если можно, да минует меня эта чаша! Но пусть будет не так, как я хочу, а как Ты. И подошел он к ученикам и застал их спящими и сказал им: Что вы. спите? Вставайте, молитесь, чтобы, вам выдержать испытание[200] . Дух действует, а плоть слаба (ср. Лк 22:39–46). Чуть было не предал он голос, возвестивший ему об избрании и о его божественном сыновстве. Ему явилось искушение бежать в ночной тьме из Гефсимании, где-нибудь скрыться и вести тихую жизнь в безвестности. Он поборол это искушение, подчинившись воле Небесного Отца. И теперь он должен выпить чашу, которая, как он раньше догадывался, ему предназначена. Но вот появилась храмовая стража, а по Иоанну (18:3), и римская когорта, и с ними Иуда Искариот, который, приблизившись к Иисусу, поцеловал его, чтобы охранники смогли опознать его в темноте. То, что в этом приветствии заключалось коварство, становится очевидным из реакции Иисуса: Иуда, ты выдаешь Сына Человеческого [или просто: человека] поцелуем? (Лк 22:48). Кто-то взмахнул мечом и отсек ухо слуге первосвященника, но Иисус сказал: Хватит, прекратите! А пришедшим за ним сказал: Разве я разбойник, что вы пришли за мной с мечами и кольями? Каждый день я был у вас в Храме, и вы не трогали меня. И все, покинув его, убежали, а Иисуса отвели к первосвященнику (ср. Лк 22:47–53; Мк 14:50 и пар).
Смерть
В [62 г]. саддукейский первосвященник Анна созвал синедрион, перед судом которого предстали брат Иисуса Иаков и другие христиане. По настоянию первосвященника христиане были осуждены и побиты камнями. Фарисеи добились отстранения первосвященника: синедрион был созван без их ведома и, по их мнению, проводился в нарушение закона[201] . Синедрион, включавший 71 члена, был верховным судом у евреев. Для вынесения смертного приговора было достаточно присутствия 23 членов синедриона[202] . Можно предположить, что первосвященник собрал-таки нужное количество членов синедриона, однако все они были из числа его единомышленников саддукеев, поскольку никто, кроме них, не был извещен о предстоящем заседании высокого Совета. Как уже говорилось, три первых евангелия не упоминают фарисеев в связи с процессом над Иисусом. Основываясь на других источниках, я высказывался в пользу точки зрения, согласно которой фарисеи и на самом деле не одобряли выдачи Иисуса римлянам. В таком случае, если перед казнью Иисуса и состоялось заседание синедриона, оно, по существу, носило тот же характер, что и заседание саддукейской верхушки подобранного состава, на котором был вынесен смертный приговор Иакову. Однако уместно спросить, состоялось ли вообще заседание высокого Совета, приговорившего Иисуса к смерти. Иоанн об этом ничего не знает, а Лука ни единым словом не упоминает о приговоре синедриона не только в повествовании о страстях, но и во всем евангелии[203] . При этом сам Лука, очевидно, считает, что за смерть Иисуса ответственность несут евреи (Деян 3:12–15). Лишь Марк вносит изменение в древний рассказ: на судебном заседании приговор все-таки был вынесен. Он пытается изобразить судебное разбирательство. Версию Марка воспроизводит Матфей. По Луке (22:66), слушание дела состоялось лишь после мучительной ночи, проведенной в доме первосвященника: Иисуса отвели в «их синедрион» только утром. По Марку (14:53–65) и Матфею (26:57–68), слушание дела проходило ночью: в доме первосвященника собрались «все первосвященники, старейшины и книжники» (Мк 14:53; ср. Мф 26:57). Чуть ниже в обоих евангелиях (Мк 14:55; Мф 26:59) собравшиеся неожиданно названы «первосвященниками и всем синедрионом». На следующее утро (так по Марку (15:1)!) «первосвященники со старейшинами и книжниками и весь синедрион, поспешно собравшись и приняв решение, велели тотчас надеть на Иисуса оковы, увести его и передать Пилату». Матфей (27:1–2) в этом месте опускает пояснение «весь синедрион», поскольку оно кажется ему излишним. Таким образом, синедрион прямо упоминается по одному разу Лукой (22:66) и Матфеем (26:59) и дважды — Марком (14:55; 15:1). И вот представился удобный случай. Римский наместник в честь Пасхи обычно амнистировал одного заключенного-еврея. По раввинистической литературе[226] ты знаем, что такая амнистия чаще всего не сваливалась с неба: ей предшествовали продолжительные хлопоты. На этот раз и первосвященники, и Пилат пытались использовать право амнистии в собственных интересах. Народ уже собрался перед резиденцией префекта и просил о традиционном помиловании одного узника. Пилат, воспользовавшись случаем, сказал: «Хотите, освобожу вам царя евреев?» (Мк 15:6- 10). Он и в самом деле не усматривал никакой опасности для империи в титуле «Царь евреев» и надеялся, что и евреи поймут, что нет серьезных оснований казнить Иисуса. Только отпустив этого человека, он сможет распять Варавву. Но тут вмешались первосвященники. Толпа не питала никакой неприязни к Иисусу, но обожала борца за свободу Варавву. Поэтому когда первосвященники стали подстрекать собравшуюся толпу просить Пилата, чтобы он лучше отпустил Варавву (Мк 15:11), им нетрудно было добиться успеха. Тогда Пилат спросил: «Что же мне сделать с тем, кого вы называете царем евреев?» Последовал ответ: «Распни его». По Иоанну (19:6), этот выкрик прозвучал вначале из уст первосвященников и их приспешников. (Эту деталь читатель обычно не замечает.) С учетом этого получается, что «народный гнев» был организован первосвященниками и их подручными. Согласно древнему рассказу, клич «Распни!» прозвучал дважды (Мк 15:13, 14). В принципе это возможно. Читатель может проверить, как усиливает этот клич каждый из евангелистов. Убеждение, что это конкретное «человекоубийство» вытекало из замысла «богоубийства», принадлежит более позднему времени. Впрочем, призыв был совершенно излишним: римский наместник, конечно, понимал, что, если Варавва от него ускользнет, он должен будет распять Иисуса. Пилат сделал еще одну попытку. Он сказал, что не находит за Иисусом столь серьезного преступления, которое заслуживало бы казни; поэтому он накажет его плетьми, а затем отпустит (Лк 23:22). Но и это не подействовало. В конце концов он был вынужден освободить Варавву, а Иисуса приказал бичевать и затем распять (Мф 27:26). В соответствии с римским правопорядком «зачинщики мятежей и беспорядков или подстрекатели либо распинаются, либо отдаются диким зверям, либо ссылаются на остров в зависимости от звания» [227] . Освободив Варавву, Пилат волей- неволей должен был более серьезно, чем до сих пор, рассмотреть дело Иисуса. Он мог, если бы захотел, распять его как подстрекателя из-за выступлений в Храме И слов о гибели Храма. К тому же ходили слухи, будто этот Иисус — Мессия. Иисус был передан Пилату, видимо, без приговора. Нигде в источниках не упоминается также и смертный приговор, вынесенный Пилатом. Таким образом, создается впечатление, что трагическая смерть Иисуса последовала без приговора, вынесенного человеческим судом. Она была только ставкой в жестокой игре сторон, чьи корыстные интересы не оставляют сомнений, игре, которая, если посмотреть на события извне, не имела никакого отношения ни к человеку Иисусу, ни к его делу[228] . Теперь Иисусом занялись римские солдаты. Они отвели его во внутренний двор крепости и созвали вею когорту. На Иисуса надели пурпурную мантию, на его голову возложили венок, который солдаты тут же сплели из колючки, а в правую руку вложили ему трость. Когда «царь» этого шутовского представления был снабжен всеми подобающими регалиями, солдаты начали вставать на колени и падать перед ним ниц, как перед восточным деспотом, восклицая: «Да здравствует царь евреев!» Потом они плевали в него и, взяв трость у него из руки, били его по голове (ср. Мк 15:16–20). Таким образом разыгрывали свою жестокую шутку с Иисусом римские солдаты. Как чуть раньше издевались над Иисусом саддукейские охранники, доказывая бессилие Духа пророчеств, так теперь римские солдаты в лице этого Иисуса высмеивали еврейскую надежду на освобождение. Не исключено, что в этом издевательском спектакле принимал участие и Пилат. Если это так, то знаменитое выражение Ессе homo («Вот этот человек») могло бы означать «Это он, ваш царь» (выражение, также засвидетельствованное) [229] . Это — не единственный случай, когда язычники глумились над мессианской надеждой евреев. Через несколько лет после смерти Иисуса, когда еврейский царь Агриппа посетил Александрию, местные жители схватили ничего не подозревавшего душевнобольного по имени Карабас, «пригнали этого несчастного к гимнасию, поставили на возвышение, чтобы всем было видно, соорудили из папируса нечто вроде диадемы, тело обернули подстилкой, как будто плащом, а вместо скипетра сунули в руку обрубок папирусного стебля, подобранного на дороге. И вот он, словно мимический актер, обряжен царем и снабжен всеми знаками царского достоинства, а молодежь с палками на плечах стоит по обе стороны, изображая телохранителей. Потом к нему подходят: одни — как бы с изъявлениями любви, другие — как будто с просьбой разобрать их дело, третьи — словно прося совета в государственных делах. Потом в толпе, стоящей вокруг него кольцом, поднимаются крики: „Мари» [230] (так у сирийцев зовется царь)»[3][231] . В одном плохо сохранившемся папирусе рассказывается о подобном шутовском спектакле, который имел место несколько позже, после восстания евреев в 115–117 гг. в той же Александрии. В этом спектакле, по всей видимости, принимал участие даже римский наместник Египта[232] . Наглумившись над Иисусом, солдаты повели его к месту казни. Пилат еще раз внес свою лепту: он приказал прикрепить на кресте табличку с надписью «Царь евреев». По пути к месту казни римские солдаты остановили проходившего мимо еврея по имени Симон, который был из Кирены[233] , и заставили его нести крест (Мк 15:21). Ничего необычного в том, что римские оккупационные войска принуждали паломников еврейских праздников, к выполнению трудовой повинности, не было[234] . Процессия вышла из города и направилась в сторону Голгофы — лобного места. Кто- то из сострадательных евреев по обычаю предложил Иисусу вина, смешанного с миррой (обезболивающее средство), чтобы облегчить предстоявшую ему мучительную смерть, но он отказался (Мк 15:23)[235] . И вот на крестах трое: два «бандита» — один справа, другой слева, — а в центре Иисус: ведь его казнили как «царя евреев». Иисус сказал: Отец! Прости их — они не понимают, что делают! [236] . Как уже отмечалось, Иисус, по всей вероятности, ходатайствовал за неевреев — римских солдат, которые его распяли, а вовсе не за тех евреев, которые выдали его римским оккупационным властям и которые поэтому несли ответственность за его казнь. Солдаты поделили между собой его одежду. Рядом стояли любопытные, которые пришли посмотреть на казнь. Простые люди жалели эту последнюю жертву римских оккупантов[237]. Враги Иисуса в высшей степени были довольны данным исходом дела этого галилеянина. «Начальники», в первую очередь аристократы, потешались и цинично подтрунивали над ним: «Он спасал других, так пусть спасет и себя, если он — избранник и Помазанник Божий». Измывались над ним и солдаты. Они подходили, предлагали ему кислое питье и говорили: «Если ты царь евреев, спаси себя!» (Лк 23:33–38; ср. Мк 15:22–32, 36; Мф 27:33–44, 48). Над распятым насмехались также первосвященники и даже казнимые с ним преступники (согласно Луке, только один из них). Второй преступник в рассказе Луки урезонивал первого: «Побойся Бога! Ты ведь сам на кресте. Мы-то терпим казнь по заслугам, а за ним нет ни малейшей вины…» (Лк 23:39–43). Потом Иисус громко вскрикнул и умер. «И люди, собравшиеся посмотреть на зрелище, увидев, что произошло, возвращались домой, ударяя себя в грудь» (Лк 23:48).
Послесловие автора ко второму изданию
Эта биография Иисуса была написана более тридцати лет назад. За это время появились дополнительные данные по нашей теме. В частности, были опубликованы новые кумранские рукописи, были найдены гробница первосвященника Кайафы и оссуарий для костей потомков Давидовых. Текст этой книжечки был полностью переработан, некоторые его части я заменил новым текстом. По возможности я также расширил первоначальный текст. Без участия Вольфа-Дитмара Примера и его жены Анны-Розы новое издание этой близкой моему сердцу книги об Иисусе не могло бы осуществиться. Мы постарались включить в эту крошечную монографию все новое и, по сути, важное из моих исследований за прошедший после первого издания книги период. Новый вариант моей монографии об Иисусе должен появиться в 2000 году. С этой датой, к сожалению, связывают весьма экстравагантные ожидания, смущающие доверчивые души. Магия чисел берет свое. Поэтому поводу я должен, однако, заметить, что сам Иисус избегал явно связывать «грядущий мир» с какой-нибудь конкретной датой (см. Лк 17:22–37 и Мф 24:26–28, 37–41). Более того, в моих новых исследованиях показано, что конец времен для Иисуса находится за пределами истории; он, так сказать, «трансисторичен». Согласно Откр 21:4, «смерти больше не будет». Это значит, что, когда этот конец настанет, всякий вид бренности будет преодолен. Надо полагать, с приходом конца времен — с появлением действительности последней и окончательной — придет и абсолютный конец нашей, материально обусловленной, мировой истории. Этот конец придет для всех совершенно внезапно, как «вор среди ночи» (Мф 24:43) или «как вспышка молнии, что, сверкнув, озаряет все небо от края до края» (Лк 17:24). Но до того момента мы, люди, несем ответственность за то, что случается на земле. Как минимум мы должны, несмотря ни на что, пытаться сделать так, чтобы все происходящее в нашем мире было достойно человека. Именно это спросит «Сын Человеческий» с народов на Суде, который и по еврейскому, и по христианскому преданию предшествует началу нового, грядущего мира (Мф 25:31–46). В сущности, это очень старый вопрос: «Каин, где брат твой Авель?»
Пожалуй, нет другого такого образа, который бы так бесповоротно, так всеобъемлюще вошел в плоть и кровь современной европейской культуры, в сознание сегодняшнего европейца (русского, американца), как образ Иисуса Христа. Этот образ восходит к словам, делам и судьбе Иисуса, как о них повествуют евангелия, к той истории, которую непрерывно рассказывают вот уже вторую тысячу лет. И эта история стала формативным мифом1 , который определил содержание религиозного сознания европейского человека, его смысловой горизонт, его нравственные установки, его надежды. Существенное отличие этого мифа от других мифов состоит в том, что он вырастает из рассказа об исторической личности, о человеке, который жил в начале I в. в Палестине, был оригинальным религиозным учителем и казнен римскими властями по не совсем понятным причинам. Затем в раннехристианских общинах этот человек стал средоточием веры, культовым героем и центром интерпретации жизни и истории. В этих общинах был создан Новый Завет — Священное Писание христиан. Все, что говорилось в Новом Завете об Иисусе, более чем полторы тысячи лет рассматривалось как непосредственное описание исторических событий и фактов. Однако в эпоху, когда началась секуляризация, т. е. процесс освобождения от тотального контроля церкви над всеми проявлениями мысли и духа, процесс, который сопровождался развитием научного метода, появились попытки создать внецерковный образ Иисуса. В XIX в. эти попытки породили целый поток литературы. Исследование жизни Иисуса из Назарета мотивировалось главным образом критикой церковной догматики, а в его основе лежала убежденность в том, что земной Иисус — это просто человек. Все утверждения церкви и Нового Завета о нем, выходившие за рамки этого представления, рассматривались как мифологические, наподобие, скажем, античных мифов. По мере развития методов критического анализа текстов, а также вовлечения в орбиту подобных изысканий обширных данных о палестинском иудаизме времен Иисуса «поиски исторического Иисуса», казалось, были поставлены на надежный исторический и научный фундамент. Однако одновременно стало ясно, что евангелия содержат крайне мало исторических данных, которые можно было бы положить в основу исторической реконструкции жизни Иисуса. Евангелия — это главным образом документы веры протохристианской общины, образ Иисуса в них — это Иисус Христос раннехристианской проповеди, а не земной человек Иисус. Вскоре последовала и богословская реакция на созданный с помощью историко-критических методов образ Иисуса (Иисус как «очень, очень хороший человек»), который в либеральной теологии заменил Христа догматики. Р. Бультман, который сам внес существенный вклад в разработку историко-критического метода, весьма скептически относился к значимости этого метода для теологии. «Вера, — считал Бультман, — не может зависеть от результатов исторического исследования». В этой реакции, конечно, есть свои резоны. Вера в самом деле не поддается верификации (или фальсификации) на основе исторических фактов, поскольку она не находится в пространстве истории, а относится к области смысловых и ценностных установок. Однако она выражает себя в исторически сложившихся символах, которые можно исследовать с точки зрения их исторически обусловленного содержания. Следовательно, их можно интерпретировать, оценивать, критиковать. В этом смысле историко-критическое исследование евангелий может затрагивать веру, служить для нее вызовом. Попытка выйти из кризиса, в котором оказалось исследование жизни Иисуса, была предпринята уже после Второй мировой войны. Немецкие и англо-американские исследователи предложили концепцию «нового поиска» земного Иисуса. В рамках этой концепции в качестве исторического материала использовалась сама протохристианская проповедь (керигма). Участники «нового поиска» исходили из того, что существует содержательная связь между тем, что говорил сам Иисус (в том числе и о самом себе), и интерпретацией Иисуса в керигме. Таким образом, здесь допускается преемственность между верой учеников Иисуса до и после пасхальных событий, а значит, и то, что в послепасхальной керигме содержится определенная историческая правда об учении и проповеди земного Иисуса. Этот подход несколько расширяет базу возможной исторической реконструкции, однако центр тяжести в нем лежит на «керигматическом» аспекте жизни Иисуса, и таким образом земной Иисус неизбежно приспосабливается к христианской вере. Поиски земного Иисуса велись и за рамками протестантской теологии. Систематические попытки написать биографию Иисуса как еврея своей эпохи предпринимались, начиная с И. Клаузнера ([1922 г].). Еврейские исследователи основываются на материале еврейской религиозной традиции и исторических исследованиях по палестинскому иудаизму конца периода Второго Храма. Впоследствии в их методику реконструкции были привнесены также методы исследования новозаветных текстов, разработанные в рамках христианской экзегезы (прежде всего методы «анализа форм» и «анализа редакций»). Это относится и к книге профессора Флуссера. За этими исследованиями и реконструкциями стоит тенденция, прослеживаемая в новой еврейской историографии, — стремление вернуть Иисуса в еврейскую религиозную И национальную историю. Таким образом, Иисус заново открывается еврейской традицией как великий собрат по вере (М. Бубер), как один из учителей веры, который не только органично вписывается в традицию, но сообщает ей нечто новое. Для этих попыток реконструкции жизни Иисуса характерна полная независимость от христианской догматики (в явной или неявной форме). И, вероятно, в этом их особенная ценность как для нехристиан, так и для христиан. Книга Давида Флуссера служит наглядной иллюстрацией того, сколь убедительной может быть реконструкция жизни Иисуса с этих позиций. Следует отметить, что Д. Флуссер (как и другие еврейские ученые, занимающиеся жизнью Иисуса) относится с большим доверием к Новому Завету как историческому источнику, чем современные христианские экзегеты. Д. Флуссер далее упоминает о чрезмерном, по его мнению, историческом скептицизме христианских исследователей. Видимо, с более доверчивым отношением к непосредственной исторической ценности евангелий связано у Флуссера и менее последовательное применение метода «анализа редакций», созданного протестантскими учеными. Однако как раз «анализ редакций» предлагает, в частности, критерии для выделения наиболее раннего слоя синоптической традиции, возникновение которого можно отнести ко времени публичной деятельности Иисуса. А для христиан принципиальная важность современного еврейского исследования жизни Иисуса заключается в том, что оно служит серьезным вызовом христианской вере. В самом деле, практически любое, даже самое смелое исследование жизни Иисуса с позиций христианского богословия содержит скрытые апологетические мотивы — оно всегда оставляет пространство для христианской веры (пусть и модифицированной). Флуссер, естественно, не ставит своей целью сохранить такое пространство. Как же относиться к этому христианам? Отвергнуть эту позицию и определяющие ее предпосылки как неприемлемые? Или, может быть, все-таки всерьез принять находящийся в пространстве истории и потому доказуемый факт, что Иисус не знал, что он станет основателем христианской религии? Что он был великим религиозным реформатором, оставаясь внутри еврейской религиозной традиции, но история распорядилась так, что христианское движение вышло за рамки этой традиции? И опять- таки, лишь благодаря историческому стечению обстоятельств христианство стало мировой религией, сформировавшей неповторимый облик западной цивилизации? На наш взгляд, область, очерченная этими вопросами, может стать местом наиболее важной встречи между еврейской и христианской верами, другими словами, предметом самого серьезного и ответственного разговора, глубоко затрагивающего обоих участников. Но не окажется ли такая встреча, которая должна быть одновременно и встречей со своим собственным Я, угрозой для христианской веры? Если вера — это «захваченность тем, что касается меня безусловно» (П. Тиллих), то разрушить ее можно лишь вместе с самим человеком. Не исключено, что обе стороны в диалоге расстанутся с традиционным для них обликом веры. Но если мы решаемся подойти к последним вопросам веры, то трудно рассчитывать на то, что ее символы не подвергнутся радикальному изменению.
Москва, [1992 г]. С.В. Лёзов, С.В. Тищенко
Библиография
1. История и литература конца эпохи Второго Храма W.
Bacher: Die Agada der Tannaiten. StraEburg: I, 1903; II, 1890.
H.L. Strack und J. Billerbeck (zit: Billerbeck): Kommentar zum Neuen Testament aus Talmud und Midrasch. Miinchen, 1922–1961.
C. H. Dodd: The Fall of Jerusalem and the Abomination of Desolation. In: Journal of Roman Studies 37(1997), S. 41–54.
D. Flusser: Neue Sensibilitat im Judentum. In: Bemerkungen eines Juden zur christl. Theologie. Miinchen, 1984, S. 35–53.
-: Entdeckungen im Neuen Testament, Band 2; Jesus — Qumran — Urchristentum. Neukirchen-Vluyn 1999: Familien vom «Haus David» in der Zeit Jesu, S. 179–184; Der Hohepriester Hannas und sein Geschlecht, S. 185–192.
-: Judaism and the Origins of Christianity, Jerusalem 1988: Two Notes on the Midrash on 2. Sam. VII: The temple, , S. 88–98; Melchizedek and the Son of Man, S. 186–192; Johanan Ben Zakkai and Matthew, S. 490–493.
-: Pharisaer, Sadduzaer und Essener im Pesher Nahum. In: Qumran. Wege der Forschung, Bd. CDX/1981, S. 121–166.
-: The Ossuary of Yehohanah Granddaughter of the High Priest Theophilus. In: The Israel Exploration Journal, Vol. 36, 1986, S. 40–46; zus. mit Dan Barag.
-: Das essenische Abenteuer. Winterthur,1994. M. Hengel: Die Zeloten, Institutum Judaicum Tubingen. Leiden, 1961. J. Jeremias: zur Zeit Jesu., 31962. Josephus Flavius: Jiidische Altertiimer. Obers, von H. Cle- mentz. Berlin-Wien, 1923.
-: Der jiidische Krieg. Hg. von O. Michel und O. Bau- ernfeind.: Bd. I, 1959; Bd. II, 1963, Bd. 112,1969; Bd. Ill, 1969.
E. Kautzsch: Die Apokryphen und Pseudepigraphen des Alten Testaments. Tubingen, 1900.
D. Hanns Lilje: Die Lehre der zwolf Apostel. Hamburg, 1955.
E. Lohse: Die Texte aus Qumran, hebraisch und deutsch. f, 1964.
I R. Mayer: Der Babylonische Talmud. Miinchen, 1963.
| S. Mowinkel: He That Cometh. Oxford, 1956.
Philon von Alexandrien: Von den Machterweisen Gottes. Ubers., bearbeitet und eingel. von Hans Lewy. Berlin, 1935.
P. Riessler: Altjiidisches Schrifttum auSerhalb der Bibel., 1928.
S. Safrai: Die Wallfahrt im Zeitalter des Zweiten Tempels. Neukirchen-Vluyn, 1981.
-: Jesus and the Hassidim. In: Jerusalem Perspektive № 42–44, Jerusalem 1994, S. 3-22.
K. Schlesinger: Die Gesetzeslehre. Berlin, 1934.
Е. Schiirer: Geschichte des jiidischen Volkes im Zeitalter Jesu. Leipzig: Bd. I, 1901; Bd. II, 1907; Bd. Ill, 1909.
-: The History of the Jewish People in the Age of Jesus. A new English Version. Verb, und hg. von G. Vermes u. a. Edinburgh: Bd. I, 1973; Bd. II, 1979; Bd. III1, 1986; Bd. III2, 1987.
E. Sjoberg: Der Menschensohn in dem athiopischen Henochbuch. Lund, 1946.
M. Stern (Hg.): Greek and Latin authors on Jews and Judaism. Jerusalem: Vol. I, 1974; Vol. 2, 1980; Vol. 3, 1984. P. Volz: Die Eschatologie der jiidischen Gemeinde im neutestamentlichen Zeitalter. Tubingen. 1934.
-: Der Geist Gottes. Tubingen,1910. M. Zobel: Gottes Gesalbter in Talmud und Midrasch. Berlin, 1938.
2. Евангелия
Raymond E. Brown: The Gospel According to John, I–XII. The Anchor Bible. New York 1966. XIII–XXI, 1970.
R. Bultmann: Die Geschichte der synoptischen Tradition. Gottingen, 1957.
W. Bussmann: Synoptische Studien. Bd. I–III., 1925–1931.
M. Dibelius: Die Formgeschichte des Evangeliums. Tii- bingen, 196l.
C.H. Dodd: Historical Tradition in the Fourth Gospel. Cambridge, 1963.
W.F. Farmer: The Synoptic Problem. New York, 1964.
D. Flusser: Wie in den Psalmen iiber mich geschrieben | steht (Lk. 24,44). In: Judaica 48. Basel 1992, S. 40–42.
R.T. Fortna: The Fourth Gospel and its Predecessor. Edinburgh, 1989.
A. von Harnack: Spriiche und Reden Jesu. Die zweite Quelle des Matthaus und Lukas. Leipzig, 1907.
J. Jeremias: Unbekannte Jesusworte. Giitersloh, 1963.
E. Klostermann: Das Markusevangelium, HNT. Tiibin- gen, 1950.
-: Das Matthausevangelium, HNT. Tubingen, 21927.
-: Das Lukasevangelium, HNT. Tubingen, 1929.
R.L. Lindsey: A. Hebrew Translation of the Gospel of f Mark. Jerusalem, 1973.
-: (Hg.): Greek Concordance of the Synoptic Gospels, I–III. Jerusalem 1985–1989, Vol. I. E. Lohmeyer: Das Evangelium des Markus. Gottingen, 1963.
-: Das Evangelium des Matthaus. Gottingen, 1962.
H.M. Reimarus: Apologie oder Schutzschrift. Bd. 2, Frankfurt a. M., 1971.
A. Resch: Agrapha. Darmstadt,1967.
A. Schlatter: Der Evangelist Matthaus., 1959.
-: Das Evangelium des Lukas. Stuttgart, I960.
K.L. Schmidt: Der Rahmen der Geschichte Jesu. Berlin 1919 [Neudruck: Darmstadt, 1964].
R. Schnackenburg: Das Johannesevangelium. Freiburg: Bd. I, 1972; Bd. II, 1976; Bd. Ill, 1977.
W. Schneemelcher: Neutestamentliche Apokryphen. Bd. 1: Evangelien, 1987; Bd. 2: Apostolisches, Apokalypsen und Verwandtes. Tubingen, 1989.
Kr. Stendahl: The >School of St. Matthew.Uppsala, 1954.
G.Strecker: DerWeg der Gerechtigkeit.Untersuchung zur Theologiedes Matthaus., 1966.
W.D. Stroker: Extracanonical Sayings of Jesus. At Pamta, 1989.
A. Suhl: Die Funktion der alttestamentlichen Zitate und Anspielungen im Markusevangelium. Gutersloh, 1965.
V. Taylor: The Gospel According to St. Mark. London, 1957.
3. Иисус
Leo Baeck: Paulus, die Pharisaer und das Neue Testament, S. 99-196: Das Evangelium als Urkunde der jiidischen Glaubensgeschichte. Frankfurt a. M., 1961.
W. Bauer: Das Leben Jesu im Zeitalter der neutestament- lichen Apokryphen. Tubingen, 1909. [Neudruck: Darmstadt, 1967].
J. Blinzler: Die Briider und Schwestern Jesu. Stuttgart, 1967.
-: Der Prozel? Jesu. Regensburg, 1955. R. Bultmann: Jesus. Hamburg, 1967.
G. Dalman: Jesus-Jeschua. Leipzig, 1922.
-: Orte und Wege Jesu. Gutersloh, 1924.
-: Die Worte Jesu. Leipzig, 1930. C.H. Dodd: The Parables of the Kingdom., 1961.
— D. Flusser: Jesus und die Synagoge. In: Bemerkungen eines Juden zur christlichen Theologie. Miinchen, 1984, S. 10–34.
-: Entdeckungen im Neuen Testament. Band 1, Jesusworte und ihre Uberlieferung, Neukirchen-Viuyn, 1992: Die Tora in der Bergpredigt, S. 21–31; Jesu Prozefi und Tod, S. 130–163; «Ecce homo», S. 164–175; «Sie wissen nicht, was sie tun», S. 179–196; Der Gekreuzigte und die Juden, S. 197–209.
-: Entdeckungen im Neuen Testament. Band 2, Jesus — Qumran — Urchristentum, Neukirchen-Vluyn, 1999: Seligsind die geistlich Armen, S. 56–69; Einige Anmerkungen zu den Seligpreisungen, S. 70–82; Die Essener und das Abendmahl, S. 89–93; Es wurde zu den Alten gesagt, S. 83–88; Sitzend zur Rechten der Kraft, S. 105–109; Prophetische Aussagen Jesu iiber Jerusalem, S. 152–178; Jiidische Heilsgestalten und das Neue Testament, S. 212–252.
-: Judaism and the Origins of Christianity. Jerusalem 1988: Jesus’ Opinion about the Essenes, S. 150–168; Qumran und die Zwolf, S. 173–185; «Who is it that Struck You?», S. 604–609.
-: Die jiidische Messiaserwartung Jesu. In: Das Christen- tum — eine jiidische Religion? Miinchen, 1990.
-: Die rabbinischen Gleichnisse und der Gleichniserzahler Jesus., 1981.
-: Jesus. 21998, engl. Ausgabe, um einen 2.
Teil erweitert. F. Hahn: Christologische Hoheitstitel. Gottingen, 1964.
W. Hengel: Jesus, der Messias Israels. In: Messias und Christus. Tubingen, 1992, S. 155– 176.
Morna D. Hooker: Jesus and the Servant., 1959.
B.M.F. Van Iersel: Der Sohn (Nov. Test. Suppl. III). Leiden, 1961.
J. Jeremias: Die Gleichnisse Jesu. Gottingen, 1962. -: Jesu Verheif?ung fur die Volker. Stuttgart, 1956. -: Neutestamentliche Theologie, I. Teil: Die Verkiindigung Jesu. Gutersloh, 1971.
A. Jiilicher: Die Gleichnisse Jesu. Tubingen 1910 [Neuausg.: Darmstadt, 1963].
Carl. H. Kraeling: John the Baptist. New York, 1951. E. Lohmeyer: Das Urchristentum. Johannes der Taufer. Gottingen, 1932.
J. Maier: Jesus von Nazareth in der talmudischen Uber- lieferung. Darmstadt, 1978.
L. Ragaz: Die Gleichnisse Jesu. Seine soziale Botschaft. Hamburg, 1971.
-: Die Botschaft vom Reiche Gottes. Bern, 1942.
-: Die Geschichte der Sache Christi. Bern, 1945.
R. Riesner: Jesus als Lehrer. Tubingen,1981.
A. Schweitzer: Geschichte der LebenJesu-Forschung. Tubingen, 1951.
Paul Winter: On the Trial of Jesus. Berlin, 1961.
W. Wrede: Das Messiasgeheimnis in den Evangelien., 1963.
4. Новый Завет
О. Bauernfeind: Kommentar und Studien zur Apostelge- schichte. Tubingen, 1980.
Martin Buber: Zwei Glaubensweisen. Gerlingen, 1994.
R. Bultmann: Die Theologie des Neuen Testaments.! 1958.
Feine — Behm — Kiimmel: Einleitung in das Neue Testament., 131964.
D. Flusser: The Dead Sea Sect and Pre-Pauline Christianity. ; In: Aspects of the Dead Sea Scrolls, Scripta Hierosolymitana IV., 1958, S. 215–266.
E. Haenchen: Die Apostelgeschichte. Gottingen,1959. A. von Harnack: Die Mission und Ausbreitung des Christentums., 1924.
J. Jeremias: Theologie des Christentums, Bd. I. Tubingen, 1986.
M. de Jonge und A.S. Van der Woude: llQMelchizedek and the New Testament. In: New Testament Studies 1966, S. 301–326.
W.G. Kiimmel: Das Neue Testament. Geschichte der Erforschung seiner Probleme. Freiburg, Miinchen, 21970. E. Lohse: Martyrer und Gottesknecht., 1955. E. Meyer: Ursprung und Anfange des Christentums. Stuttgart-Berlin, 1921–1924.
St. Neill: The Interpretation of the New Testament, 1861–1961. Oxford, 1966.
R. Otto: Siinde und Urschuld. Miinchen, 1932. S. Pin^s: The Jewish Christians of the Early Centuries of Christianity According to a New Source. In: The Israel Academy of Sciences and Humanities Proceedings. Bd. II, Nr. 13., 1966.
H.J. Schoeps. Das Judenchristentum. Bern,1964. G. Strecker: Das Judenchristentum in den Pseudoklemen- tinen. Berlin, 1980.
Ph. Vielhauer. Aufsatze zum Neuen Testament. Miinchen, 1965.
Источники в русских переводах Апокрифы древних христиан.
Исследование, тексты, комментарии. М., 1989. Книга Еноха: Апокрифы. Пер. протоиерея А. Смирнова. СПб., 2000.
Наставления отцов (Пиркей авот). Пер. Е.Б. Рашковс- кого; комм. А.В. Медведева и Е.Б. Рашковского // Народы Азии и Африки, 1990, №№ 2, 3.
Переферкович Н. Талмуд. Авот рабби Натана в обеих версиях. Спб., 1903.
Переферкович Н. Талмуд. Мишна и Тосефта. Критический перевод. Изд. 2-е, пересмотренное. Т. 1–6. Спб., 1900–1904.
Раннехристианские Отцы Церкви. Антология. Брюссель, 1978.
Соколов М.И. Славянская книга Еноха Праведного. Тексты, латинский перевод и исследования. М., 1910.
Тексты Кумрана. Вып.1. Пер. с древнеевр. и арам., введение и комментарий И.Д. Амусина. М., 1971.
Тексты Кумрана. Вып. 2. Введение, пер. с др. — евр. и арам., комм. A.M. Газова- Гинзберга, М.М. Елизаровой и К.Б. Старковой. СПб., 1996.
Филон Александрийский. Против Флакка. О посольстве к Гаю. Иосиф Флавий. О древности еврейского народа: Против Апиона. Пер. с др. — греч., комм. О.Л. Левинской и А. Вдовиченко. Москва — Иерусалим, 1994.
Флавий Иосиф. Иудейская война. Пер. с др. — греч. М. Финкельберг и А. Вдовиченко под ред. А. Ковельмана. Москва — Иерусалим, 1993.
Флавий Иосиф. Иудейские древности. Перевод с греческого Г.Г. Генкель. Тт. 1–2. Спб., 190
В книге на обширном, по-новому прочитанном и осмысленном, материале текстов Нового Завета, а также других памятников «доникейского» христианства исследуется приверженность христиан апостольских времен духу и букве книг Торы и Пророков. Прослеживается верность апостолов и их последователей учению Моисеева Закона, интерпретируемого в новозаветном духе любви к Богу и ближнему. В противоположность распространенному мнению о «разрыве» ранней Церкви с древнееврейской традицией учения и жизни доказывается верность этой Церкви своим иудейским корням.
Для широкого круга читателей.
Оглавление
Предисловие
Введение
Часть первая. Йешуа и Тора
Глава 1. Соблюдение Торы в семье Йешуа
Глава 2. Йешуа соблюдает Субботу
Глава 3. Йешуа и правила кашрута
Глава 4. Другие примеры соблюдения Йешуа Торы
Часть вторая. Ученики Йешуа и Тора
Глава 5. Как жил Павел
Глава 6. Симон Петр, старший ученик Йешуа
Глава 7. Соблюдение Торы в писаниях Иоанна
Глава 8. Другие соблюдающие Тору мессианские иудеи
Часть третья. Отношение окружающих к соблюдению Торы
Йешуа и его учениками
Глава 9. Простой народ
Глава 10. Религиозные вожди Иерусалима
Глава 11. Книга Деяний и отцы Церкви
Часть четвертая. Соблюдение Торы:
законничество или любовь?
Глава 12. Любовь, милость и милосердие
в первой мессианской общине
Глава 13. Знамение любви для народов
Глава 14. Тора о соблюдении Торы
Заключение
Эпилог. Будущее мессианского иудаизма
Глоссарий
Библиография
Предисловие
Когда ученым удается говорить о сложных вопросах богословия и библеистики на популярном языке, это всегда производит сильное впечатление. Сила воздействия и изящество изложения — наиболее заметные особенности книги Дэвида Фридмана «Иисус и апостолы исполняли Тору». В своей книге он отстаивает тезис о том, что Тора (то есть пять первых книг Библии) занимала центральное место в земной жизни Йешуа Мессии (Иисуса Христа), также как и в жизни его последователей, в том числе и Шаула (Павла) из Тарса. В этом с доктором Фридманом трудно не согласиться.
Преданность Йешуа и его учеников Торе заметна даже при поверхностном знакомстве с писаниями Нового Завета. В своей книге доктор Фридман только яснее подчеркивает этот момент. Удивительно, что на протяжении столетий множество знающих и искренних ученых упускали из виду верность Торе Йешуа и его учеников (которые позднее сами стали авторами Писания). Вместо этого ученые утверждали, что искупительная смерть и чудесное Воскресение Йешуа сделали Тору недействительной. Они даже учили, что, поскольку Йешуа исполнил Тору, его последователи (включая и нас) свободны от обязанности жить согласно ее заповедям. Что же касается Шаула, о типичной позиции большинства специалистов хорошо говорит доктор Черил Энн Браун в своем предисловии к книге Бреда Янга «Павел, иудейский богослов»: «В умах многих людей именно Павел остается „основателем» христианства, оказываясь в то же время фактически отрезанным … от своих иудейских корней». Книга «Иисус и апостолы исполняли Тору» — это красноречивый вклад доктора Фридмана в дело современной переоценки подобных историко-богословских позиций.
В последние годы в среде верующих все заметнее дает о себе знать стремление выработать новый взгляд на Тору и ее место в повседневной жизни тех, кто уповает на Йешуа. Звучит все больше голосов против господствовавшего веками положения о недействительности Торы, разделяемого большинством из тех, кто провозглашает себя последователями Йешуа. В своей книге Фридману хорошо удается показать горя-
чую любовь, которую Йешуа и его талмидим (ученики) — в том числе и Шаул из Тарса — питали к пяти первым книгам Библии. Автор собрал ясные и неопровержимые свидетельства Писания о том, что для верующих первого века нашей эры Тора была далеко не просто книгой пророчеств о Мессии. Можно сказать, что доктор Фридман сделал выводы — вполне естественные, но каким-то образом ускользавшие от глаз многих библеистов на протяжении столетий, — о месте, которое занимала Тора в жизни Йешуа и его первых последователей. Ясным и популярным языком автор говорит о том, что Йешуа и его ученики являют примеры жизни и любви для всех нас, верующих в Мессию. Исследование вполне удовлетворит специалиста, а его язык не отпугнет любителя.
Я надеюсь, что все, кто прочтет эту книгу, согласятся со множеством доказательств верности Торе, собранных доктором Фридманом. Возможно, это заставит многих пересмотреть свои взгляды на то, что значит Тора для верующих в Йешуа. «Иисус и апостолы исполняли Тору» — не просто качественное исследование (основой для книги послужила диссертация доктора Фридмана); эта книга написана одним их тех, кто по-настоящему любит и Йешуа, являвшего своим примером живое исполнение Торы, и саму Тору. Мне довелось работать с Дэвидом Фридманом на протяжении нескольких лет, мы и наши семьи стали близкими друзьями. Не кривя душой я могу сказать об этих людях, что они воистину любят Тору, совсем как Йешуа и его последователи.
Ариэль Беркович
Глава конгрегации «Кегилат1 Неве Цион», Израиль.
1 Звук, соответствующий древнееврейской букве ה и греческому знаку густого придыхания (диакритический знак над гласными, как в ה ), в данном издании транскрибируется с помощью знака «г» (произносится сходно с украинским «г»).
Введение
Вхождение в мир Торы — большая честь и большая радость. Когда мы изучаем и обсуждаем Тору, мы входим в мир, к которому приближались многие ученые, раввины и мессианские иудеи, желая узнать о Боге. Вступая в мир Торы посредством этой книги, я хотел бы передать тебе, читатель, мою горячую любовь и глубокое уважение к Торе. Попытка понять, что означает для нас Тора сегодня, является многообещающей и волнующей. Особенно, если мы собираемся говорить о месте Торы в жизни первого поколения мессианских иудеев. Поэтому я начинаю это эссе с некоторым трепетом.
Я надеюсь, что читатель сможет получить представление о том, как Иешуа (Иисус) и его первые последователи-израильтяне, в том числе Шаул (Павел), Шимон (Петр) и Йааков (Иаков), относились к Торе. Это имеет решающее значение для понимания как учения Иешуа, так и его жизни. Без уразумения отношения Иешуа к Торе мы не поймем ни того, чему он учил, ни того, как он жил. Более того, мы даже не узнаем, почему он учил и жил именно так, а не иначе. Понять отношение Иешуа к Торе очень важно для всех, кто изучает Библию, поскольку Тора была основанием всей жизни Иешуа. Если читатель всерьез интересуется историей первого столетия нашей эры и желает лучше почувствовать атмосферу, в которой действовал Иешуа, или же просто хочет углубить свои знания о религии, наше исследование поможет ему.
Имеет смысл сразу объяснить, что я понимаю под Торой. Говоря о Торе, я имею в виду первые пять книг Священного Писания — от Бытия до Второзакония. Было бы неверно определять Тору только как Закон, что так часто делают комментаторы, переводчики и преподаватели. О богатстве Торы свидетельствует ее пестрый состав — в нее входят исторические повествования, наставления, назидательные песнопения и стихи, правовые положения, родословия, нравственные нормы и заветы. В более полном смысле слова, Тора — это обладающее единством наставление, данное Богом еврейскому народу и ставшее известным в форме Священного Писания. Однако в нашей книге Тора понимается также и в более узком смысле — как совокупность правовых положений,
заповедей и постановлений, которые мы привыкли соединять с понятием Закона. Словарь в конце книги поможет читателю разобраться с незнакомыми еврейскими словами. Я советовал бы просмотреть этот словарь прежде, чем приступать к чтению основного текста.
И последнее. Я хотел бы выразить свою благодарность всем тем, кто помог мне в написании этой книги: доктору Джону Фишеру, Ариэлю Берковичу, Л. Саваж, Г. Вайс, и наконец — но, разумеется, не в последнюю очередь — я благодарен М. Фридман, без поддержки которой эта книга не была бы написана.
Часть первая.
Йешуа и Тора
Глава 1. Соблюдение Торы в семье Йешуа
Вопрос о соблюдении Иисусом (Йешуа) Торы разделяется на две части. Прежде всего, мы должны убедиться, что он следовал заповедям Торы. Затем нужно будет рассмотреть, насколько его учение соответствовало жизни, которую он вел. Я вынужден проводить такое, несколько искусственное, разделение, поскольку учение каждого раввина рассматриваемой нами эпохи (I в. до н.э.) представляло собой нераздельное целое, состоящее из назидания примером собственной жизни и устного учения. На примере жизни и учения Йешуа мы имеем дело именно с таким неразрывным целым1.
Исследуя соблюдение Йешуа Торы, следует, прежде всего, рассмотреть традиции его семьи. Важно понимать, как был воспитан Йешуа. Если его семья соблюдала Тору, мы вправе ожидать того же от Йешуа. Его воспитание должно было быть проникнуто изучением Торы, соблюдением постов и праздников и всецелой приобщенностью к истории и призванию израильского народа. Посмотрим, о чем говорят факты.
Семейное воспитание Йешуа
Когда мы исследуем данные Писания о семье Йешуа, сразу становится очевидно, что его семья воспитывала его как соблюдающего Тору иудея. Семья практиковала обычное для своего времени и окружения (галилейский иудаизм I века н.э.) соблюдение Торы. Это заметно с первых дней жизни Йешуа. В Лк. 2:21-32 описано исполнение семьей Йешуа мицвы (заповеди) об обрезании, очищении и жертвоприношении, как об этом сказано в Исх. 13:2, 11-16 и Лев. 12:1-8. Текст Книги Левит гласит:
Если женщина зачнет и родит младенца мужеского пола, … в восьмой же день обрежется у него крайняя плоть его… По окончании дней очищения своего … она должна принести однолетнего агнца во всесожжение и молодого голубя или горлицу в жертву за грех, ко входу скинии собрания к священнику… Если же она не в состоянии принести агнца, то пусть возьмет двух горлиц или двух молодых голубей, одного во всесожжение, а другого в жертву за грех, и очистит ее священник, и она будет чиста.
Текст Евангелия от Луки свидетельствует о буквальном исполнении эпой мицвы родителями Иешуа, Иосэфом и Мириам (Марией).
По прошествии восьми дней, когда надлежало обрезать Младенца, дали Ему имя Иисус … принесли Его в Иерусалим, чтобы представить пред Господа, как предписано в законе Господнем, чтобы всякий младенец мужеского пола, разверзающий ложесна, был посвящен Господу, и чтобы принести в жертву, по реченному в законе Господнем, две горлицы или двух птенцов голубиных. (Лк. 2:21-24).
Иешуа был обрезан согласно мицвот (заповедям) Завета Моисеева (и Авраамова). Греческие слова ката<ката тон
Номон Моюсэос> («по Закону Моисееву») в Лк. 2:22 не оставляют сомнений, что семья Иешуа делала это для того, чтобы соблюсти требования Торы. Лк. 2:24 объясняет, что жертва, приносимая семьей, была именно жертвой, указанной в Лев. 12:8. Здесь перед нами явный пример соблюдения семьей Иешуа Торы. Кроме всего этого, очень маловероятно, что праведный человек, Симеон, о котором говорится в Лк. 2:25 (имеется в виду строго соблюдающий Тору иудей), благословил бы Мессию (ст. 28), если бы последнему не предстояло быть воспитанным в уважении к Торе. Цадик («праведник») не дал бы своего благословения отпрыску семьи, не соблюдающей Тору. Основываясь на иудейских писаниях и раввинистической литературе, трудно себе представить, что Мессия мог быть не соблюдающим Тору. Текст ясно дает понять, почему Иешуа и его семья пришли в Иерусалим: «Чтобы совершить над Ним [над Иешуа] законный обряд» (ст. 27).
Тщательное соблюдение Торы подчеркнуто и в Лк. 2:39: «И когда они [Йосэф и Мириам] совершили все по закону Господню, возвратились в Галилею, в город свой Назарет». По-гречески эта фраза замечательна своим тоном и прекрасно отражает тот факт, что Йосэф и Мириам тщательно старались исполнить все мицвот Торы относительно рождения своего сына, времени ритуального очищения, обрезания и жертвоприношений. Уже одно это говорит нам очень многое о семейной атмосфере, в которой рос Йешуа. Жизненно-религиозный уклад его семьи соответствовал общепринятым нормам. Как заметил доктор Шаф-рай в своей иерусалимской лекции 16 декабря 1996 года, ревностное соблюдение Торы было нормой для еврейской семьи в Галилее этого времени. Логика преемственности культурно-исторической традиции вела к тому, что Йешуа рос соблюдающим Тору ребенком и юношей.
Мы видим, как в двенадцатилетнем возрасте Йешуа исполняет мицву Торы вместе со своей семьей. В Лк. 2:41 читаем: «Каждый год родители Его ходили в Иерусалим на праздник Пасхи [Песах]». Очевидно, что в семье Йешуа было принято участвовать в паломничествах. Как и для всех иудеев того времени, для них это было частью исполнения мицвот Торы. В данном случае семья исполняет мицву, установленную в Исх. 23:14-15 и Втор. 16:16. Текст Второзакония гласит: «Три раза в году весь мужеский пол должен являться пред лице Господа, Бога твоего, [в том числе] в праздник опресноков [мацы — т.е. на Пасху]». Семья Йешуа праздновала праздники годового цикла, установленные в Лев. 23.
Во время этого пасхального паломничества двенадцатилетний Йешуа обнаружил свое желание служить Богу и познавать подлинный смысл Торы. Он провел целых три дня, обсуждая Тору с виднейшими иерусалимскими раввинами (см. Лк. 2:43-50). Если бы Йешуа или его семья были настроены враждебно по4 отношению к соблюдению Торы, этот эпизод был бы невозможен. Весьма маловероятно, что Йешуа мог быть увлечен трехдневным разговором о Торе с раввинами, если бы был предубежден против Торы. Хотя невозможно сказать точно, кем были эти раввины, они, скорее всего, являлись членами Синедриона. Главные члены Синедриона возглавляли йешивы, или религиозные школы, где учили Торе еврейских мальчиков и мужчин. Их увлечение спором о Торе с юным еврейским паломником из Галилеи очень вероятно. Мог ли Йешуа в эпизоде, о котором рассказывается во 2-й гл. Евангелия от Луки, спорить с такими выдающимися учителями, как мудрецы Гиллель, Шаммай или раббан Гамалиил (учитель Павла [Шаула])? Нам это неизвестно. Однако с исторической точки зрения в таком предположении нет ничего невероятного. Кем бы ни были эти раввины, но трехдневная дискуссия между такими знатоками Торы и Йешуа едва ли была бы возможна, если бы он не был соблюдающим Тору иудеем (в Талмуде есть примеры, когда неиудеи беседуют о Торе с Гиллелем и с Шаммаем. Эти
беседы, особенно в случае с Шаммаем, были очень краткими и касались только самого существа дела).
Юношей Йешуа также изображается исполняющим мщву Исх. 20:12, которая гласит: «Почитай отца твоего и мать твою». В Лк. 2:51 отмечается, что Йешуа «пошел с ними [родителями] и пришел в Назарет; и был в повиновении у них». Йешуа был послушен своим родителям, жившим согласно Торе, а следовательно, исполнял, повинуясь их наставлениям, предписания Торы. Хотя заповедь Исх. 20:12 не упоминается специально в Лк. 2:51, само поведение Йешуа является исполнением этой мицвы.
Равви Харви Фальк говорит: «Он [Йешуа] величественно и властно упрочил основания Моисеевой Торы… ни один из наших мудрецов не говорил так выразительно о неизменности Торы»1.
Соблюдающий Тору двоюродный брат Йешуа
Следовало бы установить, соблюдали ли Тору родственники Йешуа, поскольку это могло бы свидетельствовать о ревностном соблюдении Торы в более широком семейном кругу. Писание почти ничего не говорит об этом. Однако один из родственников Йешуа, его двоюродный брат Иоанн (Йоханан), изображается соблюдающим Тору.
Основное место, которое интересует нас в этой связи, — это Мк. 6:17-20. Двоюродный брат Йешуа, Иоанн Креститель, казнен за преданность Торе. Движимый любовью к Богу, он упрекал царя Ирода Анти-пу, нарушавшего мщву Лев. 18:16: «Наготы жены брата твоего не открывай, это нагота брата твоего».
Иоанн осуждал царя за нарушение ток мицвы (см. Мк. 6:18). Хотя Ирод Антипа в ответ и казнил его, он боялся Иоанна и почитал его цадиком, праведным человеком. Взглянув на этот сюжет в историческом контексте, необходимо отметить, что только очень ревностный исполнитель Торы мог порицать царя Ирода Антипу, так как это было очень опасно для жизни. У царя была власть казнить Иоанна, поскольку эти порицания оскорбляли его. Иоанном двигала преданность Богу и Его Торе. Стоит отметить, что в греческом тексте Нового Завета (Мк. 6:20) для обозначения Иоанна использовано выражение<анэр
дикайоо (муж праведный). Это один из возможных греческих аналогов еврейского термина(вышеупомянутое цадик). В самом деле, уче-
ники Иоанна в других местах описаны как много постящиеся и молящиеся: «Ученики Иоанновы постятся часто и молитвы творят, также и фа-
1 Falk21.
рисейские» (Лк. 5:33). Если ученики Иоанна жили таким образом, логично предположить, что они научились этому у Иоанна. Иоанн понимал, что он был предвестником Йешуа, чье влияние будет еще больше. Он даже говорил: «Идет за мною Сильнейший меня, у Которого я недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его» (Мк. 1:7).
Если, согласно Мк. 6:20, Иоанн был цадиком, тем более таковым должен был быть Йешуа, соблюдавший Тору столь же тщательно, как и его двоюродный брат. Отсюда следует заключить, что, поскольку Иоанн был бескомпромиссным последователем учения Торы, не побоявшимся даже смерти, Йешуа также являлся таковым. Эти два человека были из одной семьи, и их отношение к исполнению Торы, скорее всего, было одинаковым. Письменные свидетельства подтверждают такого рода выводы.
Кроме всего сказанного, Лк. 1:6 проливает свет на сам образ соблюдения Торы родителями Иоанна: «Оба они были праведны пред Богом, поступая по всем заповедям и уставам Господним беспорочно». В этом стихе греческое слово Ыкаин <дикайой> применяется к родителям Иоанна, Захарии и Елизавете. Это то же самое слово, что в Мк. 6:20, где в тексте утверждается, что Иоанн был цадиком.
Вспомним, что еврейское слово «цадик» означает человека, тщательно соблюдающего Тору. Именно так Иоанн был воспитан родителями, которые с ревностью исполняли мицвот. Как мы сказали выше, Иоанн был заточен в темницу, а затем убит, поскольку порицал царя за нарушение Торы. Рассказывая об Иоанне и его родителях, Новый Завет рисует образы людей, преданных учению Торы и соблюдению мицвот.
Рассмотрев факты, мы можем заключить, что Йешуа был воспитан в атмосфере соблюдения Торы. Его родная семья, как свидетельствует жизнь его родителей, была предана Торе. Более широкий круг его семьи (о чем свидетельствует жизнь его двоюродного брата, происходящего из дома священника Захарии), был также предан Торе. Новый Завет вполне убедительно рисует нам эту картину. Одним словом, мы легко можем видеть, что семья Йешуа воспитывала его, уча соблюдать мицвот Торы.
Глава 2. Йешуа соблюдает Субботу
Центральным для доказательства того, что следование Торе играло важнейшую роль в жизни Йешуа, является вопрос о соблюдении им Субботы (см. Исх. 20:8; 23:12-13; Лев. 23:3). Соблюдение Субботы в эпоху Второго Храма считалось важнейшей обязанностью и ключевой мицвой, независимо от того, к какой из многочисленных, распространенных в этот период, разновидностей иудаизма человек принадлежал.
Как Йешуа соблюдал Субботу?
Данные Нового Завета ясно указывают на то, что Йешуа соблюдал Субботу (см. Мф. 5:17-20; Лк. 4:16-22, 31). Таким образом, вопрос состоит не в том, соблюдал ли Йешуа Субботу, а скорее в том, каким именно образом он ее соблюдал. Наши выводы смогут подтвердить основной тезис этой книги: Йешуа вел образ жизни, предполагающий безупречное соблюдение Торы.
В чем же дело, почему, если Йешуа действительно соблюдал Субботу, он получал столь сильный отпор со стороны религиозных учителей именно в связи с исполнением им Субботы? (Примеры такого противодействия см. в Лк. 6:1-11; Ин. 7:22-24 и 9:16.) Иудейские источники расходятся в мнениях о том, нарушал ли Йешуамицву о Субботе и, если да, то каким образом. Однако большинство источников согласны в том, что учение Йешуа не совпадало с воззрениями определенных течений иудаизма его времени.
Четверо знаменитых ученых — Клаузнер, Монтефиоре, Абрахаме и Коэн — утверждали, что Йешуа нарушал мицву о соблюдении Субботы, тогда как двое других ученых — Джейкобе и Шонфельд — были убеждены, что он не нарушил ни одной из мицвот Писания относительно Субботы. Наконец, еще четверо — Колер, Флюссер, Лапид и Вермеш — утверждали, что он не нарушал мицвот и даже не вводил каких-либо серьезных отличий по сравнению с общепринятой фарисейской традицией в отношении соблюдения Субботы1. Колер предположил, что весь конфликт вокруг Субботы можно понять в свете рассуждений равви Гил-леля и равви Шаммая о том, как правильно исполнять мицвот о Субботе. Один из наиболее влиятельных специалистов по иудаизму периода Второго Храма, Шмуэль Шафрай, отметил, что Йешуа соблюдал Субботу в полном согласии с галахой его времени. Доктор Шафрай, говоря о соблюдении Йешуа Субботы, отмечает что его поведение «на все 100% следовало Закону»2. Вермеш соглашается с ним: «В основных чертах отношение [Йешуа к Субботе]… было таким же как у других раввинов»3. Я уверен, вслед за Флюссером, Лапидом и Вермешем, что Йешуа не нарушил ни одной из мицвот Писания о Субботе. Его расхождения с различными религиозными учителями, о которых мы знаем из Нового Завета, необходимо понимать как проявление характерной черты иудейского мира первого века — «нахождения истины» посредством постоянных дискуссий.
То же самое можно сказать о множестве других галахических конфликтов, отражение которых мы находим в Талмуде (они так многочисленны, что перечислять их не имеет смысла).[7] Такого рода доктринальные и политические различия, безусловно, играли свою роль и в спорах Йешуа с некоторыми фарисеями. Мы увидим, что эти различия, как и в случае с равви Тарфоном, достаточно серьезно обострили конфликт между Йешуа и теми, с кем он спорил. Шафрай отмечает, что во времена Второго Храма словесные поединки между учителями были вполне обычны, даже традиционны. Это в особенности касается споров между галилейскими и иудейскими учителями. По словам Шафрая, Галилея, где рос и учился Йешуа, в целом отличалась большей приверженностью к изучению и соблюдению Торы, чем многие области Иудеи.[8] Некоторые доводы, которые приводит Йешуа в спорах с религиозными учителями Иудеи, были довольно обычными в условиях острого соперничества иудейских и галилейских раввинов. И Шафрай и Янг отмечают, что отношение Йешуа к Торе похоже на то, что можно назвать «хасидским» движением его времени.
«По обыкновению своему»
Рассмотрим данные Писания о том, как Йешуа соблюдал Субботу (см. Мф. 12:9; Мк. 1:21; 6:2; Лк. 4:16, 31; 6:6; 13:10; 14:1; Ин. 5:1-16; 9). Во всех этих эпизодах Йешуа в Субботу либо находится в синагоге, либо учит. Лк. 4:16 и 4:31 показывают, что Йешуа, как правило, молился в синагоге каждую Субботу, почитая этот день согласно местным обычаям. В Лк. 4:16 читаем: «И вошел, по обыкновению Своему, в день субботний в синагогу». Эти слова показывают нам, что он обычно делал в Субботу. Лк. 4:31 подтверждает это: «И учил их в дни субботние».
Обратим внимание на некоторые примеры соблюдения Йешуа Субботы, которые ставились под вопрос как его современниками, так и многими толкователями на протяжении столетий.
Исцеления и забота о больных
Марк следующим образом обозначает время одного из совершенных Йешуа актов исцеления: «При наступлении же вечера, когда заходило солнце, приносили к Нему всех больных и бесноватых» (1:32). В этом стихе особо подчеркивается, что Йешуа публично исцелял в период времени, который обозначен как<моцэй Шаббат>, то есть вечер после официального окончания Субботы. Это делалось для того, чтобы не нарушать устное предание относительно перевозки лежачих больных в Субботу. Хотя мы и не знаем точно, какие обычаи были распространены в данном месте, но можем делать обоснованные предположения, исходя из воззрений, общих для всех иудеев данной эпохи. Лахс, комментируя этот стих, замечает: «Люди ожидали вечера (),
чтобы отнести своих больных к нему [к Йешуа], и тем самым избегали нарушения Субботы, в которую это было запрещено»1.
Действительно, в других случаях (каковых большинство) Йешуа исцелял людей в Субботу (см. Мк. 1:29-31). Вопрос был не в том, можно ли исцелять в Субботу (см. Ин. 5:1-16; 9:13-14). В обоих случаях Йешуа учил, что исцеление могло иметь место в Субботу, согласно правилу Бейт Гиллеля. Вопрос был в том, мог ли он разрешить перевозку больных в Субботу2.
Иначе говоря, вопрос состоял в том, имел ли Йешуа власть учить иначе, чем было предписано обычаем, относительно перевозки больных в Субботу. Решающее значение для ответа на этот вопрос имеет то, кем были противники Йешуа в случаях, описываемых в 5-й и 9-й главах Евангелия от Иоанна. Хотя мы не знаем, кем были эти люди, они, несомненно, придерживались на этот счет точки зрения Бейт Шаммая. Йешуа не соглашался с ними. (Возможно, сопротивление исходило от одной или нескольких йешив Шаммая второго поколения, которые в эти годы обладали большим политическим влиянием среди фарисеев.)
Решить, опираясь на новозаветные тексты, вопрос о том, как Йешуа соблюдал Субботу, достаточно трудно. И все же одно можно сказать вполне определенно: источники указывают, что Йешуа соблюдал Субботу и участвовал в дискуссиях о том, как делать это должным образом. Как отмечает Парке, «дискуссионные темы были областью развития галахи … Дело вовсе не в соблюдении Субботы как таковом»3.
Галахическая аргументация относительно Субботы
Мф. 12:1-8 представляет другой пример того, как Йешуа соблюдал Субботу. Во втором стихе Йешуа обвиняют в том, что он учит своих учеников нарушать Субботу. Он возражает на это обвинение с помощью
1 Lachs 72.
2 В Мк. 1:30-31 Йешуа исцеляет в Субботу тещу Шимона. Этот случай не должен был вызвать затруднений с точки зрения законов о перевозке, поскольку женщина лежала в постели в своем доме. Для последователя Бейт Шаммая, однако, законность этого исцеления оказалась бы под вопросом в связи с иной интерпретацией Шаммаем установлений относительно Субботы.
3Parkes59, 61.
раввинистического довода, известного как<кальва-хомер>\
Затем он подкрепляет свой ответ двумя доказательствами из Писания. Таким образом он показывает, что те обычаи и авотг, которым следовали его обвинители, исказили верную систему приоритетов относительно Субботы. Быть может, еще больше, чем его галахическая аргументация оппонентов привели в ярость его слова, которые мы находим в ст. 6: «Но говорю вам, что здесь Тот, Кто больше храма».
Эти слова — главное в рассуждении Йешуа. Описываемая здесь группа фарисеев, возможно, услышала в словах Йешуа возмутительное, почти оскорбительное утверждение, но именно оно перевело разговор с того, как соблюдать Субботу, к подлинной роли Йешуа. Йешуа доказывал необходимость разработки верных приоритетов относительно Субботы. Его аргументация была галахической и вполне обычной для иудаизма первого века. За несколько лет до совершеннолетия Йешуа раввины Гиллель и Шаммай горячо спорили друг с другом о понимании Торы, хотя едва ли кто-то мог поставить под сомнение их верность ее духу. Их ученики также спорили друг с другом о различных толкованиях Торы, и все же никакой серьезный ученый не усомнился бы в их приверженности исполнению Торы. Вот пример такого галахического толкования.
Школа Шаммая ставила под сомнение чистоту затвердевших маслин и винограда, тогда как школа Гиллеля не сомневалось в их чистоте. Школа Шаммая объявляла черный тмин безусловно чистым, а школа Гиллеля ставила это под сомнение. Таким же образом не соглашались они и относительно того, отделяется ли от них десятина (Издание Денби. Мишна Укцин 2, 6).
По вопросу ритуальной нечистоты Бейт Гиллель и Бейт Шаммай не сходились относительно классификации маслин, винограда и черного
1Коль ва-хомер (, евр. «легкое и тяжелое» [т.е. умозаключение от легкого к тяжелому]) представляет собой рассуждение «от меньшего к большему». В раввинистической практике эпохи Второго Храма это был один из основных методов толкования Торы. «Каль ва-хомер» был в числе семи признанных принципов толкования Торы равви Гиллеля, учившего меньше чем за поколение до Йешуа.
2Авот [евр., «отцы» (от «авмелахот» — «отец, или основа, созидательной деятельности»)] слово, означающее 39 видов деятельности, запрещенных в Субботу. Хотя они не были сведены в законченную систему вплоть до 30-х годов второго века, к первому веку основы такой системы были уже хорошо разработаны.
тмина, так же как и в вопросе о том, отделяется ли от них десятина. В’ Талмуде можно найти множество примеров такого рода несогласий меж-; ду последователями Бейт Гиллеля и Бейт Шаммая. По существу, эти страстные галахические споры иногда приводили к переменам взглядов на то, как следует исполнять Тору. Такие рассуждения имели ценность для формулировки галахи. Вот пример такой перемены взглядов.
Если женщина возвратилась из-за моря и сказала: «Мой муж мертв», — она может вновь выйти замуж; если же она сказала: «Мой муж умер бездетным», — она может заключить брак по закону о левирате. Так [учит] школа Шаммая. А школа Гиллеля говорит: мы не слышали о подобной традиции, разве что когда женщина возвращается со сбора урожая. Школа Шаммая отвечает: это одно и то j же (те же самые обстоятельства), возвращается ли она со сбора урожая, со сбора маслин или из-за моря … школа Гиллеля изменила свое мнение и стала учить согласно со школой Шаммая (Издание Денби. Мишна Эдуйот 1,12а).
В описанном здесь случае вследствие обмена мнениями между йеши-; вами Гиллеля и Шаммая приверженцы Бейт Гиллеля переменили свои , взгляды и тот способ, каким они исполняли этот аспект галахи. После того, как представители Бейт Шаммая выступили в защиту своего пре-; цедента перед представителями Бейт Гиллеля, обе фарисейские школы признали, что женщина может вступить в новый брак на основе своего; собственного свидетельства, либо свободно, либо согласно закону о ле- ■ вирате из Втор. 25:5. Галахическая аргументация, пример которой мы видели, служила для того, чтобы обеспечить двум школам возможность ; выслушать учения и доказательства друг друга. Их целью было развитие галахи. Во всех такого рода галахических диспутах главным мотивом было , желание исполнить Тору.
Подобным образом в 12-й гл. Матфея Йешуа доказывает, как должно соблюдать Субботу. Невозможно допустить, что он намеревался каким бы то ни было образом нарушить Субботу — ведь в этом случае он дол-жен был бы нарушить Тору. Тот тип аргументации, который мы находим ; в Мф. 12, напоминает методы, какими иудейский мир первого века учил ; должному пониманию и исполнению Торы. Очевидно, Йешуа заботил- ■; ся именно об этом, живо участвуя в дискуссиях относительно того, как исполнять Тору и верно понимать ее требования и приоритеты.
Срывание колосьев
Еще несколько вопросов интересуют нас в связи с данной темой. По \ поводу случая, которого мы только что коснулись, равви Шафрай отмечает: «Иешуа принял участие в галахической дискуссии, высказав свое
суждение. Он не нарушил Субботу»1. Равви Шафрай также замечает, что Йешуа и его ученики в действительности даже не срывали колосьев. По его мнению, группа людей никогда не пойдет по несжатому хлебному полю топча посевы, — не говоря уже о том, что это было бы незаконно. Однако Шафрай отмечает, что идти по такому полю дозволялось, если урожай уже собран. Тогда все желающие могли прийти сюда, поднять лежащие на земле колосья, очистить их руками и съесть. Сама Тора санкционирует подобную практику.
Когда будете жать жатву на земле вашей, не дожинай до края поля твоего, и оставшегося от жатвы твоей не подбирай, и виноградника твоего не обирай дочиста, и попадавших ягод в винограднике не подбирай; оставь это бедному и пришельцу. Я Господь, Бог ваш (Лев. 19:9-10).
Равви Шафрай полагает, что ученики Йешуа, вместо того, чтобы срывать колосья, поднимали с земли уже срезанные растения. «Полная еврейская Библия» {CompleteJewishBible) совершенно правильно передает это: «Они стали собирать верхушки колосьев и есть их» (Мф. 12:1). По мнению Шафрая, в тексте описывается именно сбор верхушек колосьев (с земли или с колоса, лежащего на земле)2. Любопытно, что Талмуд описывает ситуацию, когда иудеи занимали различные позиции относительно рассматриваемой нами галахической проблемы.
Жители Иерихона делали шесть вещей: за три они были осуждены, а за три не были…. [Мудрецы не осуждали их, когда] жали и собирали в снопы [то, что созрело прямо] накануне Омера. [Мудрецы осуждали их, когда они] ели опавшие плоды в Субботу (Мишна Пе-сахим 4, 8).
Здесь можно видеть различие пониманий галахи иудеями Иерихона и более строгими раввинами. Иерихонские иудеи не видели какого-либо галахического проступка в том, чтобы есть упавшие плоды в Субботу, а
1 Лекция Шафрая. Доктор Шафрай отмечает, что этот случай, возможно, происходил на второй неделе от начала Омера, между Пасхой и праздником Шавуот. Зерновые в Израиле в это время еще не созревали, но очень вероятно, что зерно можно было есть в районе Кинерета (Галилейского моря). Поскольку новое зерно в стране еще не созрело, в это время года легко можно было проголодаться. Этот случай содержит весьма правдоподобную галахическую проблему, что придает ему большое значение.
раввины видели. Здесь различие галахического понимания определено i местностью. Жизнь и экономика Иерихона, лежащего в долине реки Иордан, зависели от плодов. Песахим 4, 8, возможно, имеет в виду события, происходившие незадолго до или вскоре после Пасхи. Поэтому это * место аналогично эпизоду, описанному в 12-й гл. Евангелия от Матфея.!
Могли ли галахические предписания относительно пищи повлиять на нормы соблюдения Субботы? Для нас важно увидеть, что применяе-! мый Йешуа тип аргументации и местное понимание Субботы были вполне обычными для интересующего нас времени. Во-первых, кем были конкретные фарисеи, которые оказались на поле в Субботу и видели Йешуа с учениками во время эпизода, описанного в 12-й гл. Матфея? Были ли они посланы из Иерусалима, чтобы пристально следить за галилейским равви? Или, быть может, это были молодые и ревностные ученики йешивы, стремящиеся вовлечь Йешуа в споры? А может, они были посланы, чтобы найти в Галилее способных учеников для своей йешивы. и сторонников для своей партии? Были ли они учителями и раввинами, оказавшимися здесь по пути из одной синагоги в другую, или это были верные последователи учения Бейт Шаммая?
Если бы мы знали, кем они были, мы могли бы лучше понять суть их обвинений против Йешуа. Я могу предположить, что это были ревнос-! тные молодые члены фарисейской партии одной из иудейских академий,. посланные оценить благочестие галилейских иудеев и найти способных\ кандидатов для обучения в Иерусалиме. Даже если они были фарисея- ( ми, жившими в Галилее, этот случай весьма вероятен. Сами галилейские мудрецы рассуждали между собой о том, как позволительно очищать, = а затем поедать зерна в Субботу1.
1 До конца не понятно, о каких именно зернах идет речь в Мф. 12:1-8. По моему мнению, мысль текста лучше всего можно передать, сказав, что этот случай имел место в «поле, засеянном неопределенной зерновой культурой». Зерно названо в тексте o—rropip—os <споримос>, и некоторые ученые (например Stern, Ardent, Gingrich, Newman) переводят это как «пшеница» , (wheat). Другие ученые (Лидделл и Скотт, создатели «Нового международного перевода» и «Новой Иерусалимской Библии») передают onopip—osкак : «рожь» (corn). Анализ греческих и еврейских слов, используемых для обозначения этих культур, не дает нам конкретных результатов. Я исследовал значения греческих слов nvpov <пюрон>, очтоу <cumoc>, araxves <стакю-эс> и areipov <стейрон> и еврейских hitah, bar и shibalim в надежде точ- i но идентифицировать эту культуру. Контекст заставляет предполагать, что ,
«Суббота для человека»
Йешуа принадлежат слова, вполне способные вызвать противоречивые оценки, но едва ли дающие основания обвинять его в нарушении Субботы. В Мф. 12:8 Йешуа утверждает, что человек имеет власть над Субботой. Кроме того, он делает вывод, что сам он как Мессия имеет право учить о том, как должным образом соблюдать Субботу,jiопределять что в этой связи более, а что менее важно. По словам Йешуа, человечество в целом господствует над Субботой, и этот порядок не следует изменять. Таким образом, Суббота должна служить человеку. Человек не должен быть порабощен стремлением жить согласно различным взглядам на правильное соблюдение Субботы.
В той версии событий, которую излагает Марк, Йешуа говорит о том же самом: «Суббота для человека, а не человек для субботы; посему Сын Человеческий есть господин и субботы» (2:27-28). Ст. 28 есть расширение принципа, сформулированного в ст. 27. Йешуа, насколько я понимаю, говорит о том, что в целом человечество господствует над Субботой. Йешуа как единственный в своем роде Сын Человеческий (в эпоху Второго Храма выражение «сын человеческий» означало апокалиптическую фигуру, того, кто приходит перед концом мира, или Мессию), имеет власть от Бога учить еврейский народ должному отношению к Субботе. Этот случай показывает, что Йешуа почитал Субботу, защищая ее — определяя ее подлинное значение. Он отстаивал то, что считал важнейшим в почитании Субботы.
Понимание Йешуа отношения человека к Субботе согласовывалось с тем, чему учили многие раввины его времени. Как пишет Вермеш, «[Мысль о том, что] Суббота устроена для человека, а не человек для
здесь, скорее всего, имеется в виду пшеница, поскольку изображенное в тексте действие (шелушение зерен вручную, прежде чем съесть их) больше похоже на поедание пшеничных или ячменных зерен, чем ржи. Кроме того, ячменные и пшеничные посевы созревали в Нижней Галилее примерно в это время года, между Пасхой и праздником Шавуот, что вполне соответствует нашему контексту. Привлечение Септуагинты для дешифровки значения используемых здесь слов также не приводит к сколько-нибудь заметным результатам. Греческое ottos, которое в Септуагинте используется для обозначения ржи, встречается в Новом Завете не менее двенадцати раз и определенно означает пшеницу. Поэтому, исходя из контекста, я понимаю под этой культурой разновидность злаковых, скорее всего, ячмень или пшеницу.
Субботы, также прочно укоренена в раввинистическом учении…. Соблюдение Субботы во втором веке, а возможно, и в первом, было принципиальным образом подчинено благу иудея»1.
Представление о милосердии и благосклонности к человеку при соблюдении Субботы в сочетании с системой ценностей Писания не было нововведением Иешуа. Таким было изначальное намерение Бога при даровании Субботы еврейскому народу. Однако Йешуа слышал, видел и пережил на собственном опыте ложные учения о соблюдении Субботы. Евангельские повествования показывают нам, что Йешуа, как Мессия Израиля, ревностно учил правильному соблюдению Субботы. Другие раввины его времени делали то же самое. Единственным различием было то, что Йешуа претендовал на звание Мессии и настаивал на авторитетности своего учения (или своих толкований Торы). Именно эти притязания и вызывали сопротивление.
«Дозволяется делать добро в Субботу»
Еще один эпизод Писания, из которого мы можем заключить, как Йешуа относился к соблюдению Субботы, — Мф. 12:9-15. Здесь его обвиняют в нарушении обычаев некоторой неустановленной религиозной группы относительно исцеления в Субботу. Прибегая к тому же раввинистическому рассуждению «каль ва-хомер»2, он оспаривает своих обвинителей, предлагая им правильное понимание приоритетов Субботы. Ст. 12 выделяется как своего рода резюме: «Итак можно в субботы делать добро».
Ряд наблюдений может помочь нам увидеть, почему фарисеи стремились «погубить» Йешуа (ст. 14). Во-первых, его хотели обвинить в серьезном нарушении предписаний Торы (о намерениях вопрошающих см. ст. 10). Их вопрос об исцелении мог быть уловкой или провокацией, призванной вовлечь Йешуа в спор. Он также мог быть рассчитан на то, чтобы заставить Йешуа возражать против их понимания позволительности исцелений в Субботу. Какими бы ни были их мотивы, мы должны рассматривать данную ситуацию как столкновение именно между Йешуа и конкретной группой фарисеев. Эти фарисеи не выражали точки зрения всего Израиля. Ст. 15 показывает, что Йешуа был популярен среди простого народа — и, тем самым, представлял опасность для популярности, миссионерской деятельности и авторитета этой конкретной группы фарисеев. Поскольку галилейский равви ставил под сомнение верность их интерпретаций заповеди о Субботе, под сомнением оказывался и их политический вес. Этот аспект противостояния нельзя недооценивать, особенно ввиду той роли, которую он в конечном счете сыграл в смерти Йешуа. В лице этих фарисеев Йешуа нажил себе очень влиятельных врагов, и его поведение по отношению к ним показывает, что он это прекрасно понимал.
В той версии рассматриваемого эпизода, которую рассказывает Марк (Мк. 3:1-6), сторонники царя Ирода Антипы (сына Ирода I) объединились с этими оскорбленными фарисеями (см. Лк. 6:11), чтобы устроить заговор с целью убить Йешуа. Под властью Антипы была уже гораздо меньшая территория, чем у его отца. Мк. 3:6 также подчеркивает политический аспект данного конфликта. Этот конфликт был гораздо теснее связан с противостоянием между локальной группой фарисеев и Йешуа (и его предполагаемым влиянием), нежели собственно с вопросом о соблюдении Субботы. Фундаментальные противоречия в мировоззрении Йешуа и Ирода Антипы рано или поздно неизбежно должны были дать о себе знать. В Лк. 13:32 Йешуа называет Антипу «лисой». В раввинистической литературе лиса — обычный образ для кичливого фигляра, возомнившего себя невероятно могущественным, тогда как в реальности от него едва ли хоть что-нибудь зависит. Антипа мог понять слова Йешуа, невзирая на их правдивость, как продуманный и жестокий удар. В том же самом стихе Йешуа дает Антипе понять, что такое настоящая власть: способность победить смерть и воскреснуть на третий день. Для Антипы власть заключалась в умении угождать Риму и пристально следить за собственным народом, сдерживая его силой. Это дает нам некоторое представление как о том, сколь сильного врага нажил себе Йешуа, так и о том, почему Антипа не помог Йешуа, когда тот оказался перед лицом смерти от рук римлян. В Лк. 23:11-12 мы видим, что Антипа использовал смерть Йешуа как способ выслужиться перед римским наместником Понтием Пилатом. Йешуа стал средством в политической игре Антипы. Лука говорит, что Антипа относился к Йешуа с презрением (см. ст. 11). Отстаивая Тору, Йешуа стал врагом царя Ирода, совсем как незадолго до этого его двоюродный брат Иоанн.
Неотвязанный осел
Еще один рассказ об исцелении в Субботу читаем в Лк. 13:10-17. Здесь Йешуа исцеляет больную женщину, и с ним спорит начальник синагоги.
При этом начальник синагоги, негодуя, что Иисус исцелил в субботу, сказал народу: есть шесть дней, в которые должно делать; в те и приходите исцеляться, а не в день субботний, (ст. 14).
С точки зрения этого чиновника, за исцелением следует являться в будний день (евр.<йом холь>). В Субботу исцеления запреще-
ны. Это, в частности, отражает взгляды сторонников равви Шаммая на исцеление в Субботу. Вспомним, что равви Шаммай основал одну из фарисейских школ в Иерусалиме примерно за поколение до Йешуа. В данном эпизоде Йешуа вновь учит о том, что более, а что менее важно при соблюдении Субботы. Возможно, трактовка Йешуа противоречила пониманию Субботы школой Шаммая. Комментируя исцеления, производимые Йешуа в Субботу, равви Шафрай отмечает: «Этому не противоречит гажха\»хПо сути дела, Шафрай полагает, что начальник синагоги был менее сведущ в галахе, чем Йешуа. Шафрай замечает, что исцеление в Субботу было бы запрещено только в том случае, если бы Йешуа применял при исцелении лекарства. Но Йешуа исцелял без всяких лекарств. Отметим еще раз, что Йешуа присутствует в синагоге в Субботу и молится вместе с местными евреями, согласно местным обычаям.
Стихи 15-16 отражают учение Йешуа о том, как должно соблюдать Субботу. В этом случае он снова прибегает к раввинистическому методу «каль ва-хомер», заявляя:
Лицемер! не отвязывает ли каждый из вас вола своегоили осла от яслей в субботу и не ведет ли поить? Сию же дочь Авраамову, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить от уз сих в день субботний?
Верующие иудеи реагируют на исцеления Йешуа в Субботу с радостью и восторгом: «И весь народ радовался о всех славных делах Его» (ст. 17). Обычные иудеи всецело принимают дела и учение Йешуа. Это не должно нас удивлять. В Субботу люди хотели встретиться с Богом, искали милости и сострадания. Именно это они находили благодаря Йешуа.
На основании этих стихов Евангелия от Марка я склонен заключить, что Йешуа одержал верх в споре с присутствовавшими в синагоге учителями. Его сочли соблюдающим Субботу; мы видели, что его рассуждения касались того, как правильно соблюдать Субботу, а не того, должно ли ее соблюдать. Его учение было учением сведущего и вдохновенного раввина. Оно, в самом деле, могло превосходить понимание смысла Субботы начальником синагоги. В то же время, это было типичное раввинистическое галахическое рассуждение, каковые всегда практиковались в Израиле. Рассуждение это не может изменить нашего представления о рвении Йешуа в соблюдении Субботы. Йешуа спорил с тем, как понимал соблюдение Субботы начальник синагоги, который, вероятнее всего, принадлежал к школе, основанной равви Шаммаем.
В Ин. 5:1-16 рассказывается о том, как Йешуа исцеляет в Субботу парализованного человека. Это происходит около Вифезды (Бейт-Хас-ды), бассейна неподалеку от Овечьих Ворот Иерусалима. Это исцеление в Субботу вызвало особенно негативную реакцию неустановленной группы иудейских религиозных лидеров (см. ст. 10,16). Трудности возникают из-за чрезмерного упрощения этого текста, вследствие чего неверно полагают, будто в данном случае речь идет о неприятии со стороны всего еврейского народа. Но сопротивление, о котором рассказывает данный эпизод, исходило от конкретной группы религиозных лидеров. Это могли быть представители определенной части фарисеев, сочувствующих школе Шаммая, или же священники из числа саддукеев, а возможно, и те, и другие. Начальные стихи этого эпизода показывают, что предметом столкновения совсем не обязательно был факт исцеления в Субботу. Проблема состояла в том, что из-за этого исцеления человек, лишенный прежде возможности двигаться, нарушил представления этой группы об аеотхСубботы тем, что носил свою циновку. Как отметил Фишер, «он [Йешуа], возможно, отступил от некоторых из соперничающих традиций, но сами их приверженцы упустили из виду цель, которую преследовал Бог, даруя Закон»2.
Шафрай замечает, что даже здесь Йешуа не нарушил ни одной из заповедей Торы. В огороженном месте, как в этом конкретном случае, можно было поднять свою циновку и ходить с ней, не нарушая Тору. Не каждый стал бы это делать, но нарушения Торы в этом не было3. Вермеш говорит: «В целом, будь то в сфере законов о Субботе или в сфере пищевых предписаний, нельзя сказать, чтобы Иисус возражал против их соблюдения»4.
1 См. прим. 2 на с. 25.
2 John Fisher, «Jesus and Early Judaism», 21.
3 Лекция Шафрая.
4 Vermes 26.
Кроме того, здесь Йешуа горячо отстаивает подлинное соблюдение Субботы. Именно в этом свете мы должны рассматривать все его рассуждения относительно Субботы.
Итак, факты убеждают нас, что Йешуа ревностно боролся за соблюдение Субботы должным образом. В его учении о Субботе и всех поступках, которые он совершал в Субботу, видна забота о верном понимании приоритетов. Он соблюдал Субботу с тем же самым стремлением исполнить эту мицву, как любой другой современный ему религиозный учитель. Одним словом, отношение Йешуа к соблюдению Субботы отражает его отношение к Торе — уважение и почитание вместе со страстным желанием должным образом исполнить предписанное. Это полностью совпадает с тем, чему он учит в Мф. 5:17—18; к этим словам я и обращаю теперь читателя.
Глава 3. Йешуа и правила кашрута
То, что Йешуа стремился исполнять Тору, видно также из его отношения к ее пищевым постановлениям. Хотя ни одно из его речений не посвящено целиком толкованию предписаний Торы относительно пищи, об этом можно судить по некоторым его поступкам.
Во-первых, почему важно выделятьмицвот о кашруте (ГТПЕО) и специально исследовать отношение к ним Йешуа? На протяжении более чем 3000 лет еврейский народ видел в кашруте важнейший признак следования Торе. По этому признаку можно безусловно определить, соблюдал ли Йешуа Тору. В гл. 11 Книги Левит перечисляются те виды назем-‘ ных животных и обитателей вод, которые разрешено употреблять в пищу еврейскому народу; здесь же перечисляются и те водные и наземные существа, есть которых запрещено. Из этой главы можно узнать, чторазрешены в пищу млекопитающие с раздвоенными копытами и жующие жвачку, а также рыба, имеющая чешую и плавники. Других животных, таких, например, как зайцы, свиньи и верблюды, эта глава Торы — объявляет нечистыми. Глава завершается следующими словами:
Ибо Я — Господь Бог ваш: освящайтесь и будьте святы, ибо Я свят; … Вот закон … чтобы отличать нечистое от чистого, и животных, которых можно есть, от животных, которых есть не должно, (с. 44,
. 46, 47).
Понятие святости в Торе обозначается еврейским словом קדוש <кадош>, которое используется и в этих стихах. Это слово означает ,« различение между тем, что отделяется для Бога, и тем, что предназначается для иных целей. Посредством мицвот о питании Бог отделил еврейский народ от других народов для исполнения особых задач. Законы ,»о питании были частью Божьего призыва к народу Израильскому. Таким образом, резонно ожидать, что Йешуа, как представитель еврейского
народа и общины Израиля, будет уважать и соблюдать правила кашрута вместе с прочими мицвот Торы. Учение Иешуа, как было показано выше на основе текста Мф. 5:17-18, подтверждает это.
Мы видим, что Иешуа ест только кошерную пищу. Из его проповедей и притч следует, что пища для него — это, прежде всего, зерно, хлеб, фрукты и рыба. Его проповеди и притчи не содержат упоминаний о всем разнообразии существовавших в его время продуктов питания, но дают некоторые основания догадываться, какие именно из них он считал пригодным для вкушения. Рассмотрим некоторые случаи повнимательнее.
В Мк. 11:12-13 мы читаем о том, как Иешуа проголодался и пошел к смоковнице, чтобы сорвать несколько плодов. Это показывает, что Иешуа считал эти плоды, основную культуру, произраставшую в Израиле первого века, пригодными в пищу. Как растительный плод, этот продукт считается кошерным.
В Лк. 7:36 Иешуа получает приглашение отобедать с фарисеем: «Некто из фарисеев просил Его вкусить с ним пищи; и Он, войдя в дом фарисея, возлег». Хотя это все, что мы находим в тексте, мы вновь можем с большой долей вероятности допустить, что фарисей станет потчевать своего гостя лишь кошерной пищей. Также вполне резонно предположение, что если бы этот фарисей знал, что Иешуа не придерживается правил кашрута, то не стал бы приглашать его на обед в своем доме, поскольку строгое соблюдение ритуалов было важной частью жизни всякого фарисея.
В Лк. 22:7-38 рассказывается о том, как Йешуа и его ученики совершают пасхальную трапезу. Употреблявшиеся за этой трапезой продукты специально не называются — кроме ритуальной пасхальной мацы (пресный хлеб) и вина. Тем не менее мы можем предполагать, каков был состав трапезы, исходя из нашего знания о пасхальных трапезах первого века. Эти трапезы включали мясо ягненка (или козленка), а также мацу (опресноки), горькие травы, фрукты (финики или инжир), орехи, вино, разнообразные овощи, чечевичную похлебку. Стоит ли подчеркивать, что вся эта пища была кошерной?..
В Ин. 6:5-13 описывается случай, когда Иешуа накормил небольшим количеством пищи большое собрание. В частности, мы читаем:
Здесь есть у одного мальчика пять хлебов ячменных и две рыбки; но что это для такого множества? … Иисус, взяв хлебы и воздав благодарение, роздал ученикам, а ученики возлежавшим, также и рыбы, сколько кто хотел (стт. 9,11).
Здесь Йешуа раздает пищу людям, которые слушают его проповедь. Эта пища состоит из хлеба и рыбы. В тексте этого не говорится, но мы можем быть уверены, что мальчик в ст. 9 был иудеем, а следовательно, у него могла быть только кошерная рыба. Таким образом, Йешуа кормит собрание слушателей кошерной рыбой и хлебом.
Похожий случай описан в Мк. 8:1-9, где Йешуа снова умножает пищу, чтобы накормить своих слушателей. В тексте говорится, что эти хлеб и рыбу ели все присутствующие:
Тогда велел народу возлечь на землю; и, взяв семь хлебов и воздав благодарение, преломил и дал ученикам Своим, чтобы они раздали; и они раздали народу. Было у них и немного рыбок: благословив, Он велел раздать и их (стт. 6-7).
Мы можем заключить, что эти хлеб и рыба соответствовали его требованиям к пище, а значит, были кошерными.
Когда же вышли на землю, видят разложенный огонь и на нем лежащую рыбу и хлеб … Иисус говорит им: «Придите, обедайте». Из учеников же никто не смел спросить Его: «Кто Ты?», зная, что это Господь. Иисус приходит, берет хлеб и дает им, также и рыбу (Ин. 1:9, 12-13).
В этих стихах говорится, что Йешуа и некоторые из его ближайших учеников разделяли трапезу на берегу Галилейского моря. На этот раз Иешуа сам приготовил трапезу для своих учеников. Совершенно логично ожидать, что он приготовил кошерную рыбу, а вся трапеза состояла из рыбы и хлеба. Мендель Нан в своей работе «Галилейское море и галилейские рыбаки в Новом Завете» определяет разновидности рыбы, которую ловили в Галилейском море в новозаветные времена, именно там, где происходит действие Ин. 21:9-13. Нан описывает и кошерные, и некошерные виды. В числе кошерных он называет пять видов амнона (евр.<амнон>, представители этого вида широко известны как «рыба св. Петра»), три вида семейства карповых и сардины, — все это широко распространенная в древности пища, и вся она кошерна. Придерживаясь установлений Торы, Йешуа должен был готовить кошерную Рыбу для трапезы, описанной в 21-й гл. Евангелия от Иоанна.
В ряде других случаев Йешуа говорит о пище для того, чтобы проиллюстрировать свою мысль. Было бы важно отметить, что именно он упоминает как пищу.
Еще подобно Царство Небесное неводу, закинутому в море и захватившему рыб всякого рода, который, когда наполнился, вытащили на берег и, сев, хорошее собрали в сосуды, а худое выбросили вон. Так будет при кончине века: изыдут Ангелы, и отделят злых из среды праведных (Мф. 13:47-49).
Зачем бы рыбак, герой этой притчи, стал выбрасывать часть своего улова? С точки зрения логики, это возможно, если часть рыбы была мелкой или больной. Но очевидно, что большая часть рыбы была выброшена вон, потому что не была кошерной (не удовлетворяла требованиям, изложенным в Лев. 11, не имея чешуи и плавников). Галилеяне прекрасно понимали такие примеры. Они хорошо знали разные виды рыбы, которую ежедневно вылавливали в Галилейском море. Некоторые из них были кошерными, а некоторые нет. В этой притче люди уподобляются рыбам. Кто-то окажется «кошерным» (годным) для Царства Божьего, точно так же как какая-то рыба окажется подходящей для стола; кто-то окажется «некошерным» для Царства Божьего, как какая-то рыба — негодной в пищу. Прибегая к такого рода иллюстрации, Иешуа, очевидно, хорошо понимает правила кашрута и со вниманием относится к ним. В противном случае он не воспользовался бы ими как инструментом для проповеди Царства Божьего.
Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? и когда попросит рыбы, подал бы ему змею? (Мф. 7:9-10).
Для Иешуа и его слушателей в первом веке хлеб и рыба были основной пищей. Рыба должна была быть кошерной (согласно гл. 11 Книги Левит), а хлеб не содержать некошерных составляющих. Иешуа говорит о хлебе в еще как минимум двух притчах. Давая своим ученикам образец молитвы, которая была бы действенной и угодной Богу, он учит их просить: «Хлеб наш насущный дай нам на сей день» (Мф. 6:11).
Хотя кто-то может возразить, что хлеб является символом пищи вообще, именно этот вид пищи Иешуа упоминает в молитве к Богу. Использование хлеба для обозначения пищи как таковой согласуется с использованием хлеба как основного продукта питания на всем древнем Ближнем Востоке. Наставляя своих учеников молиться таким образом, Иешуа вторит словам Притч. 30:8: «Питай меня насущным хлебом».
Важнейший пример, когда Иешуа использует хлеб для обозначения пищи, — это его наставление ученикам просить Бога о повседневной
Речения Йешуа и кашрут
Речения Иешуа подчас понимали в ложном смысле, как будто бы они подвергали сомнению действительность правил кашрута. Так, неверное понимание его слов в Мф. 15:11-20 связано именно с этим.
Не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст, оскверняет человека…. Еще ли не понимаете, что все, входящее в уста, проходит в чрево и извергается вон? А исходящее из уст — из сердца исходит; сие оскверняет человека. Ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления. Это оскверняет человека; а есть неумытыми руками — не оскверняет человека.
В этих стихах Иешуа вовсе не отрицает действительность кашрута. Это противоречило бы его словам в Мф. 5:17-18, где он говорит, что не пришел нарушить Закон. Вместо этого Иешуа учит о неверном понимании<нэтилат йадайим> (ритуального омовения рук перед трапезой). Члены той группировки фарисеев, о которых говорит этот текст, всегда исполняли обряд омовения рук перед каждой едой, поскольку они были убеждены, что тот, кто не делает этого по их особому методу, становится ритуально оскверненным. Поэтому Иешуа говорит, что «есть неумытыми руками не оскверняет человека». Иными словами, не совершая церемонии омовения рук по обряду этой группы фарисеев первого века, человек не становится нечистым перед Богом, а тем самым ритуальное очищение не является обязательным. В Мф. 15:1-2 описывается контекст этого случая:
Тогда приходят к Иисусу Иерусалимские книжники и фарисеи и говорят: зачем ученики Твои преступают предание старцев? ибо не умывают рук своих, когда едят хлеб.
Точно определить, какая это была группа фарисеев и книжников, очень трудно. Однако они тщательно выполняли ритуал «нэтилат йадай-им» перед едой (это очень похоже на сегодняшних ортодоксальных иудеев). Очевидно, что, как и сегодня, этот обычай вовсе не был повсеместной практикой. По крайней мере мы видим, что он был не так широко распространен среди галилейских иудеев. В Мф. 15:2 говорится о некоем «предании старцев». Греческое Trapahoois тшу rrpea^vrepcov <пара-досжтон пресбютерон> отражает еврейское понятие<ма-сортэйха-авот> («предания отцов»), в отличие от заповеданной в Торе мицвы. Это понятие обозначает традиции, относящиеся к соблюдению тех или иных мицвот и не обязательно имеющие источником Тору.
Указанная группа обвиняла Йешуа в нарушении фарисейского предания о нэтилат йадайим и интересовалась его отношением к этому «преданию старцев». Они были убеждены, что Йешуа учил своих учеников неправильно, потому что не указывал им исполнять мицву именно таким образом, как это было принято у данной ветви фарисейства. Это означало, что Йешуа не признавал авторитета традиций (или «предания старцев») этой группы фарисеев. Разногласия с этим крылом иудаизма имели для Йешуа политические последствия. Отвечая своим обвинителям, Йешуа обвинил их в пренебрежении куда более важными вещами. Он учил своих учеников тому, что, в конечном счете, пища и сопровождающие ее принятие ритуалы не делают человека чистым или нечистым перед Богом. Вместо подробностей ритуала он призывал своих учеников обращать внимание на мысли и намерения своего сердца, которые и делают человека чистым или нечистым перед Богом. Прежде чем делать заключение о якобы произведенной Йешуа отмене кашрута, мы должны понять, что сам он, уважая и исполняя Тору, счел предписания 11-й гл. Книги Левит вполне удовлетворительным определением как пригодных, так и непригодных ко вкушению видов пищи.
Нужно определить, о чем говорит Йешуа в Мф. 15:11. Чтобы иудей первого века не осквернился, пища должна была быть кошерной согласно определению 11-й гл. книги Левит. Если бы иудей стал есть некошерную пищу, это осквернило бы его (также см. Мф. 15:19). Одним словом, Йешуа учил о том, что когда иудей ест кошерную пищу, не совершая при этом обряда нэтилат йадайим, он не оскверняется. Далее он показывал, что именно действительно оскверняет человека. Это учение никоим образом не отменяет правил кашрута, но, по сути, подчеркивает их значение как части Торы — если только мы понимаем под пищей всё, что разрешено в 11-й гл. книги Левит. Именно такого мнения, судя по всему, держался Йешуа.
Книга Шафрая и Штерна «Еврейский народ в первом столетии»1 помогает нам понять, как питались члены иудейских общин Израиля в первом веке. В качестве основных видов пищи называются овощи и рыба, а также хлеб, масло, вино, приправы и разнообразные фрукты — все (1 Safrai and Stern, 746-748.) это было кошерным. Чечевичная похлебка и соус также были весьма популярной пищей. Конечно, более состоятельные люди могли позволить себе больше мясных продуктов, тогда как люди победнее ели меньше мяса и больше овощей и злаков. Мед и овощи также производились в те времена в земле Израиля.
В новозаветных писаниях мы читаем о том, что Йешуа ест все перечисленные продукты. Можно не сомневаться, что вся эта пища была кошерной.
Заключение
Йешуа соблюдал правила кашрута. В Новом Завете это специально нигде не подчеркивается, потому что тогдашним читателям такой вопрос даже не приходил в голову. Мы можем с уверенностью говорить о соблюдении Йешуа установлений о питании, если обратим внимание на упоминания пищи в евангельских повествованиях. Каждый человек в иудейской общине Израиля в нормальном случае придерживался правил кашрута, установленных в 11-й гл. Книги Левит. В евангелиях нет ни одного случая, чтобы Йешуа ел некошерную пищу. Мы видим, как он ест хлеб, рыбу, фрукты, пьет воду и вино — все это было основной кошерной пищей в Израиле первого века. Израиль всегда был известен семью основными продуктами, в которых не было недостатка: это финики, инжир, оливки, пшеница, ячмень, виноград и гранат. Не имея на то прямых указаний, мы все же вполне можем предполагать, что Йешуа (вместе со всем еврейским народом того времени) употреблял в пищу все эти продукты. В том единственном эпизоде, в Мф. 8:28-34, когда Йешуа встречает свиней (а свинья — некошерное животное), у нас нет никаких оснований предполагать, что он считает их пригодными в пищу.
В конечном счете, не будем забывать, что правила, которых придерживался Йешуа в связи с питанием, не должны были бы противоречить его учению. Я вновь отсылаю читателя к Мф. 5:17-18, где Йешуа говорит также и о необходимости соблюдения правил кашрута, поскольку это предписывает Тора.
Соблюдение Йешуа установлений относительно питания является свидетельством исполнения им Торы. Повторим, в Новом Завете это не оговаривается специальным образом, потому что сомнений по этому поводу не возникало. Это не считалось важным при записи исторических рассказов о жизни Йешуа, ибо самой собой разумелось, что Йешуа, как всякий уроженец Израиля в первом веке, соблюдал правила кашрута.
Глава 4. Другие примеры соблюдения Йешуа Торы
В этой главе, посвященной соблюдению Йешуа Торы, мы рассмотрим евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Все они свидетельствуют о том, что образ жизни Йешуа соответствовал соблюдению Торы. Мы увидим, что все четверо повествователей вполне единодушны в описании того, как Йешуа относился к Торе. Эта глава строится в соответствии с последовательностью евангельских рассказов.
Матфей и Иоанн провели значительное время своей жизни вместе с Йешуа в качестве близких учеников. Поэтому их рассказы и свидетельства имеют для нас особое значение. Кроме того, Лука и Марк также принадлежали к первому поколению мессианских иудеев, а следовательно, были тесно связаны с современниками Йешуа, событиями и учениями этих лет. Их исторические повествования бесценны для нас как источники, свидетельствующие о том, как Йешуа соблюдал Тору.
Эта глава не претендует на исчерпывающее раскрытие темы, скорее, здесь ставится задача указать те места в составе Писания, которые приводят факты, свидетельствующие об отношении Йешуа к Торе. Вдобавок, всегда есть основания надеяться, что читатель отыщет дополнительные доказательства, самостоятельно исследуя четыре исторических повествования о жизни Йешуа.
Нижеследующая таблица обращает читателя к ряду эпизодов Евангелия от Матфея и тем мицвот, которые исполняет в этих случаях Йешуа.
Исполнение Йешуа Торы в Евангелии от Матфея
Писание Мицва
5:17-18 Йешуа учит, что Тора сохраняет свою действительность,
19:16-19 Йешуа побуждает соблюдающего Тору человека
исполнять мицвот.
Матфей предоставляет серьезные доказательства того, что Йешуа соблюдал Тору. Хотя Йешуа и расходился с некоторыми из современных ему религиозных авторитетов относительно того, как соблюдать те или иные мицвот Торы, само по себе соблюдение, как образ жизни, в евангелиях под вопрос не ставится. Я согласен с иудейским ученым Тезой Вермешем, который отмечает: «Отвергли Йешуа [Моисеев Закон]? Наши главные свидетели, синоптические евангелия, не подтверждают эту теорию»1.
Обобщая свои взгляды на то, каким изображают Йешуа евангелия, Вермеш отмечает: «Единственный логический вывод, который мы можем сделать, состоит в том, что Иисус довольно решительно настаивал, даже в чисто ритуальном аспекте, на строгом следовании Торе»2.
Учение Йешуа о значении Торы
Здесь необходимо упомянуть о том, как свидетельствовал сам Йешуа о значении Торы, и Евангелие от Матфея может быть для нас в этом отношении весьма ценным источником. Прояснив этот момент, мы полнее поймем жизнь и учение Йешуа. Мои коллеги, Ариэль и Девора Бер-кович, тщательно исследовали речения Йешуа о Торе в своей книге «Заново открывая Тору». Я полностью согласен с представленными там объяснениями, а потому не стану долго останавливаться на речениях Йешуа. Однако два его изречения столь глубоко поразили меня в последние несколько лет, что я не могу не упомянуть их здесь.
Во-первых, Мф. 5:17-19 — это удивительно яркие слова, мимо которых не может пройти ни один серьезный исследователь отношений Торы и Нового Завета. По существу, это положение можно считать одним из авотъЙешуа, если мы позволим себе применить эту категорию раввинистической мысли к рассматриваемому вопросу. Йешуа ясно говорит о временном диапазоне, в течение которого действительна Тора:
«Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все» (5:17-18).
Мессия учит, что его влияние только укрепит, а не ослабит Тору. Греческое слово, которое используется в этом тексте и которое мы переводим как «исполнить», — это слово <плэросай>. Оно несет смысл как исполнения, так и установления должного значения Торы. Израильский ученый Дэвид Бивин очень точно передает смысл слов Иешуа, пересказывая их следующим образом:
Не подумайте ни на миг, — говорит Иисус, — что я собираюсь отменить Закон, толкуя его превратно. Нет, я не собираюсь ослабить или отвергнуть Закон, — моя задача, верно толкуя писаное Слово Божье, установить его, то есть сделать еще более стойким. Я ни за что не стал бы отвергать Закон … отменяя что-то из него ложным толкованием. Небо и земля исчезнут скорее, чем хоть что-нибудь изменится в Законе. Ни йод, мельчайшая буква алфавита, ни декоративная черточка ни за что не исчезнут из Закона1.
Иешуа говорит о том, что он глубоко чтит Закон, то есть Тору. Греческое слово, многократно встречающееся в этом стихе в значении «Закон», звучит как vo/xos <номос> и, без сомнения, означает Тору. Поэтому мы должны рассматривать все речения и дела Иешуа и его учеников в свете этих стихов из Евангелия от Матфея. В основание всего учения и всей жизни Иешуа были положены любовь и уважение к Торе. Как отмечает Фишер:
Мф. 5:17-19 — ключевое место для понимания намерений Иисуса. Здесь, говоря о своем отношении к Закону, он использует понятие «исполнить» (тг\т)ршоа.1 <плэросай>)… в данном случае это означает наполнить до предела, окончательно выразить, выявить заложенный смысл. Речь идет о том, чтобы сообщить Закону его полноту и подлинный смысл, вместо того, чтобы разрушать его, ниспровергать или упразднять1.
Согласно наиболее обоснованным предположениям, сам Йешуа употреблял для понятия исполнения еврейское слово<лэкайем>. В народном и раввинистическом употреблении в интересующее нас время это слово означало «правильно учить о предмете». Поэтому Фишер совершенно прав, когда говорит: «Задача заключается в том, чтобы … сообщить подлинный смысл».
Второе место, которое имеет для нас глубокое значение, это Мф. 24:12. В этом стихе Йешуа говорит о знаках конца века сего (еврейское понятие<ахарит га-йамим>)г. «Новый международный перевод» (NewInternationalVersion) трактует этот стих так: «Из-за умножения порочности, у большинства людей любовь охладеет» (Becauseoftheincreaseofwickedness, theloveofmostwillgrowcold). «Полная еврейская Библия» точнее передает его значение: «У многих людей любовь охладеет из-за их удаления от Торы». Греческий текст таков:
Буквально речь идет о том, что в последние дни рост беззакония приведет к угасанию братской любви как нормы жизни общества. Наше внимание привлекает к себе здесь слово<аномш>. Буквально оно означает «беззаконие». Правильный перевод звучал бы как «отдаление от Торы». Беззаконие, о котором здесь идет речь, лучше всего понять в его библейском и иудейском контексте. Когда Йешуа говорил о Законе, он мог иметь в виду лишь один Закон, а именно Тору. «Полная еврейская Библия» схватывает самую суть слов Йешуа: мир в целом будет отдаляться от идеалов Торы, как они изложены в Писаниях. Это приведет к жестокости, которая распространится в масштабах всего мира. Мы видим примеры этого в современном мире — разложение общества во многих культурах, где свирепствуют преступность и сексуальный имморализм (две области общественной жизни, которые регламентирует Тора).
1 John Fisher, «Jesus and Early Judaism», 23.
2Axapum га-ikmtmозначает «конец дней». Выражение относится к тому времени, когда, во исполнение пророчеств Торы, произойдут мировые катаклизмы, явится Мессия и начнется его тысячелетнее царство.
Проливает ли все сказанное хоть какой-то свет на отношение Йешуа к Торе? Ответ очевиден: Иешуа глубоко почитал Тору, утверждая, что состояние мира в «последние дни» ухудшится из-за того, что люди перестанут чтить Тору и ее учение.
Эти два фрагмента Писания (главы 5 и 24 Евангелия от Матфея) рисуют нам вполне ясную картину того, чему учил Иешуа относительно Торы: Тора действительна, и ее должно уважать и соблюдать. По существу, такие выводы разделяет все большее число как иудейских, так и христианских ученых. В своей работе «Иисус и ранний иудаизм» доктор Фишер назвал семь выдающихся ученых, не сомневавшихся в том, что Иешуа соблюдал Тору. Вот эти имена: иудейские ученые Давид Флюссер, Жюль Исаак, Шмуэль Шафрай и Пинхас Лапид; христианские ученые Роберт Линдсей, Дэвид Бивин и Брэд Янг — все они утверждали одно и то же. Отрадно заметить, что в наши дни и иудейские и христианские ученые отчетливо понимают, что Иешуа соблюдал Тору. О преданности Иешуа учению Торы свидетельствует также 24-я гл. Луки. Например, в ст. 27 мы читаем о том, как Йешуа беседует с некоторыми учениками после своего воскресения из мертвых. «И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании». В Лк. 24:44 мы читаем о том, что Йешуа, еще будучи вместе с учениками в Иерусалиме, говорил: «Я вам говорил, еще быв с вами, что надлежит исполниться всему, написанному о Мне в законе Моисеевом и в пророках и псалмах».
В обоих случаях Йешуа объясняет своим ученикам сбывшиеся посредством его жизни пророчества, обращаясь к Торе. В Лк. 24:44 он говорит о том, что Тора является верным источником сведений о Мессии. Разве это недостаточно красноречиво рисует его отношение к Торе? Разумеется, если бы Йешуа не был соблюдающим Тору или не уважал бы Тору, он не сказал бы таких слов.
Другой пример находим в Мф. 7:12, где Йешуа характеризует существо Писания в целом: «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки». Слова Торы и Пророков стали источником главных элементов учения Йешуа. Многие замечали сходство этих слов со словами равви Гиллеля, расцвет деятельности которого пришелся на время за поколение до Йешуа. Гиллель учил: «Не делай ближнему своему того, что ненавистно тебе. В этом вся Тора; все прочее комментарий — пойди и выучи» (Миш-на Шаббат 31а). Нетрудно заметить, что и Йешуа, и Гиллель, формулируя такого рода резюме своего учения, обращаются к Лев. 19:18 (место, которое Йешуа вспоминает в еще одном новозаветном тексте как одну из двух важнейших мицвот). Никому не придет в голову усомниться в том, что жизнь Гиллеля была следованием Торе. Но между источником Гиллеля и источником Йешуа, учитывая их сходные выводы, нет различий. Гиллель комментирует Тору, как комментирует Тору и Йешуа. Это говорит нам, что оба они в высшей степени чтили Тору. Она была подспорьем для обобщения ими своего этического учения.
Подводя итог, можно сказать: Евангелие от Матфея убедительно показывает нам, что речения Йешуа свидетельствуют о соблюдении и глубоком почитании им Торы.
Соблюдение Йешуа Торы в Евангелии от Марка
Мы уже видели в Евангелии от Марка, что Йешуа соблюдал Субботу (см. 1:21; 3:1-6; 6:1-2) и побуждал исполнять мицвот Торы о ритуальном очищении (см. 1:44). В Мк. 1:39 читаем: «И Он проповедывал в синагогах их по всей Галилее и изгонял бесов».
Целитель
Сказанное в Мк. 1:39 едва ли было бы выполнимо на деле, не будь Йешуа соблюдающим Тору. Как показывает в своей книге Бернард Ли1, общины галилейских синагог приняли его в качестве раввина и целителя; это было бы невозможно, не соблюдай он Тору, по крайней мере по галилейским меркам. В Мк. 5:21-43 рассказывается об очень показательном эпизоде, совершенно недвусмысленно свидетельствующем об отношении Йешуа к Торе. Иаир, глава синагогальной администрации (см. ст. 22), обращается к Йешуа как к раввину и целителю, прося исцелить его дочь (см. ст. 23). Именно как раввин и целитель Йешуа получает право войти в дом Иаира (см. стт. 38-39). Йешуа принимается в качестве раввина главным официальным лицом синагоги, человеком, который сам соблюдает Тору. Мы вправе допустить, что Иаир не попросил бы помощи у того, кто не являлся соблюдающим Тору, несмотря даже на то, что Иаир был в отчаянном положении.
Почитание родителей
В Мк. 7:10-13 Йешуа подчеркивает свое почитание Торы, говоря: «Ибо Моисей сказал: почитай отца своего и мать свою; и: злословящий отца или мать смертью да умрет». Это прямые цитаты из Торы: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, кото-
1 См. замечательную работу Ли «Иисус как галилейский иудей», вполне согласующуюся с развиваемой в нашей книге идеей о соблюдении Иешуа Торы.
рую Господь, Бог твой, дает тебе» (Исх. 20:12; см. также Втор. 5:16). Йешуа также цитирует Исх. 21:17: «Кто злословит отца своего, или свою мать, того должно предать смерти».
Йешуа цитирует эти стихи, чтобы осудить некоторых фарисеев и учителей, которые, вследствие своего толкования Писания, пренебрегали мицвой о почитании родителей. Йешуа обращается к указанным стихам как к содержащим окончательные, наиболее весомые принципы, согласно которым дети должны относиться к своим родителям. Тем самым он ясно показывает свое огромное уважение к Торе.
Например, гл. 1 Евангелия от Луки совершенно несомненно показывает, что семья Иоанна Крестителя, отец которого был священником, строго следовала Торе. Если догадка Флюссера, что Феофил был высокопоставленным священником, верна, последний был бы весьма впечатлен, узнав, что между Йешуа и храмовым ритуалом существует тесная связь. Кроме того, Феофил, скорее всего, был саддукеем. Для саддукея же совершаемые священниками храмовые ритуалы были основой подлинного иудаизма. Хотя сам Йешуа не принадлежал к священству из колена Ааронова, его семья была связана со священством по линии Иоанна Крестителя. По существу, сам Иоанн был священником. Ряд других священников могли относиться к тому, что Иоанн, священник, поддержал мессианские притязания Йешуа, с некоторым сочувствием. Для западного читателя в двадцатом веке это может показаться малозначительной деталью, не заслуживающей внимания, но в Израиле первого века семейная принадлежность играла огромную роль. Репутация человека и то, как его принимают другие (в особенности в религиозной иерархии Иерусалима), – все это было тесно связано с происхождением его семьи.
Картина смиренного следования Торе в семье Йешуа могла также произвести весьма положительное впечатление на Феофила. По крайней мере, у него не было бы ни малейших оснований сомневаться в хорошем происхождении и благочестии всей этой большой семьи. В современном мире происхождение семьи может значить немного, но для израильского иудаизма первого века это было одной из важнейших характеристик человека, его репутации и социального положения. Не будем недооценивать важность изображения семьи Йешуа в первых двух главах Евангелия от Луки. Атмосфера соблюдения Торы здесь хорошо заметна.
Рассмотрим теперь несколько важных примеров соблюдения Йешуа Торы. Затем мы завершим наш очерк свидетельств Евангелия от Луки подробным рассмотрением соответствующих мест Торы.
Его отношение к Торе
Вскоре после событий, описанных в первых главах Евангелия от Луки, мы вновь видим примеры огромного уважения, с которым Йешуа относится к книгам Торы. В Лк. 4:1-13 Йешуа подвергается тяжелым испытаниям. Всякий раз он отвечает на искушение цитатой из Писания (Втор. 8:3; 6:13-14; Пс. 90/91:11-12). Эти стихи являют слово истины, и они становятся для Йешуа духовной, эмоциональной и психологической защитой от зла, которому он здесь противостоит. Отметим, что два первых места — из Торы. Слова Торы поддерживают Йешуа в момент испытания. Это помогает нам понять, сколь важны в его жизни были Тора и ее истины. Этот эпизод Евангелия от Луки подтверждает мысль равви Фалька, которую мы приводили выше, что «Он [Йешуа] величественно и властно упрочил основания Моисеевой Торы … ни один из наших мудрецов не говорил так выразительно о неизменности Торы»1.
Став взрослым, Йешуа продолжал жить, соблюдая Тору, как и в юности: «Он учил в синагогах их, и от всех был прославляем» (Лк. 4:15). Он по-прежнему установленным образом чтил Бога и принимал участие в сосредоточенном на Торе процессе обучения в местных синагогах. Согласно этому стиху, он пользовался уважением как учитель (равви). Это было возможно только в том случае, если он продолжал соблюдать Тору. Лк. 4:16 подтверждает его неизменное участие в синагогальном богослужении и обучении — «…вошел, по обыкновению Своему, в день субботний в синагогу».
Здесь мы видим, что участие в местном синагогальном богослужении, уважение традиций было повседневной реальностью для Йешуа. Как все галилейские иудеи, Йешуа изучал Тору — он умел читать ее и применять на практике ее заповеди и связанные с ней обычаи. Он учился этому и в семье, и в местной синагоге. Это было частью его жизни, как всякого иудея.
В Лк 4:16-17 мы читаем о том, как Йешуа принимает активное участие в Субботнем богослужении. Он исполняет традиционную роль (шалиах циббур), читая главу из Пророков и толкуя прочитанные стихи, — роль, отводившаяся в те времена раввинам или тем, кто готовился стать раввином. Его участие нужно рассматривать как обычное для галилейского иудея выражение почитания Бога. Здесь описание действий Йешуа совпадает с нормальным стилем жизни соблюдающего Тору учителя того времени. В Лк. 4:31 рассказывается, как Йешуа учит Торе в селении под названием Капернаум. Здесь он также принимает участие в обычном Субботнем собрании и ритуалах: «И пришел в Капернаум … и учил их в дни субботние».
Исцеление прокаженного
Действуя как раввин и целитель, Йешуа был достаточно внимателен, чтобы соблюдать мицвот Торы и побуждать своих учеников и близких делать то же самое. Пример этого можно найти в Лк. 5:12-16, где Йешуа исцеляет прокаженного иудея.
И тотчас проказа [цараат] сошла с него. И Он повелел ему никому не сказывать, а пойти показаться священнику [кохену] и принести жертву за очищение свое, как повелел Моисей, во свидетельство им.
1Шалиах циббур — служитель, произносящий молитвы и читающий разделы из Торы или из гафтарот (различные отрывки из пророков) в субботнем или праздничном собрании.
Здесь Йешуа исцеляет больного, повелевая ему принести предписанные Торой жертвы за такое исцеление, а также показаться священнику, который должен объявить его исцеленным, как указано в Лев. 14:1-32. Йешуа повелевает своим исцелившимся соплеменникам соблюдать мицвот Торы.
Вот закон о прокаженном [пораженном цараат], когда надобно его очистить: приведут его к священнику [кохену]… и если священник увидит, что прокаженный исцелился от болезни прокажения, то священник прикажет взять для очищаемого двух птиц живых чистых, кедрового дерева, червленую нить и иссопа… Очищаемый омоет одежды свои, острижет все волосы свои, омоется водою, и будет чист; потом войдет в стан и пробудет семь дней вне шатра своего…. В восьмой день возьмет он двух овнов без порока, и одну овцу однолетнюю без порока, и три десятых части ефы пшеничной муки, смешанной с елеем, в приношение хлебное, и один лог елея (Лев. 14:2-4,8,10).
Йешуа указывает этому человеку сделать следующее: он должен сказать о случившемся священнику, пройти проверку, и его должны объявить исцелившимся, после чего он незамедлительно должен принести жертвы за исцеление, пройти недельный карантин, а затем принести окончательные жертвы. Йешуа поощряет соблюдение этихмицвот Торы. Его дела и его наставления соответствовали всей его жизни, прочно связанной с соблюдением Торы.
Исполнение мицвы о цицит и других мицвот
Когда к Йешуа приближались больные, прося исцеления, они старались коснуться кистей (евр.<цицит>) на его одежде. Кисти присоединялись к одежде каждого мужчины-иудея, во исполнение мицвы, содержащейся в Чис. 15:37-41: «Чтоб они делали себе кисти на краях одежд своих в роды их, и в кисти, которые на краях, вставляли нити из голубой шерсти».
Нося на своей одежде кисти, Йешуа прямо исполнял мицву Торы. Израильский ученый Шмуэль Шафрай отмечает: «Я полагаю, что он [Йешуа] и его ученики носили и то, и другое [цицит и тфилин]»’.
‘ Лекция Шафрая. (Цицит — кисти на краях одежды каждого иудея мужского пола во времена Йешуа. Тфилин — «хранилища» («филактерии»), также носились всеми иудеями мужского пола во времена Йешуа. Обе эти ритуальные детали одежды основываются на соответствующих заповедях Торы. См. Числ. 15:37слл. и Втор. 6:4-6.)
В Лк. 8:43-48 мы читаем, как к Йешуа приближается больная женщина, которая касается «края одежды Его», тем самым коснувшись и цицит. Мы не знаем, был этот поступок случайным или намеренным. (Позднее прикосновение к цицит учителя в некоторых общинах стало знаком особого уважения.) В то же время важно, что Йешуа носил кисти, о которых заповедано в 15-й гл. Книги Чисел, а Лука отмечает это в своем повествовании.
Существуют и дополнительные примеры того, как Йешуа учил прочих иудеев соблюдению Ь\Ъ мицвот Торы. В Лк. 18:18-30 богатый вельможа приближается к Йешуа с вопросом: «Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» (ст. 18). Нет ничего удивительного в том, что в ответ Йешуа цитирует некоторые мицвот из гл. 20 Исхода: «Знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою» (Лк. 18:20). Йешуа перечисляет все то, что этот человек уже знал и делал — мицвот Торы. Это ясно из ответа вельможи: «Все это сохранил я от юности моей» (Лк. 18:21).
В этих стихах Йешуа подтверждает святость мицвот Торы. Однако, видя обстоятельства жизни конкретного человека, он добавляет условие, которое могло бы заставить того полнее посвятить свою жизнь Богу. Подчеркивая роль и авторитет Торы, Йешуа объясняет этому человеку, как исполнить Тору (т.е. как соблюсти мицвот Втор. 6:4 и Лев. 19:18)’. Важнее всего здесь то, что Йешуа говорит о важности исполнения мицвот, применяя к данной ситуации традиционное и согласное с Торой учение.
Следующая таблица показывает следование Йешуа Торе и мицвот, которые он исполнял, согласно Евангелию от Луки.
1 Здесь Йешуа дает некоторую оценку того, какая мицва Торы является «ключевой». Чтобы исполнить мицвот так, как желал их исполнения Бог, богатый вельможа из Лк. 18 должен полюбить Бога как главное, что есть в его жизни, а своего ближнего как самого себя. Из-за приверженности этого человека к своему имуществу это оказывается для него невозможным. Такая ключевая заповедь была обычной темой проповеди среди раввинов в эти времена. Один из многочисленных примеров находим в трактате Мишна Маккот 23-24, где сказано: «Равви Симлай говорил: Моисею были даны 613 заповедей… затем явился Давид и уместил их в 11 заповедей (Пс. 14-15)… затем явился Исайя и свел их к 6 заповедям (Ис. 13:15)… затем пришел пророк Михей и уместил их в трех кратких заповедях (Мих. 6:8) … затем пришел пророк Аввакум и свел все заповеди к одной, как написано (Авв. 2:4), „праведный своею верою жив будет»».
11:27-28 Йешуа учит, что блаженны те, кто следуют «слову», что
означает Тору и ее мицвот.
16:16-17 Йешуа учит, что Тора не прейдет, пока планета Земля
физически не перестанет существовать.
17:11-15 Йешуа побуждает исцеленных по Божьей милости
слушаться Торы, исполняя мицвот, касающиеся
кожных заболеваний.
18:18-24 Йешуа побуждает человека соблюдать мицвот из Исх. 20.
19:28слл. Йешуа приходит в Иерусалим, во исполнение Исх. 23:17.
22:14-20 Йешуа празднует Пасху, вспоминая тем самым историю
исхода (см. Исх. 13:14-16).
23:56 Даже в такой тяжелый для них день ученики Йешуа
соблюдают Субботу, свидетельствуя тем самым об
отношении к Субботе своего учителя.
Эти стихи свидетельствуют о верности Йешуа Торе. Итак, мой вывод состоит в следующем: Евангелие от Луки также подтверждает, что жизнь Йешуа была проникнута соблюдением Торы. Это особенно важно, принимая во внимание существующий среди историков и богословов стереотип, согласно которому Лука по своему тону, характеру повествования и изображению Йешуа считается наиболее далеким от иудейского мира из всех составителей евангелий. Факты, однако же, не поддерживают этот стереотип. Собственно, факты свидетельствуют прямо об обратном.
Соблюдение Йешуа Торы в Евангелии от Иоанна
Книга, написанная человеком по имени Йоханан бен Завдай (Иоанн Заведеев), одним из ближайших друзей Йешуа, также свидетельствует о соблюдении Йешуа Торы. Мы рассмотрим четыре наиболее ярких примера этого.
В Ин. 3:1 Никодим, фарисей и раввин, приближается к Йешуа и называет его «равви». Только соблюдающий Тору иудей, хорошо образованный и/или специально поставленный учить, заслуживал такого наименования, особенно среди фарисеев. Титул «равви» в Израиле первого века свидетельствовал о роли человека как признанного (определенным крылом или сектой иудаизма) учителя. Позднее Никодим засвидетельствовал, что считает чудеса Йешуа делом Бога.
Он пришел к Иисусу ночью и сказал Ему: Равви! мы знаем, что Ты учитель, пришедший от Бога; ибо таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним Бог (Ин. 3:2).
Чтобы раввин-фарисей вроде Никодима мог уважительно относиться к нему, а текст безусловно это подтверждает, — Йешуа должен был быть соблюдающим Тору раввином. В противном случае эти стихи Иоанна не соответствовали бы историческому контексту. Разве что Никодим лицемерил, обращаясь к Йешуа «равви», но это вряд ли возможно, поскольку Никодим изображен искренним человеком. Писец, записавший Евангелие от Иоанна, использовал в греческом тексте еврейское слово «равви», не пытаясь подыскать греческого аналога. Греческое <дидасшлос> («учитель»), которое иногда используется в качестве аналога «равви», мы в этом тексте не встречаем. Тем самым сохраняется оригинальный иудейский контекст, и само именование Йешуа помогает видеть в нем традиционного учителя Закона, плоть от плоти палестинского иудаизма первого века. Йешуа не просто соблюдал Тору, он был соблюдающим Тору «раввином», учителем Торы, и признавался таковым окружающими.
Позднее в Евангелии от Иоанна приводятся слова Йешуа, где он защищает достоинство и значение Торы. Споря с неизвестной группой высокопоставленных иудеев, он говорит:
Не думайте, что Я буду обвинять вас пред Отцом: есть на вас обвинитель Моисей, на которого вы уповаете. Ибо если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне, потому что он писал о Мне (Ин. 5:45-46).
Йешуа свидетельствует об огромном значении Моисеева откровения в Божественном замысле. Он утверждает, что его собеседникам следовало бы верить откровениям и пророчествам Моисея. Не поняв Моисея, они не могли верно понять роль Йешуа. Тем самым Йешуа вновь подтверждает истинность и богооткровеность Торы, подчеркивая важность знания Торы и доверия ей. Лишь соблюдающий Тору иудей мог говорить и учить таким образом. Йешуа изображен здесь ревностно утверждающим истинность Торы.
Ин. 6:11 подтверждает соблюдение Йешуа Торы:
Иисус, взяв хлебы и воздав благодарение [браху], роздал ученикам, а ученики возлежавшим, также и рыбы, сколько кто хотел.
Получается, что Йешуа благословлял трапезу с хлебом, в соответствии с тем, как было принято в то время. Поступая таким образом, он исполнял мицву Завета Моисеева: «Служите Господу, Богу вашему, и Он благословит хлеб твой [и вино твое] и воду твою; и отвращу от вас болезни» (Исх. 23:25).
Соблюдение мщвы о Суккот (Кущах)
Ин. 7:2слл. представляет другой пример верности Йешуа Торе. В этом случае мы видим, как он принимает участие в одном из праздников-паломничеств, Суккот (Празднике Кущей, или Шалашей). В тексте говорится: «Приближался праздник Иудейский — поставление кущей … и Он [Йешуа] пришел [в Иерусалим] на праздник не явно, а как бы тайно».
Отправившись в Иерусалим, Йешуа исполнял мицву соблюдать Суккот. Эгамицва заповедана Израилю (Лев. 23:33-43; Числ. 29:12-39; Втор. 16:13-16; Исх. 23:17). Согласно формулировке заповеди, изложенной в Исходе, «три раза в году должен являться весь мужеский пол твой пред лице Владыки, Господа». Приводимое в Талмуде описание торжественных паломнических шествий в Иерусалим во время празднований Суккот в первом веке говорит о важности этих празднеств.
Исполняя мицву о Суккот, Йешуа много учил в Храме. Учительство на праздниках было принято среди раввинов, но он отправился в Иерусалим не просто для того, чтобы учить народ. Текст указывает, что он следовал этой мицве, чтобы исполнить Тору. В Ин. 7:14-24 Йешуа укоряет некоторых иудеев за неверное суждение о нем, когда он учит во время праздника Суккот: «Не дал ли вам Моисей закона? и никто из вас не поступает по закону» (ст. 19).
Укоряя их, Йешуа имеет в виду, что они правильно поняли Божественную власть и дар, данный народу через Тору. Но они не исполняли мицвот как подобает. Очевидно, он указывает на то, что нужно соблюдать мицвот; при этом их нужно соблюдать правильно. Это похоже на его слова в Мф. 23:1: «На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте, ибо они говорят, и не делают».
Йешуа подчеркивает, что с главным в учении этих наставников следует соглашаться. Основы их учения взяты напрямую из Торы. Его обвинение этих религиозных авторитетов (см. гл. 23 Евангелия от Матфея) относится не к их учению, а к их лицемерию (стт. 4-7, 27-28), самопревозношению (стт. 8-12), презрению к народу в целом и в особенности к обращенным (стт. 13-15), неверному пониманию ими некоторых мицвот (стт. 16-24) и их гордыне (стт. 29-32). Ранее в нашей книге мы указывали, что учение Йешуа было единым целым — он сам поступал согласно тому, чему учил. Группа религиозных вождей из 23-ей гл. Матфея вела себя иначе.
И тем не менее Йешуа утверждал истинность источника их учения и его авторитет. Это еще раз показывает, что его отношение к Торе было глубоко уважительным. Он подчеркивает, что исполнение мицвот Торы является долгом народа. Хотя его отношения с некоторыми из учителей Торы были отнюдь не простыми, это не касалось самой Торы. По сути он подтверждает важность исполнения даже самых детальных мицвот о сельскохозяйственной десятине.
Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять (Мф. 23:23).
Даже сурово укоряя негодных исполнителей Торы, Йешуа не устает утверждать действительность ее мицвот — причем всех до единой!
Соблюдение мицвы о Пасхе
Кроме случая с Суккот, Иоанн дает нам еще одну возможность наблюдать, как Йешуа соблюдал другой священный для иудеев день, Пасху. Обращая внимание на соблюдение Йешуа Пасхи, мы вновь можем видеть его верность Торе. Первоначальные мицвот о соблюдении Пасхи находим в Исх. 12:11-48, Исх 23:14-15, Числ. 9:2слл., Втор. 16:1слл. и Лев. 23:4-6, в последнем случае читаем:
Вот праздники Господни, священные собрания, которые вы должны созывать в свое время: в первый месяц, в четырнадцатый день месяца вечером Пасха Господня; и в пятнадцатый день того же месяца праздник опресноков Господу; семь дней ешьте опресноки (стт. 4-5).
Втор. 16:16 указывает: «Три раза в году весь мужеский пол должен являться пред лице Господа, Бога твоего, на место, которое изберет Он: в праздник опресноков, в праздник седмиц и в праздник кущей». Пасха была также праздником-паломничеством. Она отмечалась весной, в месяце Нисане. Иудейские паломники в огромном числе приходили в Иеруса-
лим, чтобы принести жертвы, вспомнить историю Пасхи и вкусить пасхальную трапезу (евр.<седер>). Хотя в Новом Завет этот момент особенно не подчеркивается, приход Иешуа в Иерусалим показывает, что он исполнял мицвот о Пасхе. Согласно Ин 2:13, «Приближалась Пасха Иудейская, и Иисус пришел в Иерусалим». Иешуа пришел в Иерусалим во исполнение мицвот о Пасхе, как было заповедано делать всем мужчинам Израиля (см. Исх. 23:14-15). Таким образом, в Ин. 2:13 Иешуа исполняет пасхальные мицвот. Даже принимая во внимание то, что его преобладающим делом на пути в Иерусалим была проповедь, вовсе не случайно, что он отправился в Иерусалим именно на Пасху. Он исполнял мицвот о праздновании Пасхи.
Иоанн сохраняет для нас и еще кое-что об Иешуа и Пасхе. В Ин. 11:55 мы читаем о другой Пасхе, праздновавшейся спустя два года после рассказа 2-й главы. В Иерусалиме паломники ожидают прихода галилейского раввина и пророка Иешуа, чтобы он учил их (см. ст. 56). Храмовые священники и некоторые фарисеи также ждут, что Иешуа придет, дабы исполнить мицвот и учить (см. ст. 57). Это показывает нам, что и простые люди и раввины ожидали Иешуа на Пасху в Иерусалиме. Никого не удивило, что он пришел в Иерусалим, чтобы исполнить мицвот и проповедовать (см. 12:12-16)’.
Его авторитет
Рассмотрим последний пример верности Иешуа Торе, о котором рассказывает Иоанн. В Ин. 8:12-20 действительность его свидетельства (и авторитет его учения) ставится под сомнение его оппонентами: «Ты Сам о Себе свидетельствуешь, свидетельство Твое [согласно Торе] не истинно». Иешуа обвиняют в том, что в качестве авторитета для него не существует никого другого, кто мог бы подтвердить его слова о самом себе.
Отчасти отвечая на это обвинение, Иешуа обращается к Торе, тем самым утверждая ее важность и истинность. Он отвечает на обвинение, высказанное в Ин. 8:13, говоря: «А и в законе вашем написано, что двух человек свидетельство истинно. Я Сам свидетельствую о Себе, и свидетельствует о Мне Отец, пославший Меня» (стт. 17-18). Иешуа прямо
1 Ученые придерживаются различных мнений по поводу того, когда именно Йешуа вкушал пасхальную трапезу, по ессейскому календарю или же @ как большинство израильтян — по гораздо более традиционному лунному. Мы не входим в рассмотрение этой проблемы, а лишь указываем на нее читателю.
цитирует Втор. 19:15: «При словах двух свидетелей, или при словах трех свидетелей состоится [законным образом] дело».
Иешуа основывает свой довод намицвот Торы. Он указывает на двух полноправных свидетелей в его пользу — на своего Отца и на себя самого. Иешуа использует Тору, чтобы доказать собственный авторитет как пророка, учителя и Мессии.
Заключение на основе исторических повествований четырех евангелистов
Мы рассмотрели достаточно примеров из четырех евангелий, свидетельствующих о том, что Иешуа был иудеем, проводившим свою земную жизнь в совершеннейшей верности священным заветам, заключенным Богом с его народом, с Израилем. Иешуа был соблюдающим Тору иудеем. Понимая Писание исторически точно, мы можем прийти к единственно возможному выводу. Всякий иной вывод откровенно игнорировал бы факты. Как отметил Фишер:
Он [Йешуа] утверждал важнейшие основы иудейской веры: веру в Бога Творца … в богоизбранность еврейского народа, авторитетность и божественность иудейских Писаний, награду и наказание от Бога, воскресение, творение под началом Бога и Геенну1.
Я подведу итог этой части книги словами израильских ученых доктора Шафрая и доктора Флюссера. Шафрай отмечает: «Иешуа исполнял Закон и иудейские традиции времени иудаизма Второго Храма»2. Флюс-сер говорит в этой связи:
Иисус принадлежал классическому иудаизму его времени, и, с этой точки зрения, вполне естественно, что его ученики, а вслед за ними и еврейская христианская община, должны были жить по Закону3.
Проведенное нами исследование четырех евангелий подтверждает, что, по их данным, Иешуа следовал Торе.
‘ John Fisher, «Jesus and Early Judaism», 7
2 Лекция Шафрая.
3 Flusser, Jesus in the Context of History, 8.
Часть вторая. Ученики Йешуа и Тора
Как жил Павел
Говоря о соблюдении Торы, очень важно установить преемственность от раввина к ученикам. Мы видели, что Йешуа соблюдал Тору. Тем самым мы можем ожидать, что его ученики вели согласный с Торой образ жизни. В этой главе мы сосредоточимся на наиболее известном из последователей Йешуа, Павле из Тарса, или, как я буду называть его, рав-ви (раве) Шауле. Если мое предположение относительно Йешуа верно, то Шаул должен проявлять то же рвение в соблюдении Торы, что и его учитель Йешуа.
Многие современные ученые доказали, что равви Шаул жил как иудей, никогда не оставляя своего народа и не изменяя учения о том, что мессианские иудеи должны по-прежнему быть послушны Торе. Очевидно, чтобы ответить на призыв Бога, равви Шаул должен был продолжать вести жизнь соблюдающего Тору иудея. Как говорит один из исследователей, «если бы он со всей тщательностью не соблюдал Тору, то очень скоро лишился бы доверия» (в том, что касается правдивости и веса его проповеди)1. «…Писание изобилует фактами, свидетельствующими о продолжающемся соответствии его жизни предписаниям традиционного иудаизма, нужно только желание эти факты увидеть»2.
В этой главе мы рассмотрим конкретные поступки равви Шаула. Я сосредоточусь на примерах соблюдения им Торы во время путешествий за пределами Израиля. Для многих это разумеется само самой; другие полагают, что когда равви Шаул начал верить в Йешуа, он перестал соблюдать Тору, в особенности путешествуя по другим странам. Третьи приписывают равви Шаулу своего рода шизофрению, будто бы в каких-то случаях (находясь в среде иудеев) он соблюдает Тору, а в каких-то (в среде язычников или выходцев из язычников) — нет.
1 John Fisher, «Paul in His Jewish Context», 13.
2 Там же.
Шаул и Ханания
С Шаулом как мессианским иудеем мы впервые встречаемся в эпизоде Деяний, рассказывающем о том, как за него возносит молитву другой мессианский иудей по имени Ханания (Анания, см. Деян. 9:10-19). Как мы видим в Деян. 22:12-13, Ханания был строго соблюдающим Тору мессианским иудеем: «Некто Анания, муж благочестивый по закону, одобряемый всеми Иудеями, живущими в Дамаске, пришел ко мне и, подойдя, сказал мне: брат Савл! Прозри».
Благодаря тому, что над Шаулом помолился известный строгостью соблюдения Торы мессианский иудей, между ними установились мгновенное взаимопонимание и уважение, отношения человеческого — и галахического — приятия. Репутация Ханании делала его наиболее приемлемой фигурой для того, чтобы равви Шаул увидел в нем носителя вести от Бога.
Пример Ханании также показывает нам, что вести жизнь мессианского иудея, соблюдая Тору, было вполне возможно. Поэтому вполне естественно, что равви Шаул, чей образ жизни был похож на образ жизни Ханании, мог продолжать, как и Ханания, строго соблюдать Тору согласно своему фарисейскому воспитанию. Вполне правильным было бы следующее рассуждение. Ханания продолжал соблюдать Тору, став мессианским иудеем. Если это сделал Ханания, то Шаул, уверовавший в Иешуа после Ханании, также продолжил соблюдать Тору. Тем самым образ жизни Ханании служил моделью для равви Шаула.
Шаул как мессианский фарисей
Продолжал ли Шаул соблюдать Тору, уверовав в Иешуа? Ответ на этот вопрос имеет решающее значение. Ряд утверждений равви Шаула доказывает, что он соблюдал Тору.
Одно из важнейших мест — Деян. 23:6, где Шаул говорит о себе: <эгофарисайосэйми> (греч. «я фарисей»). Все большеисследователей считают, что Шаул никогда не переставал быть фарисеем в том, что касается соблюдения Торы. Мы не знаем, исключила ли официально фарисейская партия из своих рядов Шаула за его мессианские убеждения. Однако, если верить Книге Деяний, сам Шаул продолжал называть себя фарисеем даже спустя много времени после того, как уверовал в Иешуа. Рассмотрим факты, которые подтверждают его слова.
Во-первых, Шаул говорит о себе в настоящем времени. Если бы он хотел сказать, что более не является фарисеем, он легко сделал бы это; но, с точки зрения греческой грамматики, эти слова очевидно указывают на продолжающееся действие. В 23-ей гл. Книги Деяний фарисеи как группа, увидев, что он разделяет их точку зрения на догматику и имеет фарисейскую выучку, встают на защиту Шаула. Разумеется, если бы он перестал соблюдать Тору, все было бы иначе.
Более того, я позволю себе предположить, следуя догадке доктора Джона Фишера1, что Шаул продолжал одеваться в узнаваемую всеми фарисейскую «униформу». Это может объяснить, почему в нем легко узнавали раввина и учителя Торы и, в частности, пригласили говорить в синагоге в Антиохии Писидийской (см. Деян. 13:13-43). В тексте это специально не отмечается, но такое предположение весьма и весьма вероятно и вполне соответствует известному нам образу равви Шаула.
Кроме всего сказанного, о соблюдении Шаулом Торы свидетельствуют его слова, сохраненные в Деян. 28:17. Либо они соответствуют действительности, либо Шаул лжет.
Он созвал тех, которые были первыми среди [римских] Иудеев, и когда они сошлись, он начал говорить им: я, мужи братья, не сделав ничего против народа или отеческих обычаев, был, как узник, из Иерусалима предан в руки Римлян.
«Отеческих обычаев» — по-гречески <тойс этеси тойс патроойс>. Очевидно, что эти слова имеют в видулш#-вот Торы и даже, возможно, конкретные способы исполнения мицвот, выработанные в фарисейской среде. Если кто-либо вел образ жизни, не соответствующий Торе, и учил тому же других, в рассматриваемую нами эпоху это расценивали как действие, направленное против еврейского народа. Шаул утверждает, что он не вел себя подобным образом. Более того, замечание в Деян 21:21-24 ясно подтверждает, что Шаул следовал Торе и что руководители мессианских иудеев в Иерусалиме в этом на него рассчитывали. Мессианские руководители наставляли Шаула следующим образом:
Есть у нас четыре человека [из числа мессианских иудеев Иерусалима], имеющие на себе обет. Взяв их, очистись с ними, и возьми на себя издержки на жертву за них, чтобы остригли себе голову, и узнают все, что слышанное ими о тебе несправедливо [будто он учит против соблюдающих Тору мессианских иудеев], но что и сам ты продолжаешь соблюдать закон (стт. 23-24).
1 В 1991 году этот вопрос поднимался в частных беседах с доктором Джоном Фишером. Я излагаю его мнение, опираясь на эти беседы.
Этот текст показывает, что Шаул соблюдал Тору, и мессианские руководители в Иерусалиме (в том числе и их старший раввин Иаков) рассчитывали в этом на него. Они устроили так, чтобы Шаул доказал свою верность Торе, приняв участие в заключительных обрядах принесения назорейских обетов. Это имело целью пресечь ложные слухи, ходившие в Иерусалиме о том, что он якобы учит живущих среди язычников иудеев «отступлению от Моисея, говоря, чтобы они не обрезывали детей своих и не поступали по обычаям» (Деян. 21:21).
Ситуация весьма показательна. Руководители мессианских иудеев Иерусалима попросили Шаула принять участие в принесении назорейских обетов в Храме, дабы доказать, что он является соблюдающим Тору иудеем. Книга Деяний рассказывает нам, что слухи, будто Шаул учил не следовать Торе, были ложными. Разумеется, если бы Шаул был уверен в том, что соблюдать Тору неправильно, он не последовал бы совету Иакова и других руководителей мессианских иудеев Иерусалима. Он не стал бы участвовать в обрядах, совершавшихся при принесении назорейских обетов1. Это достаточно красноречиво свидетельствует о его отношении к Торе. Кроме того, это показывает, что он разделял позицию руководителей мессианских иудеев, в том числе Иакова, относительно действительности назорейских обетов, также заповеданных в Торе (см. Числ. 6:1-23).
Шаул как эмиссар
Обратим теперь внимание на путешествия равви Шаула за пределами Израиля. Во-первых, для нас здесь важно то, что как фарисею Шаулу была хорошо известна практика далеких путешествий с целью распространения религиозного учения. Фарисеи первого века активно посылали эмиссаров за пределы Израиля (Иудеи, Самарии и Галилеи), чтобы распространять свое учение среди иудейских общин рассеяния (то есть общин, живущих вне Израиля). Кроме того, они также путешествовали по Израилю, уча и отыскивая учеников для своих йешив в Иерусалиме. Возможно, именно по этой причине не было ничего странного в том, что, согласно рассказу Деян. 13, Шаула попросили учить в Антиохии Писидий-ской, где он появился в синагоге и в нем узнали фарисея, а возможно, сразу опознали в нем фарисейского эмиссара.
1 Этот случай показывает, что община мессианских иудеев Иерусалима и после смерти и воскресения Йешуа продолжала совершать жертвоприношения в Храме и приносить назорейские обеты.
В начале своего первого путешествия в качестве эмиссара мессианских иудеев равви Шаул и его спутник Варнава отправились на Кипр. Прежде всего они отыскали местную иудейскую общину, чтобы возвестить им свое учение: «Проповедывали слово Божие в синагогах Иудейских» (Деян. 13:5).
Не только на Кипре, но и далее в ходе этого путешествия по южным областям Малой Азии Шаул в первую очередь стремился распространить Благовестив в среде своего народа. Это опять же вполне соответствует обыкновению фарисеев учить в иудейских общинах рассеяния. Он соблюдал Субботу согласно местному обычаю, как мы видим в Деян. 13:14-15: «Войдя в синагогу в день субботний, сели. После чтения закона и пророков, начальники синагоги послали сказать им: мужи братия! если у вас есть слово наставления к народу, говорите».
По словам Фишера, само одеяние Шаула говорило о том, что он держится иудейских обычаев: «В Деян. 13:15 его [Шаула] приглашают говорить в синагоге, потому что в нем узнают религиозного лидера… по его [фарисейскому] одеянию, которое было очень традиционным»1.
Затем Шаул произносит свою<драша> («проповедь»)2. Делов том, что равви Шаул (а вместе с ним и Варнава) соблюдали Субботу, вместе с тем распространяя весть о мессианстве Йешуа. По обычаю местных иудейских общин, их члены собирались каждую Субботу. Шаул и Варнава были в их числе, соблюдая Субботу вместе с ними (см. Деян. 13:44-47). В связи с характером принесенной им вести, основанной на Торе, а также благодаря его статусу фарисейского эмиссара из страны Израиля Шаулу вновь оказывают честь, приглашая его свободно говорить перед народом в Субботнем собрании. Здесь становится очевиден тот образ действий, которому следуют равви Шаул и Варнава в Книге Деяний, — они соблюдают Субботу. Они свободно распространяют Бла-говестие среди неиудеев (см. Деян. 13:48; 14:1; Пслл). Это вполне согласуется со всем тем, что случилось прежде (см. гл. 10 Книги Деяний).
1 John Fisher, «The Place of Rabbinic Tradition», 4.
2 «Драша» — еврейский термин, обозначающий проповедь на текст из Торы. В Деян. 13:16-51 Шаул использовал форму исторического повествования, чтобы обратить внимание на деяния Бога в истории еврейского народа. В стт. 22слл. Шаул говорит о роли обетовании Царю Давиду, а в стт. 35-36 излагает мессианское и фарисейское толкование воскресения. Внимание к историческим событиям, заветам и исходу из Египта (см. ст. 17) говорит о сильном фарисейском и мессианском влияниях. Его драша, таким образом, представляет собой проповедь, которая основывается на его истолковании истории израильского народа.
Факты свидетельствуют о том, что Шаул и Варнава по-прежнему вели жизнь соблюдающих Тору мессианских иудеев. Их послали на Кипр, чтобы они распространили весть о Мессии среди своих соплеменников, а также и в среде неевреев. Фарисеи довольно активно практиковали миссионерские путешествия, считая возможным обращение в иудаизм прозелитов. Таким образом, для Шаула сама мысль о проповеди язычникам не была новостью. В 13-й гл. Деяний мессианские иудеи посылают его с поручением, как мессианского иудея, для распространения вести о Мессии Израиля. Было бы достаточно странно, если бы при этом он не жил как иудей.
Если бы равви Шаул не был уверен в необходимости соблюдения Торы, мы видели бы, что он избегает соблюдать Субботу во время своих путешествий. Вместо этого письменные источники говорят о неизменном соблюдении им Торы и в Антиохии, и в Иконии. Соблюдать одни предписания Торы, избегая соблюдения других, для Шаула означало бы недопустимую по отношению к Торе небрежность. Мы можем, таким образом, заключить, что он и Варнава соблюдали не только Субботу, но также и другие мицвот Торы.
Во время второго путешествия равви Шаула в качестве эмиссара сохранялась та же самая форма соблюдения Торы. Сначала мы видим это при обрезании Тимофея, ученика Шаула. В Деян. 16:3 мы узнаем о причинах, исходя из которых Шаул счел нужным обрезать Тимофея. Здесь говорится, что Шаул хотел, чтобы Тимофей сопровождал его в его путешествии. Он взял его с собой и обрезал, чтобы не смущать иудеев, живущих в этих областях, так как все они знали, что отец Тимофея был греком.
Как можно понять из Деян. 16:3, обрезание в случае Тимофея никоим образом не было условием доступа в Царство Божие. Тимофей называется последователем Йешуауже в Деян. 16:1. Однако по местным иудейским обычаям и согласно толкованиям соответствующих мест Торы Тимофей считался евреем, поскольку еврейкой была его мать. Поэтому Тимофея нужно было ввести в Завет Авраама и Завет Моисея, чтобы он мог жить жизнью мессианского иудея, не терпя поношения от местных иудейских общин. Профессор Лоуренс Шифман отмечает, что согласно Мишне (Киддушин 3,12-4,14) и единодушному мнению представителей раввинистической мысли первого столетия, если у мужчины еврея рождался ребенок от матери нееврейки, этот ребенок не считался евреем. Если же еврейская мать рождала ребенка от отца нееврея, ребенок попадал в категорию<мамзер> («незаконнорожденный
ребенок»). Об этом говорится в трактате Тосефта Киддушин 4, 16:
Если нееврей или раб имел связь с еврейской женщиной, и она родила ребенка, этот ребенок — «мамзер».
Профессор Шифман датирует эту мишну начиная, примерно, с 125 г. н.э. Таким образом, .мамзер считался евреем, однако не обладал всей полнотой гражданских прав. Шифман отмечает: «Мы должны помнить, чюмамзерим [мн. ч.] считались полноправными евреями во всех случаях, за исключением законов о браке»1.
Другое доказательство еврейства, устанавливавшегося в эту эпоху по матери, мы находим в Мишне:
Царь Агриппа встал и принял решение старейшин. И когда оно было вынесено, его нельзя было вручить ему, поскольку он был иноплеменником. Его глаза наполнились слезами. Но они сказали ему: «Не бойся, Агриппа, ты брат наш, ты брат наш, ты брат наш» (Сота 7, 8).
Эта мишна говорит о царе Агриппе II (умер в 92 г. н.э.), бывшем наполовину евреем по матери Кипре. В этой мишне старейшины безусловно объявляют его евреем; они не пошли бы на это, если бы галаха не заставляла решить вопрос именно таким образом. Шифман предполагает даже, что эта галаха была принята за 400 лет до первого века н.э. Он обобщает свои выводы следующим образом: «Ко времени возникновения христианства эта галаха уже безусловно определяла, что евреем по рождению считался ребенок, рожденный матерью еврейкой»2.
Относительно того, подпадал ли под эту категорию Тимофей, Поули-сон отмечает: «По еврейским обычаям Тимофей считался евреем, а его обрезание воспринималось как исправление допущенного некогда недосмотра. С точки зрения Евангелия, не было никакой необходимости вводить Тимофея в Завет»3. Раз Тимофей, согласно принятой в первом веке интерпретации Торы, считался евреем, он был без каких бы то ни было затруднений обрезан, после чего должен был вести жизнь иудея (см. Гал. 5:3). Как отмечает далее Поулисон:
Павел обрезал Тимофея ради иудеев … Дервии и Листры. Они … знали о том, что отец Тимофея, грек, был против обрезания сына. Поступая таким образом, Павел показывал свое уважение к раввинистическому иудейскому воззрению, … согласно которому Тимофей был евреем, поскольку еврейкой была его мать: ответственность за обрезание Тимофея лежала на Павле, как его наставнике в иудействе. Если бы мнение раввинов не имело значения для Павла, он бы отказался давать разрешение на обрезание Тимофея, как он сделал в случае с Титом1.
Если бы равви Шаул не уважал Тору, у него не было бы оснований обрезывать Тимофея. В Торе ясно сказано, что всякий еврей мужского пола должен быть обрезан (см. Быт. 17:10-14). Обрезывая Тимофея, Шаул исполнял повеления Торы. Он также с уважением относился к общему мнению местной иудейской общины, которая формулировала свое отношение к этому вопросу на основе своего толкования Торы.
Шаул просто на деле утверждал те принципы, которым учил. В 1 Кор. 7:17-18 Шаул призывает верующих оставаться частью своего народа после обращения в веру в Йешуа как Мессию. Для Тимофея, чтобы сделать это, нужно было обрезаться. Если бы, с точки зрения Шаула, мессианским иудеям не следовало соблюдать Тору, он не стал бы обрезывать Тимофея. Сам факт этого обрезания говорит о том, что Шаул по-прежнему соблюдает Тору.
Соблюдение Торы в Филиппах
В 16-й гл. Книги Деяний мы видим Шаула в Филиппах, городе на северо-востоке Македонии. В 16:13 читаем, что, находясь в Филиппах, Шаул и его окружение снова празднуют Субботу: «В день же субботний мы вышли за город к реке, где, по обыкновению, был молитвенный дом [место встречиминьяна, иудейского молитвенного собрания]».
Это означает, что, распространяя весть о мессианстве Йешуа в Филиппах, Шаул соблюдал Субботу согласно местному обычаю, участвуя в собраниях за пределами города. Он продолжал соблюдать Субботу во время своих путешествий в качестве эмиссара. Книга Деяний рассказывает, что в Филиппах Шаул останавливался у женщины по имени Лидия (см. стт. 14—15). Ставился вопрос о том, мог ли Шаул вместе со своим окружением оставаться ритуально чистым, живя в доме Лидии. Многие готовы допустить, что Шаул пошел на компромисс в отношении соблюдения Торы и вынужден был перестать есть только кошерную пищу (согласно Лев. 11). Однако мне хотелось бы обратить внимание на то, что в Деян. 16:14 Лидия названа<себоменэ тон Тэон>
(греч. «чтущая Бога»). Значение выражения «боящиеся Бога» (
< йирэй Гашем >), отчасти соответствующего<герей га-
иишр> — «прозелиты [стоящие у) врат», играет для нас решающую роль, помогая понять, кем была Лидия, а также ответить на вопрос о соблюдении Торы Шаулом. В своем очерке категорий, на которые в первом веке делили язычников и обращенных, Патриция Фишер сообщает, что обозначение «боящиеся Бога» относилось к «той специфической группе язычников, которые участвовали в синагогальном служении и принимали иудейское вероучение и иудейский образ жизни для себя, так что лишь совсем немногое отделяло их от формального обращения»1.
Кроме того, так называли язычников, уверовавших в Бога Израи-лева, соблюдавших ритуальную чистоту и законы кашрута у себя дома. Фишер также замечает, что они были очень важной составляющей иудейских общин рассеяния. Это заметно, если мы обратим внимание на важность роли Лидии в ее иудейской общине. Поулисон также отмечает, что нет свидетельств о протестах иудейской общины Филипп или окружающих областей против их (Шаула и его окружения) поведения.2 Если бы Шаул и его спутники остановились в ритуально нечистом окружении, мы ожидали бы тех или иных проявлений протеста против их неуважения к Торе и иудейским обычаям со стороны местной иудейской общины. По меньшей мере, это могло бы серьезно помешать им в распространении вести о Мессии среди своих собратьев.
Кроме того, зачем находилась бы Лидия среди собравшихся на берегу реки в Субботу, если бы она не соблюдала Тору как «боящаяся Бога»? Таким образом, мы видим, что равви Шаул не отступает от своего верного Торе образа жизни, находясь в Филиппах на попечении у Лидии и при ее материальной поддержке. Освободившись из заключения, Шаул вновь возвращается в свою ритуальную иудейскую среду в доме Лидии. В конечном счете, если бы Шаул находился в Филиппах в некошерном окружении, он не смог бы, будучи в здравом уме, утверждать то, о чем говорит в Деян. 28:17. Значение этого стиха мы обсудим в следующих разделах данной главы.
Соблюдение Торы в заключении
Читая Деян. 16:21-36, мы сталкиваемся с новой проблемой, связанной с соблюдением Шаулом Торы. После его чудесного освобождения из уз (см. Деян. 16:26-28) и обращения тюремщика (см. стт. 28-34) Шаула приводят в дом тюремщика и заботливо принимают (см. стт. 33-35). На первый взгляд все выглядит так, будто Шаул не только по доброй воле остается в некошерной обстановке, но и вкушает там пищу. Кажется, что он нарушает мщвот Торы. Но в действительности Шаул следует послаблениям, которые предполагает в такой ситуации иудейский обычай и раввинистические толкования Торы.
Хотя Шаул был освобожден от своих уз вмешательством сверхъестественных сил, он продолжал подчиняться тюремщику как представителю властей. Он не убегает от тюремщика и не скрывается от него. Он даже останавливает тюремщика, когда тот пытается наложить на себя руки (см. стт. 27-28). Стихи 35 и 36 показывают, что Шаул считает себя заключенным римских властей, пока не получает официального приказа об освобождении (на рассвете следующего дня; см. ст. 35). Шаул мог бы бежать, особенно в том случае, если бы тюремщик покончил с собой, но он уважал власть и человеческую жизнь как таковую и не мог позволить ему сделать это.
Что касается мотивов такого поведения Шаула, то дело в том, что, отправляясь в дом тюремщика неиудея, он не совершает ничего неприемлемого для иудея. Согласно раввинистической галахе этого времени, поскольку Шаул был узником у язычников, он имел право принимать некошерную пищу в виде компромисса во имя сохранения жизни. Не будем забывать, что он был жестоко избит (см. ст. 23), а потому нуждался в пище, чтобы его физическое состояние не ухудшилось. Как замечает Поулисон: «Находясь под стражей, иудеи имели право, в случае необходимости, вкушать запрещенную пищу; однако они старались по возможности устроить так, чтобы пищу им приносили их товарищи иудеи» (см. Деян. 14-16; 23:16; 24:23; 27:3; 28:10)’.
Если бы Шаул мог выбирать, он предпочел бы не оказываться в ритуально нечистой обстановке. Но в данной ситуации это некошерное окружение не делало Шаула нарушителем Торы. Мы по-прежнему видим, что он вполне последовательно ведет жизнь, отвечающую требованиям Торы. В данном случае, учитывая обстоятельства, был избран дозволяемый галахой смягченный вариант соблюдения мщвот. Если бы это было не так, то в Деян. 28:17 Шаул не мог бы сказать: «Мужи братия! не сделав ничего против народа или отеческих обычаев, я в узах из Иерусалима предан в руки Римлян» (греч. < Эго… уден энантион пойэсас то лао э тойс этеси тойс патроойс>).
Как мы читаем в 17-й гл. Деяний, находясь в Фессалониках, Шаул также последовательно демонстрирует вполне согласное с Торой поведение: «Павел, по своему обыкновению, вошел к ним и три субботы говорил с ними из Писаний [преподавал драшот из Танаха]» (ст. 2). Здесь мы вновь видим уже привычную нам практику Шаула соблюдать Субботу согласно местным обычаям. Подобным образом говорится о посещении Верии: «Они прибыв, пошли в синагогу Иудейскую» (Деян. 17:10). Их часто приглашают в дома иудеев, что свидетельствует об особом уважении и вместе с тем предполагает соответствующее ритуальное окружение (как в случае с Иасоном в Деян. 17:7 и вышеупомянутой Лидией в Деян. 13).
В следующем месте назначения Шаула, в Афинах, он продолжает свою обычную практику, участвуя в собраниях и уча в синагоге (см. 17:17). В Коринфе, следующем пункте его путешествия после Афин, подобная практика продолжается. Он «остался» в доме мессианской пары Прискиллы и Акилы (см. 18:3). Здесь употреблен греческий глагол e/xevev <эменен>, что означает «обитать» или «жить» где-либо. Занимаясь тем же ремеслом, что и Прискилла с Акилой (см. 18:3), живя и работая с ними и будучи, как и они, мессианским иудеем, Шаул мог оставаться в ритуально кошерном окружении. В Коринфе Шаул также живет своей обычной жизнью соблюдающего Тору иудея. В Деян. 18:4 мы читаем: «Во всякую же субботу он [Шаул] говорил в синагоге». В ст. 7 той же главы мы видим, насколько важна для Шаула ритуальная чистота его окружения: «И пошел оттуда, и пришел к некоторому чтущему Бога, именем Иусту, которого дом был подле синагоги».
«Подле», точнее «смежный», ст. 7 по-гречески<сюноморусоО. Это значит «граничащий с чем-либо»1. В Средиземноморье того времени (впрочем, как и сегодня) синагоги обыкновенно были пристроены к другому зданию. Я подозреваю, здесь перед нами тот же самый случай. Если аналогом греческого avvo^iopovaosсчитать еврейское <самух>, то Иуст был боящимся Бога, жившим по соседству с синагогой. Вдобавок Иуст скорее всего вел иудейский образ жизни и соблюдал мицвотп1. Отметим греческое выражение, относящееся к Иусту: <себоменостоп Тэон> — «боящийся Бога» (см.18:7). К той же самой категории принадлежали Лидия и Корнилий — так:<увейто самухлэвейт га-кнесет>. язычники по происхождению, жившие как иудеи в соответствующей ритуальной обстановке.
В данном случае некоторые обращают внимание на то, что Шаул оставляет общество Прискиллы и Акилы и их дом и отправляется вместе с верующими из язычников, чтобы начать свое новое служение язычникам (следуя сказанному в ст. 6). Это представление не согласуется с Писанием и с тем, что мы уже видели в отношении соблюдения Шаулом Торы. Утверждать, что Шаул оставил свой народ и его обычаи, значило бы превратно толковать этот стих. Иуст обеспечил для Шаула ритуально чистую обстановку на все полтора года, пока Шаул оставался в этом городе. Как отмечает Поулисон, «Дом Иуста находился по соседству с синагогой». Кроме того, «Шаул и его спутники оставались там полтора года, и у нас нет ни одного свидетельства о том, что их поведение вызывало недовольство [со стороны иудейской общины Коринфа]»1.
Мы также видим, как Шаул завершает свое второе путешествие в качестве эмиссара в Эфесе дальнейшим доказательством своего соблюдения Торы. «Сам [Шаул] вошел в синагогу и рассуждал с Иудеями. Когда же они просили его побыть у них долее, он не согласился» (Деян. 18:19-21).
Иудей, не соблюдающий Тору, вряд ли мог произвести такое впечатление на иудейскую общину Эфеса. Если бы Шаул не соблюдал Тору, его не пригласили бы вновь говорить и учить как раввина. Открытость этой общины к Шаулу связана с его приверженностью Торе. Как образованного фарисея из Израиля с вестью, основанной на Торе, его (по крайней мере, поначалу) принимают с большим воодушевлением.
Писания равви Шаула
В своих писаниях Шаул также подтверждает действительность и важность Торы. Датский ученый Петер Томсон, тщательно исследовавший писания Шаула, входящие в состав Нового Завета, отмечает ряд любопытных фактов. Он указывает, что Послание к римлянам построено в раввинистической манере: «Основная структура его медитативного истолковывающего образа мысли [в Послании к римлянам] напоминает… раввинистический мидраш»2. Более того, «богословие оправдания и галаха сосуществуют у Павла независимо друг от друга и не исключая друг друга»1. Иными словами, Шаул пишет о том, о чем и должен был бы писать раввин первого века; он пишет в том же стиле, какой использовал бы раввин первого века.
Томсон отмечает, что Первое послание коринфянам свидетельствует об уважении, которое питает Шаул к Торе. Он пишет: «В Первом послании к коринфянам… Закон [Тора] утверждается как авторитетный источник практического учения»2. Томсон цитирует ряд мест из Первого послания к коринфянам, где Шаул обращается к Торе для подтверждения своих мыслей. Он отмечает, что Шаул восемь раз цитирует Тору. Кроме того, дважды Шаул цитирует стихи Торы, чтобы обосновать свои рассуждения, и дважды — чтобы их проиллюстрировать. В общей сложности в Первом послании к коринфянам Шаул обращается к Торе как минимум двенадцать раз. Как он мог относиться к Торе, столь обширно используя ее в своих посланиях? Кроме того, Томсон отмечает сходство между писаниями Шаула и произведениями равви Гиллеля, знаменитого фарисейского мудреца первого века. Томсон говорит: «Особое значение для ключевых элементов Павлова учения имеет сходство с традицией Гиллеля»3.
Это должно еще более укрепить нас в понимании близости Шаула к Торе. Пятикнижие Моисеево было основанием веры для школы Гиллеля. Нас не должно удивлять, что два этих фарисейских раввина, Гил-лель и Шаул, так тесно зависели от Торы. Факт мессианства Йешуа не вступал в противоречие с отношением Шаула к Торе. Это было бы невозможно, ведь Шаул видел в Йешуа исполнение обещанного в Торе и исполнение Торы в целом (я подчеркиваю: исполнение, а не отмену). Размышляя о любви Шаула к Торе и его опоре на нее как на авторитетный источник, Профессор Сантала пишет:
Все его [Павла] взгляды зиждились на писаниях Ветхого Завета, он принимал только учения Ветхого Завета как единственное основание [своих ценностей]4.
В полной мере осознать историческое значение равви Шаула можно, только если видеть в нем соблюдающего Тору раввина. Всякий другой взгляд заставлял бы сомневаться в том, что он говорит о себе, и в достоверности писаний Луки. Факт правдивости слов Шаула принимают мессианские иудеи, верующие из язычников и ряд иудейских авторов (например равви Пинхас Лапид). Попытки изображать Шаула отошедшим от Торы делают его в худшем случае лицемером и лжецом, а в лучшем — фигурой, не заслуживающей серьезного внимания. Попытаемся понять этого соблюдающего Тору мессианского раввина, восприняв в истинном свете его писания, его личное наследие и образ жизни. Достаточно точным представляется вывод Паркса: «Мы не сможем понять значение [писаний Шаула]… пока не научимся толковать их в соответствии с убеждением Павла, что сам он — верно и строго соблюдающий Тору иудей»1.
Шаул остался соблюдающим Тору раввином и после того, как уверовал в Йешуа как в Мессию. Только осознав это, мы сможем верно истолковать писания Шаула. Они не входили в противоречие с его жизнью. Понимание этого должно помочь нам взглянуть на Шаула новыми глазами, ибо он любил Тору и не выступал за ее упразднение. По существу, как и Йешуа, он отстаивал ее верное понимание и применение.
Симон Петр, старший ученик Йешуа
Среди учеников Йешуа ни один не привлекает к себе моего внимания так, как Шимон Кифа (Симон Петр). Этот преданный, хотя и одолеваемый иногда страхом, ученик Йешуа произвел впечатление на многих, кто изучал писания Нового Завета. О нем часто говорят как о прямом, порывистом и несколько простоватом человеке.
Я вижу в Шимоне соблюдающего Тору ученика Йешуа {талмид хахам,— термин, обозначающий первого ученика равви). У каждого учителя, которого изо дня в день слушали одни и те же люди, был талмид хахам, старший ученик. Это ученик, который чаще всего выступает в рассказах о его равви. В иудаизме первого века раввин доверял своему старшему ученику продолжать свое дело. В Талмуде мы находим пример такого рода отношений:
У равви Йоханана бен Заккая было пять учеников. Это были: равви Елиезер бен Гирканос, равви Егошуа бен Ханания, равви Йоси Гакоген, равви Шимон бен Нетанель и равви Елазар бен Арах… Он [Йоханан бен Заккай] говаривал: если на одну чашу весов поставить всех мудрецов Израиля, а на другую встанет Елиезер бен Гирканос, он перевесит их всех… Если же на одну чашу весов поставить всех мудрецов Израиля вместе с Елиезером бен Гиркано-сом, а на другую равви Елазара бен Араха, он перевесит их всех (Авот 2,10).
Равви Елазар бен Арах был талмид хахам, первым учеником равви Йоханана бен Заккая, мудреца, жившего в конце первого века. В другом разделе этого талмудического трактата равви Йоханан бен Заккай предлагает своим ученикам вопросы, совсем как Йешуа, когда он спрашивал своих учеников:
Выйдите и посмотрите, каков правильный путь, которого стоит держаться человеку? … Равви Елазар бен Арах ответил: доброе сердце. Равви Йоханан бен Заккай сказал: … равви Елазар бен Арах ответил лучше других учеников (Авот 2,13).
Равви Йоханан бен Заккай хвалит своего ученика, равви Елазара бен Араха, за его мудрые ответы. Елазар был талмид хахам, тем, с кого брали пример прочие ученики, и в каком-то смысле любимым учеником своего равви. Таким образом, будучи старшим учеником своего равви, Иешуа, Шимон исполнял роль, вполне обычную для раввинистическо-го мира. Мы видим, что Шимон входит во внутренний круг ближайших учеников Йешуа в Л к. 8:51, где Иешуа позволяет только Шимону и двум другим ученикам стать свидетелями чуда.
Кроме того, в Лк. 9:28 мы читаем, что Иешуа берет с собой в уединенное место, чтобы вместе помолиться, только Шимона, Иакова и Иоанна. В Лк. 22:8 Иешуа посылает Шимона и Иоанна исполнить специальное поручение. Именно Шимону Иешуа задает вопросы в Ин. 21:15-10. Именно Шимона Иешуа выделяет как занимающего особенное положение среди учеников следующими словами: «И Я говорю тебе: ты — Петр [Кифа, что значит «скала»], и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада [Шеола] не одолеют ее (Мф. 16:18).
Как бы мы ни истолковывали этот стих, ясно, что среди учеников Иешуа Шимон занимал весьма значительное, если не исключительное, место1. Речь вовсе не идет о том, что как талмид хахам он был лучше других в человеческом отношении. Никого из старших учеников знаменитых равви никогда не считали людьми иного рода, нежели другие ученики. В Ин. 18:10 Шимон отрубает ухо слуге первосвященника, принимая на себя роль защитника или телохранителя своего равви. Шимон счел себя учеником, который должен оставаться верным своему равви любой ценой и даже, если это будет необходимо, защищать его при помощи силы.
Всякий талмид хахам смотрит на своего раввина как на образец во всем и ревностно следует его наставлениям. Именно таким образом вели себя равви и их ученики в Израиле первого века. Если Йешуа учил, что Закон и Пророки по-прежнему в силе (см. Мф. 5:17-19), его ученики — и в особенности талмид хахам — не могли не запомнить этого и учить как-либо иначе.
Шимон соблюдает Тору
Рассмотрим несколько примеров из жизни Шимона, которые проливают свет на то, как он придерживался заповедей Торы. Бросается в глаза ситуация, описанная в Лк. 22:7 ел. Здесь рассказывается о паломничестве Йешуа в Иерусалим на праздник Пасхи. Шимон был вместе с Йешуа и тем самым также праздновал этот праздник. Празднование Пасхи представляет собой мицву Торы (см. Лев. 23:4-8; Чис. 9:1-14; Втор. 16:1-8). Отметим также, что при этом соблюдались заповеди Торы, содержащиеся в Книге Исход 23:17 (все мужчины на Пасху должны совершать паломничество в Иерусалим). Благодаря близости к Йешуа Шимон вел образ жизни, предполагающий соблюдение Торы.
В Деян. 2:1 мы обнаруживаем, что Шимон соблюдает заповеди Торы, находясь в Иерусалиме в дни праздника Шавуот (см. Лев. 23:15-22). Можно возразить, что соблюдение Шавуот было для Шимона в какой-то степени случайным, так как он в любом случае был в Иерусалиме, выполняя поручение Йешуа (см. Деян. 1:4). Как бы то ни было, он выполнял предписания Торы, находясь в эти дни в Иерусалиме. Также не случайно, что Йешуа исполнил мессианских иудеев Святым Духом в Иерусалиме именно во время празднования Шавуот1. В 3-ей гл. Книги Деяний Шимон демонстрирует свое знание Торы, используя в своей речи о мессианской роли Йешуа стих из Второзакония: «Моисей сказал отцам: Господь Бог ваш воздвигнет вам из братьев ваших Пророка, как меня, слушайтесь Его во всем, что Он ни будет говорить вам» (ст. 22).
Если бы, став мессианским евреем, Шимон усомнился в действительности Торы, он, конечно, не стал бы обращаться к ней для доказательства своих взглядов. Кроме того, Шимон демонстрирует свое принятие Торы, говоря: «Вы [Израиль] сыны пророков и завета, который
1Шавуот (Праздник Седмиц) традиционно понимают как время получения Моисеем от Бога Торы на горе Синай. Принятие Святого Духа во время Шавуот многие мессианские иудеи считают знаменательным: дарование Торы в Шавуот было историческим прецедентом, благодаря которому можно было ожидать, что Бог ниспошлет Своему народу великий дар милости и благодати, как сделал это прежде в сходных обстоятельствах.
завещевал Бог отцам вашим, говоря Аврааму: и в семени твоем благословятся все племена земные» (ст. 25).
Шимон опирается на то, что обетования Божий Аврааму наследуются еврейским народом в его дни. Откуда можно узнать об этом завете и о последующем завете с Моисеем, который Бог заключил с еврейским народом? Из книг Торы! Очевидно, Шимон не стал бы цитировать что-либо из корпуса писаний, которые не признавал авторитетными.
Послания самого Шимона также дают возможность понять его отношение к Торе. В 1 Петр. 1:16 Шимон цитирует Книгу Левит: «Будьте святы, потому что Я свят» (11:44; 19:2; 20:7).
Цитируя Тору, Шимон показывает, что признает ее как откровение Бога Израилю и всему человечеству. Поскольку Йешуа учил (см. Ин. 10:35), что должно принимать все Писание как целое, которое «не может быть разрушено» (греч<у дюнатай лютэнайгэ графэ>), очевидно, что Шимон думал так же. Уча таким образом, Йешуа имел в виду иудейское положение о том, что Писание не может быть разделено на части, одни из которых имеют силу, а другие ее утратили. В глазах иудея все части Писания обладают равным авторитетом. В дни Йешуа Священное Писание включало всю Тору, Пророков и большую часть Писаний (литературы Премудрости). Как учил Шаул, «все, что писано было прежде [имеется в виду Писание], написано нам в наставление» (Рим. 15:4). Йешуа, Шаул и Шимон считали Тору со всеми ее заповедями подлинным Писанием.
В 1 Петр. 1:17 Шимон говорит, что Бог это Отец, который «нелицеприятно судит каждого по делам». Он повторяет эту мысль в Деян. 10:34. Откуда Шимон взял ее? Из Торы, ибо в книге Второзакония 16:19 сказано: «Не извращай закона, не смотри на лица» (евр. <ло татр паним >).
По-еврейски это понятие беспристрастного суда может передаваться как запрет <масотним> («поблажки») или<гакерпаним> («лицеприятия»). Шимон демонстрирует здесь знакомство с мыслью, коренящейся в учении Торы. Иудейские Писания много говорят о беспристрастности Божьего Суда и необходимости для людей судить так же беспристрастно. К примеру, 2 Пар. 19:7 провозглашает: «нет у Господа Бога нашего неправды, ни лицеприятия, ни мздоимства» (евр. )•
Еще два примера находим в Притчах: «иметь лицеприятие на суде [евр.| — нехорошо» (24:23); «быть лицеприятным [евр.| — нехорошо» (28:21). Шимон мог понять эту мысль благодаря своему знанию Торы. Этот мотив был уникальным свойством, отличавшим Бога Израилева, так как другие религии Ближнего Востока того времени не делали акцента на беспристрастности Божьего или человеческого суда1.
Далее Шимон с новой силой утверждает то, чему учит Тора, подтверждая свое наставление примером из жизни Авраама и Сарры (см. 1 Петр. 3:6). Использование повествований Торы в качестве поучительных образцов говорит о его уважении к ней.
В 1 Петр. 3:8 и 4:8 Шимон развивает то, чему учит Тора в Лев. 19:18. Он не изобретает новой заповеди, но просто перефразирует одну из главных заповедей Торы.
Те, кто оспаривает исполнение Шимоном предписаний Торы, могут возразить, что в 10-й гл. Книги Деяний рассказывается, как Бог повелел Шимону перестать придерживаться правил кашрута. Однако текст этого места говорит совсем не об этом. Повествование в Деяниях таково:
Петр [Шимон]… взошел на верх дома помолиться. И почувствовал он голод, и хотел есть. Между тем … он пришел в исступление и видит отверстое небо и сходящий к нему некоторый сосуд, как бы большое полотно, привязанное за четыре угла и опускаемое на землю; в нем находились всякие четвероногие земные, звери, пресмыкающиеся и птицы небесные. И был глас к нему: встань, Петр, заколи и ешь. Но Петр сказал: нет, Господи, я никогда не ел ничего скверного или нечистого. Тогда в другой раз был глас к нему: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым. Это было трижды; и сосуд опять поднялся на небо…. Петр недоумевал в себе, что бы значило видение, которое он видел …
Любопытно отметить, что Шимон не истолковал тотчас же своего видения буквально. Согласно тексту, он не сделал вывода, что должен перестать есть кошерную пищу. Вместо этого он был в недоумении насчет значения видения. На наше счастье, далее книга Деяний истолковывает для нас это видение. Деян. 10:28 рассказывает о заключении, к которому приходит Шимон относительно своего видения:
И сказал им [Шимон]: вы знаете, что Иудею возбранено сообщаться или сближаться с иноплеменником; но мне Бог открыл, чтобы я не почитал ни одного человека скверным или нечистым [не кошерным] (курсив наш).
По словам самого Шимона, смысл видения сводится к тому, что он должен поделиться вестью Мессии Израиля с язычниками. Эта весть не имела отношения к отмене помещенных в Торе правил кашрута. Шимон говорит, что никогда не нарушал этих правил. Это с очевидностью должно означать, что он, как минимум, никогда не ел пищи, запрещенной в 11-й гл. Книги Левит. По его собственным словам, в том, что касается пищи, он строго держался предписаний Торы.
По существу, ситуация тем более интересна, что Корнилий, согласно тексту Деяний, принадлежал к числу так называемых «боящихся Бога». Это были неевреи, почитавшие Бога Израилева и соблюдавшие еврейские обычаи, вплоть до исполнения дома всех правил кашрута (в согласии с галахой). Как я уже показал относительно Лидии и Иуста, чтобы принадлежать к боящихся Бога, человек должен был соблюдать правила кашрута, касавшиеся еды. Поэтому для Шимона оставаться в доме у Корнилия и есть там не представляло никаких трудностей с точки зрения пищевых установлений. Патрис Фишер отмечает:
Необходимым минимумом соблюдения Торы для неевреев в условиях иудаизма эпохи второго Храма были семь заповедей Ноя. Боящиеся Бога из язычников, однако, шли дальше этого, храня Субботу, соблюдая правила питания (так, как они их понимали), не говоря о других правилах, которым их учили местные иудейские учителя1.
Шимон демонстрирует свое уважение к Торе, используя ее в качестве источника для своего учения. В 1 Петр. 2:9 он прибегает к выражению «род избранный, царское священство, народ святой». Это выражение впервые употребляется в Исх. 19:5-6. Нижеследующая таблица показывает, как в 1 Петр. 2:9 Шимон использует еврейские слова и выражения из Исх. 19:5-6.
Выражения, использованные Шимоном, представляют собой цитаты, что обнаруживает его близкое знакомство с Торой. Кроме того, в том же послании Шимон как минимум семь раз цитирует Исайю и как минимум пять — Псалтирь. Еще в трех случаях он цитирует Притчи. Мы должны заключить на этом основании, что источником Первого послания являлась Тора, так же как Пророки и Писания. В терминологии и понятиях заметно большое сходство между 1 Петр 2:9 и Исх. 19:5-6. Это говорит о том, что Первое послание Петра, хотя оно и дошло до нас по-гречески, наполнено идеями, уходящими корнями в Тору. Второе послание Шимона (2 Петр.) во многом представляет собой то же самое. В трех местах он цитирует из Писаний (Псалтирь, Притчи, Исайя). Он говорит о «многоценных и величайших обещаниях», которые Бог дал Израилю (1:4). Но где же говорится об этих обетованиях? В Торе!
Рисуя нравы лжеучителей в среде раннего мессианского движения, Шимон приводит в пример Валаама (см. 2 Петр. 2:15-16; ср. Числ. 22-24). Для иллюстрации своей мысли Шимон использует еще один рассказ Торы:
Вначале словом Божиим небеса и земля составлены из воды и водою: потому тогдашний мир погиб, быв потоплен водою (2 Петр. 3:5-6).
Пересказывая повествования Книги Бытия, чтобы пояснить свою очередную мысль, Шимон тем самым вновь демонстрирует свое уважение к Торе и свою веру в буквальную истинность ее слов.
На основании всего сказанного я прихожу к выводу о том, что Шимон следовал Торе. Так воспитала его семья, и он утвердился на этом пути, следуя по стопам Йешуа, своего равви и Мессии. Шимон также
продемонстрировал свое величайшее уважение к Торе в двух своих посланиях, вошедших в состав новозаветных писаний, — хотя он и не поднимал прямо вопроса о роли Торы в жизни мессианских иудеев. Это не должно удивлять нас, поскольку вполне соответствует той модели, реализацию которой мы уже видели и еще увидим в среде обретавшего все большую зрелость движения мессианских иудеев первого века.
В этой главе мы сосредоточимся на писаниях Йоханана бен Завдая (Иоанна Заведеева), которым принадлежит важная роль, поскольку Иоанн был личным свидетелем Йешуа и принадлежал к первому поколению его учеников. Поэтому мы можем допустить, что Иоанн учил тому, чему его научил Йешуа, его раввин и Мессия. Вспомним 1 Ин. 1:1: «О том… что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни». Писания Иоанна как непосредственное свидетельство очевидца имеют для нас особое значение.
Мы имеем ходатая пред Отцом, Иисуса Христа, праведника [цадика]; Он есть умилостивление [каппара] за грехи наши, и не только за наши, но и за грехи всего мира (1 Ин. 2:1-2).
Наши рассуждения сосредоточатся на греческом слове «дикайос», которое использовано в тексте для обозначения Йешуа как Цадика, Праведника (< Иэсус Христос дикайос). Возможно ли, что Иоанн использует слово дикайос как аналог еврейского цадик, термина, обозначающего праведника, строго исполняющего Тору?
Во-первых, мы должны понимать, что Иоанн вырос и получил воспитание в обстановке иудейской Галилеи. Он прекрасно знал, как используется и что означает слово цадик в раввинистических кругах того времени. Он применяет это обозначение к своему равви, Йешуа, называя Йешуа праведным перед Богом. Просмотрим, какой из представленных ниже вариантов передачи 1 Ин. 2:1-2 более точен:
A. Мы имеем Ходатая перед Отцом, Йешуа Мессию, праведного, и Он есть умилостивление за грехи наши.
B. Мы имеем Ходатая перед Отцом, Йешуа Мессию, Цадика, и Он есть умилостивление за грехи наши.
На первый взгляд, различия между вариантами А и В могут показаться ничтожными, сводясь лишь к оттенкам значений. Но я позволю себе поспорить с этим, заметив, что в культуре, категориями которой мыслил Иоанн, подобного рода различия играли очень важную роль. Хотя в греческом тексте перед словом Sikcuov<дшшйон> нет определенного артикля, все же до конца неясно, не должны ли мы видеть здесь перевод еврейского слова и понятия. Тем не менее на основе контекста, словоупотребления и логики я постараюсь доказать, что это именно так. Этот момент очень важен, поскольку еврейское слово цадик обозначало человека, строго соблюдающего Тору. Таким образом, называя Йешуа цадиком, Иоанн использует термин, очень богатый содержанием. Еврейский перевод Нового Завета, хотя он и сделан в наше время, хорошо передает эту мысль. Текст Ин. 2:1-2 выглядит здесь следующим образом:
В переводе это означает: «Есть у нас Защитник перед Отцом, Йешуа Цадик. И он есть капара [искупление] за наши грехи». Ставя в еврейском переводе перед словом цадик определенный артикль, переводчики подчеркивают понимание Йешуа как единственного в своем роде Цадика, который вследствие этой своей исключительности может покрыть грехи всего мира (см. 1 Ин. 2:2). Рассмотрим теперь, что такое цадик, и отметим, как соблюдение Йешуа Торы позволяет ему соответствовать этому описанию.
В Конкорданции к еврейской Библии Эвена-Шошана приводится 206 случаев употребления слова цадик. В большинстве случаев это слово выступает как существительное, хотя встречаются и примеры, где оно играет роль прилагательного. В следующей таблице перечислены свойства цадика, согласно Библии. Это поможет читателю понять, что означало это слово для иудея первого века. Типичный иудей времен Йешуа, в особенности житель страны Израиля (и конкретно Галилеи) хорошо
знал эти свойства, употребления и значения интересующего нас понятия. Во всех приведенных случаях слово цадик, и именно оно, используется в еврейском оригинале.
Библейский стих и свойства «цадика»
Иезекииль 18:5-9
Иезекииль 13:22; Притчи 13:5
Иезекииль 3:21
Исайя 26:7
Первая книга Царств
Аввакум 2:4 Притчи 12:5
Псалтирь 32:11; 33:1; 58:10-11; 64:10
Притчи 18:10; 24:16
Притчи 10:7, 16; 11:30; 23:24; 29:2
Не служит идолам, не прелюбодействует, не нарушает мицвот, касающихся брака (ст. 6). Он щедр и не притесняет других (ст. 7). Следует предписанному в Исх 22:25, исполняет мицвот, касающихся общественных отношений (ст. 8). Соблюдает мицвот Торы (ст. 9).
Заботится о правде во всяком деле.
Живет согласно мицвот (не творит беззакония).
Основания его жизни — от Бога. Как иудей он чист перед законом (невиновен в намеренном нарушении мицвот).
Живет по вере в Бога. Размышляет о смысле Торы и о ее исполнении в своей жизни.
Радуется в Боге.
В тяготах полагается на Бога.
Его жизнь — благословение для других.
В противоположность цадику, жизнь нечестивца наполнена делами, о которых говорится в Иез. 18:10-13 (убийство, воровство, обман бедных и нуждающихся и т.д.). Резонно ожидать, что цадик должен быть противоположностью человека, описываемого в этих стихах, и жить так, как это описывается в стихах 15-17. Здесь восхваляется человек, который <мишпатай аса, бэхукотай голах > (Иез. 18:17), — это можно перевести как: «выполнял Мои предписания и ходил по установлениям Моим».
В Библии основным свойством цадика считается то, что он соблюдает Тору и мицвот. Приведенная выше таблица не является исчерпывающей. И все же мы можем довольно ясно понять, каковы свойства цадика. Обобщая, можно сказать, что это иудей, исполняющий мицвот и обращенный к Богу как источнику своей жизни, особенно в невзгодах. Его жизнь — пример и благословение для окружающих. Он щедро распоряжается своим имуществом, заботится о справедливости во всяком деле. Нетрудно увидеть, насколько подходит под это описание Йешуа. Он воистину был цадиком.
Йосэф бен Йааков, земной отец Йешуа, также назван в Мф. 1:19 ца-диком (греч. Тшаг]ф 8е о avrjpavTrjs, Si’/cato? tbv <Иосэф дэ го анэр аутэсдикайосон> —т.е. «Иосиф, муж ее, был праведен»). Еврейский перевод этого места выглядит следующим образом:
<Йосэф баала, шегайа цадик> («Иосиф, муж ее, который был цадиком»).
Обратим внимание, что здесь снова использовано слово Ыкаюя. Иосиф, согласно этому тексту, воплощает качества, делающие его цадиком. Я соотношу греческое словес еврейским цадик. Лоув и Най-да определяют SiKaiosкак «находящийся в состоянии согласия с волей Бога»1. Это прекрасное определение цадика, который, согласно Писанию, является человеком, соблюдающим Тору. О том, что понятие цадик стало хорошо разработанной и общепризнанной категорией в раввинистичес-кой литературе, свидетельствует Талмуд, а именно трактат Санхедрин 97Ь. В этом разделе обсуждается понятие «ламед вавник»2. В раввинис-тической дискуссии о том, почему иудеи ожидают искупления от Бога, равви Абай (ум. в 339 г. н.э.) учит: «В мире должны находиться не менее тридцати шести праведников (цадиким) в каждом поколении, которым доверена поддержка Шехины»3.
Хотя равви Абай учил на три столетия позже Йешуа, он, как и Йешуа, жил в атмосфере, пропитанной Торой. Мы можем видеть, что в дни Абая дискуссии о влиянии цадика не теряли своей актуальности.
1 Louw and Nida 744.
2 В переводе с идиш ламед вавник буквально означает «входящий в число тридцати шести». Имеется в виду представление о том, что Бог сохраняет тридцать шесть праведников в каждом поколении, благодаря добрым делам и вере которых окончательный суд над человечеством откладывается.
3Шехиш — еврейское понятие, обозначающее физическое проявление Божественного Присутствия и славы Его. Согласно раввинистическому учению, Шехина пребывала в Скинии и в Храме.
Можно заключить, что, называя Йешуа цадиком, Иоанн имел в виду, что Йешуа соблюдал Тору и в полной мере воплощал в себе те свойства, которые мы перечислили в приведенной выше схеме. Мы, кроме того, обнаруживаем, что писания Иоанна свидетельствуют и о его собственной приверженности Торе. Это вполне понятно, ведь он изображает Йешуа соблюдающим Тору. Иоанн пишет: «Что мы любим детей Божи-их, узнаем из того, когда любим Бога и соблюдаем заповеди Его. Ибо это есть любовь к Богу, чтобы мы соблюдали заповеди Его» (1 Ин. 5:2-3). Греческое слово, которое передается здесь как «заповеди», — ОнтолаО. Мы должны понять, не использует ли Иоанн<энтолэ> как греческий аналог еврейского понятиямицва. Если это так, то речь в рассматриваемом отрывке идет о соблюдении мицвот Торы. Действительно, в данном случае evroXasу Иоанна означает мицвот. Шесть примеров из Септуагинты1подтверждают прямую связь между категориями evroAij и мицва. При переводе Торы иудейские ученые тщательно выбирали среди греческих слов аналоги для выражения понятий, содержащихся в Иудейских Писаниях. В следующей таблице представлены примеры такого рода соотношений.
Еврейское и греческое словоупотребление
Стих Библии Слово в Септуагинте Слово в Торе
Исход 24:12
entolas
mitzvah
Втор. 6:25
entolas
hamitzvah
Втор. 8:1
entolas
hamitzvah
Втор. 11:2-8
entolas
mitzvot
Втор. 30:8
entolas
mitzvotav
Втор. 30:10
entolas
mitzvotav
Даже если читатель не знает еврейского и греческого языков, транслитерация достаточно красноречива. В каждом из представленных шести случаевв Септуагинте соответствует слову мицва в Торе. Повести о Едином Боге среди египтян того времени.
Получается, что еврейские ученые и мудрецы, работавшие над созданием Септуагинты, используя слово cvtoAtj, держали в голове понятие мицва. Таким образом, у нас есть основания считать, что в слово ev-roAas в 1 Ин. 5:2-3 Иоанн вкладывает еврейское значение. Он говорит, что доказательством любви человека к Богу должно стать соблюдение мицвот Торы. 1 Ин. 5:1-3 — стихи Писания, которые побуждают мессианских иудеев к деятельной любви к Богу. В этих стихах представлен «метод» любви к Богу. Автор побуждает мессианских иудеев жить в соответствии с той любовью, которую Бог излил на них через Иешуа, и соблюдать мицвот Торы. Авторы Нового Завета не были глубокомысленными мистиками и не умели смотреть на мир так, как смотрели на него эллины. Это были соблюдающие Тору иудеи, искавшие практических способов воплотить в своей жизни ту любовь, которую вложил в их сердца Мессия. Основанием их жизни была Тора. Чтобы в наставление другим написать 1 Ин. 5:1-3, Иоанн сам должен был соблюдать Тору.
Другие соблюдающие Тору мессианские иудеи
В повествованиях Нового Завета мы встречаем еще несколько соблюдающих Тору мессианских иудеев, чья жизнь соответствует тому образцу человека, живущего по Торе, который мы исследовали. Посмотрим, что это были за люди, обращая внимание на исполнение ими заповедей Торы.
Ханания
Ханания (Анания) впервые упоминается в гл. 9 Книги Деяний. Это был мессианский верующий, возвестивший волю Божью равви Шаулу. Описывая его, Шаул говорит: «Некто Анания, муж благочестивый по закону, одобряемый всеми Иудеями, живущими в Дамаске» (Деян. 22:12).
В греческом тексте Ханания назван <анэр эулабэс ката тон номон>. По-еврейски это можно было бы выразить как<иш шомер га-Тора>. В переводе это означает просто-напросто «человек, соблюдающий Тору». Ханания, каким изображает его Лука, не испытывал затруднений в том, чтобы соблюдать Тору и верить в Йешуа. Его преданность Торе была, возможно, причиной восхищения им в иудейской общине (см. ст. 12). Ханания —типичный пример соблюдающего Тору иудея в первых мессианских общинах.
Ревнители Торы (Зелоты)
Другой важный текст, рассказывающий о соблюдающих Тору мессианских иудеях, это Деян. 21:17-26. В 20 стихе мы читаем о том, как мессианские руководители принимают Шаула в Иерусалиме, говоря ему: «Видишь, брат, сколько тысяч уверовавших Иудеев, и все они ревнители закона [Торы]».
В греческом тексте эти тысячи верующих названы <дзэлотайту ному>, что «Полная еврейская Библия» вполне правильно передает как «zealots for the Torah» («ревнители Торы»). Численность населения Иерусалима в первом веке предположительно оценивается от 100 до 120 тысяч человек. В греческом тексте Деян. 21:20 буквально сказано, что в Иерусалиме живут «десятки тысяч» (jxvpiaSes<мюршдес>) соблюдающих Тору мессианских иудеев. Получается, что их было как минимум 20 тысяч. Возможно, из данного текста следует, что их число было еще больше. Согласно традиционной точке зрения, население Иерусалима первого века было враждебно настроено по отношению к Йешуа и всему его движению. Но, если в Йешуа уверовало почти 20 процентов населения, это говорит об очень многом.
Два мессианских фарисея
Иосиф из Аримафеи и Никодим, два влиятельных фарисея, соблюдавшие Тору, были мессианскими иудеями. О Никодиме мы читаем: «Между фарисеями был некто, именем Никодим [Накдимон], один из начальников Иудейских» (Ин 3:1). По меньшей мере мы знаем, что Никодим был фарисеем. Как фарисей, он должен был тщательно соблюдать мицвот Торы, вероятно, следуя в их понимании учению Гиллеля или Шаммая. Он также должен был строго следовать иудейским обычаям и правилам кашрута, как этому учило устное предание фарисеев. Ин. 19:39-42 показывает, что этот человек уверовал в Йешуа. Более того, мы нигде не видим указаний на то, что он отказался от своей принадлежности к фарисейской партии, так что у нас нет оснований так считать.
Иосиф упоминается в нескольких местах Нового Завета. В том числе из Лк. 23:50 мы узнаём, что он был членом иерусалимского Синедриона. Лука использует по отношению к нему еврейский термин цадик (в греческом тексте 8/каю? <дикайос>). Употребление этого термина вновь подчеркивает, что Иосиф был иудеем, тщательно исполнявшим Тору. Это опять же прекрасно сочетается с имеющимся у нас общим представлением о первом поколении мессианских иудеев. Матфей подтверждает, что Иосиф «также учился у Иисуса» (27:25).
Мессианские женщины
В Лк. 23:56 мы встречаем интересное замечание:
Ив субботу [женщины, пришедшие с Йешуа из Галилеи] остались в покое по заповеди.
Отметим также Мк. 16:1-2:
По прошествии субботы Мария [Мирьям] Магдалина и Мария [Ми-рьям] Иаковлева и Саломия [Шломит] купили ароматы, чтобы идти помазать Его. И весьма рано, в первый день недели, приходят ко гробу, при восходе солнца.
Хотя только что в их жизни произошел тяжелейший кризис, эти уверовавшие в Йешуа женщины соблюдают Субботу. Они не приближаются к телу Йешуа до тех пор, пока не пройдет Суббота. Этого можно ожидать, ведь Йешуа всю жизнь соблюдал Тору, а они следовали его примеру. Если бы Йешуа не прожил жизнь в послушании Торе, столь многие иудеи не могли бы признать в нем Мессию.
Примеры Ханании, десятков тысяч мессианских евреев из числа жителей Иерусалима, Иосифа из Аримафеи, фарисея Никодима и женщин — учениц Йешуа подтверждают существование соблюдающих Тору мессианских общин.
Часть третья. Отношение окружающих к соблюдению Торы Йешуа и его учениками
Простой народ
Как уже отмечалось, в интересующее нас время простой народ1 в этих местах также соблюдал Тору. Конкретные методы соблюдения Торы варьировались в разных областях Израиля, что было обусловлено как географическими различиями, так и существованием нескольких школ толкователей Закона. Очевидно, если бы Йешуа не уделял внимания соблюдению Торы, он едва ли добился бы расположения своих современников из простонародья.
Каким же образом простой народ — рабочие, рыбаки, торговцы, кожевники, строители и их семьи — относились к Йешуа и его деятельности? Однозначного ответа на этот вопрос не существует. В Новом Завете мы находим несколько примечательных примеров такого отношения. Если бы простой народ находил недостатки в соблюдении Йешуа Торы, мы были бы вправе ожидать свидетельств об этом в Новом Завете. И наоборот, если соблюдение им Торы находило благосклонность в глазах простого народа, мы также могли бы надеяться увидеть этому свидетельства. Поэтому кратко рассмотрим сохранившиеся об этом сведения.
В 4-й гл. Евангелия от Луки мы видим реакцию на проповедь Йешуа типичных галилейских иудеев. Лука сообщает, что Йешуа учил в галилейских синагогах как равви. Лука также фиксирует реакцию народа. В 15-м стихе говорится: «Он учил в синагогах их, и от всех был прославляем».
1 «Простой народ» — обозначение, в данном случае, не совсем верное. Израильское общество, разумеется, не было однородным, но все же, в отличие от феодальных обществ, не делилось на земельную аристократию и крепостных крестьян. Я говорю о «простом народе» применительно к людям из сельских областей Израиля, не получивших образования в Иерусалиме. (Это не означало, что они были плохо научены Торе.) Среди этих людей было много крестьян, мелких торговцев и разного рода ремесленников.
Кроме того, Лука упоминает о случае в Назарете, родном городе Йешуа. После того как в субботнем собрании Йешуа прочел отрывок из ‘ Писания, присутствующие в синагоге реагировали следующим образом: «И все засвидетельствовали Ему это, и дивились словам благодати, исходившим из уст Его» (ст. 22)1.
В стт. 31-32 описано отношение к Йешуа рядовых членов синагогального собрания: «И пришел в Капернаум [Кфар Нахум], город Галилейский, и учил их в дни субботние. И дивились учению Его, ибо слово Его было со властью».
Ниже в этой же главе мы снова видим, какие чувства испытывали по отношению к Йешуа простые люди: «Когда же настал день, Он, выйдя . из дома, пошел в пустынное место, и народ искал Его и, придя к Нему, удерживал Его, чтобы не уходил от них» (ст. 42).
В следующей главе Лука рисует нам сходную картину. «Но тем более распространялась молва о Нем, и великое множество народа стекалось к Нему слушать и врачеваться у Него от болезней своих» (5:15). После исцеления парализованного человека толпа живо реагирует на поступки и поучения Йешуа. «И ужас объял всех, и славили Бога [возносили браху] и, быв исполнены страха, говорили: чудные дела видели мы ныне» (ст. 26).
В 6-й гл. Евангелия от Луки мы наблюдаем сочувствие к Йешуа толпы иудеев, собравшихся из разных частей страны. Здесь сказано: «Множество учеников Его, и много народа из всей Иудеи и Иерусалима и приморских мест Тирских и Сидонских, которые пришли послушать Его и исцелиться от болезней своих» (ст. 17-18).
Изображение чувств, которые проявляет толпа иудеев в галилейском городе Наине после совершения чуда, мы также находим у Луки: «И всех объял страх, и славили Бога, говоря: великий пророк восстал между нами, и Бог посетил народ Свой» (7:16).
Эти места из Евангелия от Луки свидетельствуют о сочувственном настроении толпы, следовавшей за равви Йешуа. Они верили, что Бог действует через Йешуа, дабы вдохновить их, и даже почитали его великим пророком.
Чтобы понять, насколько уважаем был при жизни тот или иной человек, в современном западном обществе нужно прийти на его похороны и выслушать похвальные слова семьи, друзей и коллег. Интересно отметить реакцию простых иудейских паломников, пришедших в Иерусалим на празднование Пасхи, которые оказываются свидетелями распятия Йешуа. Лука так описывает реакцию толпы: «И шло за Ним [по пути на Голгофу] великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем … И весь народ, сшедшийся на сие зрелище, видя происходившее, возвращался, бия себя в грудь» (23:27,48). Биение себя кулаком в грудь в этих областях было знаком скорби и свидетельством о том, что свершается несправедливость. Примечательно, что такой была реакция народа, еврейских «простолюдинов».
Известны нам и противоположные примеры: в истории смерти Йешуа мы читаем о том, как над ним смеялись зеваки и глумились римские солдаты; люди, именуемые apxovres <архонтес> (греч. «правители», «старейшины», компетенция которых не уточняется) поносили его (см. Лк. 23:35-38); его оскорблял даже умирающий преступник (см. ст. 39). Большинство из этих людей не были частью простого народа — нельзя же включать в его состав римских солдат, старейшин и осужденных преступников.
В тех же обстоятельствах другой умирающий преступник сочувствовал Йешуа (см. стт. 40-42), и римский офицер, на глазах которого происходило распятие, также отнесся к нему с сочувствием (см. ст. 47)’.
Случай, описанный в Лк. 24:13-32, снова демонстрирует сочувственное отношение к Йешуа двух иудеев, одного из которых звали Клеопой. Какое именно положение в иудейском обществе занимали эти люди, не говорится. Тем не менее, их отношение к жизни Йешуа, в передаче Луки, довольно типично: «Что было с Иисусом Назарянином, Который был пророк, сильный в деле и слове пред Богом и всем народом» (24:19). Если эти люди были обычными жителями иудейской деревушки Эмма-ус, их реакция очень показательна.
О такого рода сочувственном отношении не могло бы идти и речи, если бы Йешуа пренебрегал соблюдением Торы. Если бы он учил вопреки Торе или вел себя пренебрежительно по отношению к ней, простые люди из Галилеи и Иудеи отвернулись бы от него, от его учения и творимых им чудес. Они могли следовать только за соблюдающим Тору раввином, который учит и исцеляет больных. Именно так и описывается Йешуа — перед нами весьма уважаемый раввин, учитель и целитель, а также великий пророк и Мессия (см. Лк. 22:66слл).
Евангелие от Матфея содержит похожие примеры отношения наро- ‘ да к Йешуа. «И следовало за Ним множество народа из Галилеи и Деся-тиградия, и Иерусалима, и Иудеи, и из-за Иордана» (4:25). Матфей дважды сообщает, что за Йешуа во время его проповеди в Галилее следуют большие толпы (см. Мф. 8:1, 18). Другие стихи подтверждают, что в Галилее Йешуа неизменно окружает толпа слушателей. «Видя толпы народа, Он сжалился над ними» (9:36). «И последовало за Ним множество народа, и Он исцелил их всех» (12:15) «И собралось к Нему множество народа, так что Он вошел в лодку и сел; а весь народ стоял на берегу» (13:2). «И, выйдя, Иисус увидел множество людей и сжалился над ними, и исцелил больных их» (14:4). «И приступило к Нему множество народа, имея с собою хромых, слепых, немых, увечных и иных многих..» (15:30). Мы уже говорили о реакции народа на дела Йешуа: «.. .народ дивился… и прославлял [возносил благодарственные брахот] Бога Израиле-ва» (15:31). Толпы слушателей были обычным сопровождением Йешуа и во время его пребывания в местах к востоку от реки Йарден (Иордан). «[Йешуа] пришел в пределы Иудейские, за Иорданскою стороною. За Ним последовало много людей, и Он исцелил их там» (19:1-2).
Матфей свидетельствует, что многие иудеи, жившие в Галилее и долине Иордана, были глубоко поражены проповедью и делами Йешуа. Такая реакция была бы невозможна, если бы Йешуа не соблюдал Тору. Иоанн, родственник Варнавы, он же евангелист Марк, также писал о жизни Йешуа. Он описывает толпы слушателей во многом так же, как Матфей, и даже более красноречив в изображении того воодушевления, с которым толпа смотрит на Йешуа и слушает его слово. В Мк. 1:37 мы видим, как после серии исцелений, совершенных Йешуа в Галилее, Ши-мон говорит ему: «Все ищут тебя». Матфей также отмечает, что «Иисус не мог уже явно войти в город, но находился вне, в местах пустынных. И приходили к Нему отовсюду» (1:45).
В Мк. 3:7-8 сказано, что «Иисус с учениками Своими удалился к морю [Галилейскому]; и за Ним последовало множество народа из Галилеи, Иудеи, Иерусалима, Идумеи и из-за Иордана. И живущие в окрестностях Тира и Сидона… шли к Нему в великом множестве». Мк. 3:20 дает нам картину чрезвычайной популярности Йешуа у жителей Галилеи: «Приходят в дом; и опять сходится народ, так что им невозможно было и хлеба есть». Описание у Марка обстоятельств Нагорной проповеди еще более усиливает эту картину: «Собралось к Нему множество народа, так что Он вошел в лодку и сидел на море, а весь народ был на земле, у моря» (4:1).
Другие стихи в повествовании Евангелия от Марка рассказывают нам, что толпы сопровождали Йешуа, куда бы он ни шел (см. 5:21; 6:34, 44,54-56; 8:1,9; 9:14; 10:1,46; 12:37). Такого рода реакция народа опять же могла иметь место, только если Йешуа соблюдал Тору.
Мы уже обсуждали, как изображает Йешуа Йоханан бен Завдай. В своем рассказе он также подчеркивает положительный отклик простого народа на жизнь и проповедь Йешуа. Мы видим, что Йешуа и его учеников приглашают на свадьбу (см. Ин. 2:2). Мы наблюдаем за большой толпой, следующей за ним (6:2, 5). Эти люди провозглашают Йешуа пророком (6:14), что отсылает нас к Втор. 18:18: «Я воздвигну им Пророка из среды братьев их, такого как ты [Моисей], и вложу слова Мои в уста Его, и Он будет говорить им все, что Я повелю Ему». Йешуа произвел на это множество людей настолько сильное впечатление, что они хотели провозгласить его царем (см. Ин. 6:15). Иоанн также пишет о желании народа следовать за Йешуа (хотя сам Йешуа и сомневался в искренности подобных намерений): «Итак, когда народ увидел, что тут нет Иисуса, ни учеников Его, то вошли в лодки и приплыли в Капернаум, ища Иисуса» (6:24).
Иоанн, в частности, сообщает, что Йешуа был популярен в Галилее. Он упоминает о том, что отношение к нему народа в Иудее было более сложным (см. 7:10-12). Но очевидно, что и в Иудее его проповедь и учение воспринимались сочувственно.
Многие же из народа уверовали в Него и говорили: когда придет Христос [Мессия], неужели сотворит больше знамений, нежели сколько Сей сотворил? (Ин. 7:31).
Многие из народа, услышав сии слова, говорили: Он точно пророк. Другие говорили: это Христос [Мессия] (Ин. 7:40-41).
Прочие места в повествовании Иоанна, которые говорят о сочувственном отношении народа к Йешуа— 8:30; 9:16 (где положительно реагируют даже некоторые фарисеи) и 10:41-42. Иоанн свидетельствует о неоднозначной реакции на Йешуа некоторых религиозных вождей Иудеи (саддукеев, сторонников первосвященника и сочувствовавших его политическому курсу из числа фарисеев), рассказывая о многочисленных спорах между ними и Йешуа. Однако отношение к Йешуа в Галилее было, главным образом, положительным. В Иудее отношение к Йешуа варьировалось от заинтересованности до сочувствия среди народа, а в среде религиозных вождей было неоднозначным.
Подводя итог изысканиям на основе четырех повествований о жизни Йешуа, мы обнаруживаем, что его изображают как популярного — особенно в Галилее — учителя, раввина и целителя. Лишь соблюдающий Тору раввин мог пользоваться таким успехом у простого народа.
Религиозные вожди Иерусалима
В этой главе мы рассмотрим отношение религиозных вождей Иерусалима первого века к Йешуа и мессианскому иудаизму. Выше я указывал на то, что известное число исследователей видят в Йешуа фигуру, близкую к фарисейству, в особенности к Бейт Гиллелъ. Поэтому имеет смысл поговорить об отношении к нему именно фарисейских вождей. Кроме того, необходимо обратить внимание и на другие религиозные партии этого времени.
На протяжении столетий всех религиозных вождей Иерусалима заведомо считали врагами Йешуа. Якоб Нойснер отмечает такой стереотип по отношению к фарисеям:
Негативное изображение [фарисеев] в Новом Завете снова и снова воспроизводилось в христианской проповеди, письменности и научной литературе… Слово «фарисей» стало синонимом лицемера, а «фарисейство» — формализма1.
В этой главе мы также обратим внимание на отношение иерусалимских фарисеев, саддукеев, книжников и священников к мессианскому благовестию Йешуа. Очень важно отметить, что говорить об этом достаточно трудно по двум причинам. Во-первых, не всегда легко точно определить состав той или иной группы, о которой идет речь в евангелиях. Во-вторых, не всегда просто соотнести того или иного религиозного вождя, упомянутого в Новом Завете, с точно определенной группой. И все же я постараюсь сделать общие заключения на основе характерных фактов.
Фарисеи
В Новом Завете очень много написано об отношении фарисеев к ‘ евангельской вести и к самому Йешуа. Кто же составлял эту группу? • Нойснер заключает, что фарисеи представляли собой секту внутри иудаизма, главными отличительными чертами которой было особое внимание к ритуальной чистоте при приеме пищи, к уплате десятины и к сельскохозяйственным приношениям. Кроме того, они держались особых , предписаний относительно соблюдения Субботы и заповедей о праздниках. Они демонстрировали «благочестие, сосредоточенное на культе… [который совершался] дома; [они] стремились к тому, чтобы храмовые законы о чистоте выполнялись за столом в доме каждого иудея»1.
Фарисеи считали себя вправе толковать Тору, которую они рассматривали как единственный авторитет для еврейского народа. Они считали себя наследниками Моисея, Иисуса Навина и семидесяти старейшин, пророков и предводителей еврейского народа эпохи Эзры и Нехемии. Историк Иосиф Флавий указывал, что до 70 г н.э. их насчитывалось около 6 тыс. человек2. Они рассматривали себя как преемников учителей, разрабатывавших Устный Закон задолго до первого века. И хотя основатели этой секты были глубоко вовлечены в политическую жизнь иудейского царства при Хасмонеях (ок. 160-66 до н.э.), во времена Йешуа они надеялись добиться нового процветания народа духовными средствами3. Они, в значительной степени, лишились того влияния, каким обладали во дни правления царицы Александры4, у которой они служили советниками и определяли ее политику.
Нойснер довольно метко пишет: «Представляется вероятным, что фарисейство было не профессией, а призванием»1.
Иными словами, положение фарисея не было, так сказать, работой от звонка до звонка с гарантированным жалованием. Скорее, фарисеи были строго соблюдающими Тору иудеями, следовавшими в своей среде определенным ритуальным традициям и разделявшими определенные философские воззрения. Некоторые из наиболее известных религиозных учителей первого века происходили из этой секты, в том числе Гиллель, Шаммай и Гамалиил. Эти учителя по сей день пользуются огромным уважением благодаря их блестящим толкованиям Торы, их служению своему народу и их приверженности Учению.
Фарисеи считали себя непосредственными преемниками традиции профессиональных учителей Торы, начало которой в пятом веке до н.э. положил описанный в библейских текстах Эзра. Талмудический трактат «Пирке Авот» дает генеалогию фарисеев. Там говорится о неразрывном преемстве иудейских религиозных вождей, поддерживавших учение Торы. Эта линия преемства такова:
Отношение секты фарисеев к проповеди Йешуа было очень неоднозначным. Мы видим много примеров неприятия фарисеями как самого Йешуа, так и его учения. Однако мы также находим отдельных фарисеев, которые подлинно верили в Йешуа и сами были мессианскими иудеями. Если верна догадка доктора Фишера1о том, что в Деян. 21:20 имеется в виду множество мессианских иудеев, которые принадлежали к фарисейской партии, тогда все наши представления о фарисеях в целом должны серьезно измениться. Я вместе со многими другими учеными убежден, что отношение фарисеев к мессианскому иудаизму зависело от того, к какой политической линии тяготел тот или иной человек. Фарисеи, принадлежавшие к тому крылу этой секты, которое сочувствовало Гил-лелю, были более расположены к Йешуа, а близкие к Шаммаю — менее. И все же историческая картина остается двойственной. Новый Завет не дает ясной картины сколько-нибудь единого отношения фарисеев к Йешуа.
Примеры сочувственного отношения фарисеев к Йешуа и мессианскому иудаизму
Новый Завет свидетельствует о том, что отдельные фарисеи были сочувственно настроены по отношению к самому Йешуа и его последователям. Как именно отражалась вера в Йешуа на их принадлежности к фарисейской партии, не упоминается. При этом достаточно показательно, что в Деян. 23:6 Шаул характеризует себя словами iyw фаршаХоя ei/xi <эго фарисайосэйми>. Это буквально значит «Я есть фарисей» с дополнительным ударением. Греческий язык обладает достаточным богатством средств, так что Шаул — если бы хотел — мог написать «Я был фарисеем», и все же он предпочел выразить это в настоящем времени.
1 Лекция Джона Фишера.
106 Часть третья. Отношение окружающих к соблюдению Торы Иешуа…
Таким образом, получается, что Шаул не видел необходимости в том, чтобы отделять себя от фарисеев по причине своей веры в Мессию. Далее мы приведем еще один пример этого в настоящей главе.
Никодим, упоминаемый в Ин. 3:1-21, описывается как «некто … между фарисеями» (ст. 1). Он задает Иешуа глубокие и искренние вопросы. Мы читаем о нем, как об одном из двух фарисеев, обеспечивших подобающее, с ритуальной точки зрения, погребение Иешуа (см. Ин. 19:38-42). Этот поступок Никодима свидетельствовал о симпатии к Иешуа. Кроме того, Ин. 7:37-52 рассказывает о том, как Никодим защищает Йешуа и предлагает выслушать его собранию, в целом настроенному к нему враждебно. Таким образом, согласно Иоанну, Никодим был, по крайней мере в известной степени, последователем Иешуа. О реакции других фарисеев на его сочувственное отношение к Йешуа в Новом Завете не говорится. Мы не знаем ни о каких последствиях симпатий Никодима к Йешуа, например, об его изгнании из фарисейского сообщества.
В Деян. 15:5 говорится о сочувствии, проявленном к Йешуа некоторыми фарисеями. В этом тексте не уточняется, сколько фарисеев включено в общину мессианских иудеев. Здесь сказано: «некоторые из фарисейской ереси уверовавшие». Мы снова не находим ни дальнейших указаний на этих людей, ни каких-либо сведений о том, что же стало с их членством в фарисейском сообществе.
Наиболее любопытно, в этой связи, высказывание раббана Гамали-ила. В Деян. 5:34слл. всеми почитаемый мудрец выступает против насильственного уничтожения мессианского движения, говоря следующее:
«Если это предприятие и это дело [мессианский иудаизм] — от чело-веков, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками».
Синедрион согласился с мнением этого ученого мужа. Хотя раббан Гамалиил не назван мессианским иудеем, он выражает умеренную позицию среди фарисеев. Таким образом, стереотипное мнение о том, что все фарисеи были настроены против Йешуа, не соответствует действительности.
Стоит упомянуть и о том, что некая группа фарисеев предостерегала Йешуа об опасности смерти от рук царя Ирода Антипы (см. Лк. 13:31слл.). Возможно, эти люди были фарисеями из Бейт Гиллеля, и из чувства близости и симпатии к Йешуа они сочли своим долгом предостеречь его. Чтобы понять, каким образом столь различное отношение к Йешуа могло иметь место внутри одного сообщества, вспомним о том,
что фарисеи не были едиными в своих религиозных и политических взглядах. Как отмечает Фишер, «необходимо иметь в виду, что в среде фарисеев было возможно значительное разнообразие точек зрения»1.
Точно так же в наши дни демократы или республиканцы в США могут, принадлежа к одной политической партии, быть по разные стороны баррикад в таких вопросах, как повышение налогов, использование школьных автобусов в целях расовой интеграции, квоты на образование и законы об абортах.
Также достаточно важно, что во время проповеди Йешуа его как раввина принимали в своих домах некоторые фарисеи. Лука описывает три таких случая (см. 7:36; 11:37; 14:1). Эти факты о многом говорят, поскольку позволение вкушать пищу за одним столом с фарисеем свидетельствовало о признании правоверия гостя. То, что Йешуа приглашали разделить трапезу, а фарисей Симон даже называл его «равви», подтверждает, что хозяин признавал своего гостя должным образом соблюдающим Тору. Мы можем заключить, что Йешуа признавали соблюдающим Тору и достойным общения по крайней мере некоторые фарисеи.
Интереснее всего реакция фарисеев на смерть Иакова (брата Йешуа —Йаакова). Историк Иосиф Флавий говорит нам (Иудейские древности 20,9,1), что фарисеи защищали память и доброе имя Иакова после того, как он был убит вследствие заговора саддукеев и союзников Ирода. Как мы отмечали выше, Иаков был верховным раввином мессианской общины Иерусалима. Факт существования защищавших Иакова фарисеев, опять же, говорит об их известном сочувствии к мессианскому иудаизму. Иосиф отмечает:
… он [Анан, первосвященник-саддукей] собрал синедрион и представил ему Иакова, брата Иисуса … обвинил … в нарушении законов [Торы] и приговорил к побитию камнями. Однако все усерднейшие и лучшие законоведы, бывшие [тогда] в городе, отнеслись к этому постановлению неприязненно. Они тайно послали к царю [Агриппе] с просьбою запретить Анану подобные мероприятия на будущее время и указали на то, что и теперь он поступил неправильно … Ввиду этого царь Агриппа лишил Анана первосвященства2.
Наконец, мы должны возвратиться к вопросу о принадлежности к фарисеям, веровавшим в Йешуа, Шаула, хотя его обстоятельства отличались от обстоятельств всех прочих упомянутых нами фарисеев. Шаул также не перестал считать себя фарисеем, уверовав в Иешуа. По существу, в Деян. 23:6-10 он заявляет, что считает себя фарисеем, и слышавшие его фарисеи в ответ проявляют к нему сочувствие.
Я фарисей, сын фарисея … произошла распря между фарисеями и саддукеями… Сделался большой крик; и, встав, книжники фарисейской стороны спорили, говоря: ничего худого мы не находим в этом человеке (Деян. 23:6, 7, 9).
В другом месте (Деян. 28:17) Шаул говорит: «Мужи братия! не сделав ничего против народа или отеческих обычаев, я в узах из Иерусалима предан в руки Римлян». Если бы Павел отделял себя от фарисеев, от их обычаев и их понимания Торы, он едва ли мог бы сделать подобное заявление. Дело в том, что вся его жизнь была цельной и последовательной. Он остался плотью от плоти фарисеев. Продолжая считать себя фарисеем, он страстно верил в Мессию Иешуа.
Примеры отрицательного отношенияк Йешуа и мессианскому иудаизму среди фарисеев
В Новом Завете мы читаем и о случаях неприятия фарисеями как Йешуа, так и мессианского иудаизма. Неприятие Иешуа, описываемое в Новом Завете, может иметь двоякую причину: оно может быть связано и с вероучительными различиями, и с политическими обстоятельствами. Это показано в следующей таблице:
Примеры неприятия Йешуа фарисеями в Новом Завете
Неприятие, связанное Неприятие, связанное
с различиями в толковании Торы с борьбой политических сил
Мф. 9:11слл. (Лк. 5:29-32) Мф. 16:1слл.
Мф. 12:1-8 (Мк. 2:23слл.) Мф. 21:45
Мф. 15:1-14 (Мк. 7:1слл.) Мф. 22:15
Лк. 1:21 Мк. 3:6
Лк. 7:36-49 Мк. 8:11
Лк. 11:37-38 Мк. 10:2
Лк. 15:1-2 Мк. 12:13слл.
Лк. 17:20 Лк. 11:39-53
Лк. 19:38-40 Лк. 16:14
Ин. 9:13-17 Ин. 7:32слл.
Глава 10. Религиозные вожди Иерусалима
Ин. 7:45-49
Ин. 8:3слл.
Ин. 9:39
Ин. 11:46-52
Ин. 12:19, 42 (подразумевается)
Ин. 18:3
Новый Завет дает множество примеров неприятия Йешуа фарисеями как по политическим, так и по вероучительным причинам. Некоторые фарисеи разнились с Иешуа в понимании теологических вопросов и методов их истолкования. Другим мешали принять учение Йешуа политическое давление и боязнь последствий.
В огромном большинстве приведенных выше случаев мотивация конкретного фарисея обуславливала и ответную реакцию Йешуа. Нико-дим изображен искренне задающим вопросы. Йешуа отвечает этому фарисею, стараясь дойти до самой сути его проблем. Но часто Йешуа всего лишь энергично рекомендует вопрошающему фарисею или группе таковых самим получше разобраться, как должным образом истолковать Тору, и не отвечает прямо на поставленные вопросы. Некоторые же фарисеи, желавшие испытать Йешуа или привести его в замешательство, вместо ответов на свои вопросы выслушивали упреки в неискренности.
Тогда фарисеи пошли и совещались, как бы уловить Его [Йешуа] в словах. И посылают к Нему учеников своих с иродианами, говоря … скажи нам: как Тебе кажется? Позволительно ли давать подать кесарю, или нет? (Мф. 22:15-17).
Очень многое сразу станет понятно, если мы обратим внимание на состав описываемой группы. Эти конкретные фарисеи были политическими союзниками царя Ирода Антипы, врага Йешуа. Тем самым мотивировка этой группы не должна нас удивлять. Они задают свой вопрос не потому, что их действительно интересует ответ равви, но потому, что хотят уловить Йешуа, когда он скажет что-то, что можно использовать ему во вред. Он не мог бы ответить на поставленный здесь вопрос, не рискуя так или иначе быть обвиненным в антипатриотизме.
Ин. 11:46слл. — важнейшее место для понимания неприятия фарисеями Йешуа по политическим причинам:
Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так,
110 Часть третья. Отношение окружающих к соблюдению Торы Иешуа…
то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом (стт. 47-48).
Эти фарисеи смирились с жестокой римской оккупацией. И все же они по-прежнему боялись римских репрессий в ответ на религиозные или стихийные народные движения. Эти опасения и определяли их отношение к Иешуа. Саддукеи имели те же причины для своих политических опасений, что мы объясним в этой главе чуть ниже.
Мы видим, что фарисеи, наиболее резко сопротивлявшиеся Иешуа, поступали так, страшась римских репрессий, а также под влиянием соб-, ственных политических пристрастий. Те же из фарисеев, кто расходился с Иешуа по вопросам толкования Торы, не изображаются в виде его непримиримых противников. Такого рода различия в толкованиях Торы считались в то время совершенно нормальными в иудейском обществе. Кроме того, весьма возможно, что кое-кто из этих фарисеев не принимал Йешуа как по политическим причинам, так и расходясь с ним в вопросах истолкования Торы. Нельзя с уверенностью утверждать, что все фарисеи из Бейт Гиллеля были настроены к Иешуа более сочувственно, тогда как все принадлежавшие к Бейт Шаммаю противостояли ему по политическим причинам, но ряд фактов все же указывает на это.
Отношение священства
Новый Завет рисует довольно пеструю картину отношения священства к мессианскому движению. Отношение большинства священников нам попросту неизвестно. Скорее Новый Завет сосредотачивается на реакции семьи первосвященника. Кроме того, существует по крайней мере одно новозаветное свидетельство о том, что священники становились мессианскими иудеями.
Число учеников весьма умножалось в Иерусалиме; и из священников очень многие покорились вере (Деян. 6:7).
Состав этой группы неясен. Мы просто-напросто не знаем, до какой степени благосклонным было отношение к мессианскому иудаизму среди наследников Аарона. В то же время мы можем быть уверены, на основании сказанного в Деян. 6:7, что обращения среди священников имели место.
Религиозные вожди Иерусалима
В то же время, новозаветные писания достаточно ярко изображают семью первосвященника и храмовую верхушку из числа священников, которые относились к Иешуа и мессианскому иудаизму резко отрицательно. Такого рода отрицательное отношение имело политические, а не вероучительные основания1. (См. Мф. 20:18; 21:15-16, 23, 43-45; 26:3, 14,47, 59, 65; 27:1-2,12, 20; 28:11слл.; Деян. 4:1слл.; 5:4; 7:1слл. 9:1слл. и другие.)
Во всех этих местах, как и в дискуссиях Иешуа с фарисеями, мы не найдем ни одного диалога относительно вероучительных различий с Йешуа и мессианскими иудеями. В ряде случаев, священническая верхушка просто старалась пресечь влияние Йешуа (см. Мф. 21:45-46; 26:3-4 и особенно Ин. 11:46-52; Мк. 11:18; Деян. 5:17).
Анализ этих случаев показывает, что присутствие Йешуа считали угрозой правящей храмовой верхушке (первосвященнику и его семье, храмовым начальникам). Во все время земной жизни Йешуа и во время первоначального распространения мессианского иудаизма имело место продолжительное сопротивление ему со стороны этого крыла священства. Мы не знаем, существовали ли мессианские священники, помимо упомянутых в Деян. 6:7. Как мы уже говорили выше, Феофил мог быть одним из таких священников, но знать этого наверняка мы не можем.
Отношение книжников
Книжники, в отличие от фарисеев, составляли настоящую профессиональную корпорацию. Впрочем, вероятнее всего, многие из книжников были фарисеями. «Полная еврейская Библия» называет этих книжников «учителями Торы». Нойснер утверждает, что книжники были профессиональной кастой учителей Торы, комментаторов, толкователей и законоучителей, разрабатывавших правовые теории и преподававших их ученикам. В Новом Завете они выделяются в особое сообщество, и в этом разделе мы будем рассматривать их именно как группу. Хотя их часто объединяют с фарисеями, все же, как отмечает Нойснер, «у нас нет оснований считать, что все книжники были фарисеями»2.
Книжники упоминаются во многих местах Писания (Мф. 7:29; 12:38; 15:1слл.; 20:18; 21:15слл.; 23:13,15, 23, 25, 27, 29; 27:41; Мк. 3:22; 11:18, 27; 12:28; 14:53; Ин. 8:3слл.; Деян. 4:5; 6:12; 23:9). Иногда книжники выступают как союзники священников (см. Мф. 20:18; 21:15); в других случаях— как союзники фарисеев (см. Мф. 15:1; 23:13). В вышеуказанных местах Писания они появляются словно бы лишь для того, чтобы высказать отрицательное отношение к Иешуа. И все же книжники также не были однородным сообществом. Они могли не соглашаться друг с другом как по вероучительным, так и по политическим вопросам. Вот почему достаточно непросто однозначно говорить о неприятии всеми ими Иешуа.
Два места Писания рисуют положительное отношение книжников к мессианским иудеям. В 23-ей гл. Книги Деяний мы читаем о том, как Шаул дает ответ перед Синедрионом, и о столкновении между фарисеями и саддукеями. Шаул, как мы говорили выше в этой главе, сам считал себя фарисеем и утверждал, что его судят «за чаяние воскресения мертвых» (23:6). Когда это вероучительное положение возникает в ходе дознания, фарисеи и саддукеи расходятся во мнениях относительно вины Шаула. Книжники в данном случае примыкают к фарисеям (и таким образом оказываются на стороне Шаула). В стихах 9-10 читаем:
Сделался большой крик; и, встав, книжники фарисейской стороны спорили, говоря: ничего худого мы не находим в этом человеке; если же дух или Ангел говорил ему, не будем противиться Богу …раздор увеличился…
Хотя мы не можем с уверенностью утверждать, что упомянутые здесь книжники сочувствовали мессианским настроениям Павла, они выступали в его поддержку. Павел и книжники, по-видимому, придерживались единого мнения относительно воскресения мертвых и реальности духовных существ.
Еще один случай. В Мк. 12:28-34 один из книжников задает Иешуа искренний вопрос о главнейшей заповеди в Торе. Благосклонный ответ Иешуа звучит так: «Недалеко ты от Царствия Божия» (ст. 34). Таким образом очевидно, что среди членов этой группы имели место случаи искренней симпатии к Иешуа.
В другой раз мы замечаем сочувствие по отношению к Иешуа со стороны книжников, присутствовавших при споре с кем-то из саддукеев (см. Л к. 20:39). У нас нет указаний, значило ли это, что данным книжникам понравилось, как Иешуа заставил саддукеев замолчать, или же это было искренним знаком симпатии к Иешуа. Не будем забывать, что книжники в целом не симпатизировали верованиям саддукеев. В Лк. 20:39 говорится: «некоторые из книжников сказали: Учитель! Ты хорошо сказал». Эти слова являются реакцией книжников на попытку саддукеев прижать Иешуа к стене вопросом о воскресении мертвых. Реакция книжников, во всяком случае, была сочувственной.
Я склонен заключить, что книжники, как каста профессионалов, были первоначально настроены против Иешуа и мессианского иудаизма. Хотя нам не известны случаи, когда книжники становились мессианскими иудеями, мы видели два случая сочувственной реакции книжников на слова Иешуа. В ряде мест книжники изображены как союзники фарисеев; в других— как союзники саддукеев. Остается вопрос: насколько однородное сообщество представляли собой книжники?
Неприятие Иешуа со стороны книжников иногда связано с вероу-чительными причинами, а иногда с политическими, как и реакция фарисеев. В наших представлениях о подлинных причинах подобного отношения довольно много пробелов. Поэтому я воздержусь от более определенных выводов.
Отношение саддукеев
В Новом Завете мы находим также свидетельства об отношении к Иешуа и мессианскому иудаизму членов еще одной существовавшей в Иерусалиме иудейской секты, саддукеев. Сведений об их отношении немного, но то, что нам известно, складывается во вполне четкую картину. Брайт отмечает, что саддукеи представляли собой объединение состоятельных иерусалимских священников, «они черпали свои силы в среде священнической аристократии, к ним были близки и представители светской элиты»1.
До сих пор не было убедительно доказано, что все священники Иерусалима принадлежали к саддукейской партии. Поэтому я буду рассматривать саддукеев как определенную группу внутри священства. Если научные исследования со временем смогут показать, что это было не так, я с радостью учту результаты таких исследований.
С вероучительной точки зрения, наряду с неверием в духовных существ и воскресение мертвых, саддукеи «[признавали] авторитет только [писаной] Торы и не признавая [авторитета] корпуса устного закона, разработанного книжниками»2. Они были сосредоточены на храмовом служении, считая его сердцем иудаизма. Эта секта наблюдала за строгостью и непрерывностью жертвоприношений, которые должны выполняться священством. Данный вопрос был для них главным в проблеме сохранения подлинной иудейской традиции. Саддукеи соперничали с книжниками и фарисеями, народными по происхождению движениями, сосредоточенными на синагогальном служении и устном законе. Они были убеждены, что их понимание иудаизма сохраняет самую суть иудейской веры.
В Мф. 16:1 рассказывается, как кто-то из саддукеев (объединившись в данном случае с представителями фарисеев) пришел в Галилею, стремясь найти способ скомпрометировать Йешуа. Мы видим политическое противодействие, основанное на чем-то помимо религиозных различий. Йешуа и фарисеи в целом имели гораздо больше общего в вероучитель-ном плане, чем описываемая здесь объединенная группировка саддукеев и фарисеев.
В Мф. 22:23-40 Йешуа обозначает вероучительные различия между ним и саддукеями. В данном случае саддукеи хотели завлечь его в своего рода ловушку своим вопросом о воскресении. Это столкновение не было по существу спором о вере, поскольку обе стороны твердо держались своих позиций и были хорошо знакомы со взглядами своих оппонентов. Это была попытка заткнуть рот Йешуа, показав отсутствие логики в его рассуждениях, попытка, которая привела к неожиданным для саддукеев последствиям (см. стт. 33-35).
Книга Деяний последовательно изображает саддукеев противниками распространения мессианского иудаизма. В Деян. 4:1-3 начальник храмовой стражи арестовывает Иоанна и Петра за то, что они «учат народ и проповедуют в Иисусе воскресение из мертвых» (ст. 2).
Мы знаем, что саддукеи энергично сопротивлялись учению о воскресении мертвых, как и всякому стихийному, зреющему в народной среде движению, грозившему нарушить статус-кво. Они боялись, что новое движение, связанное с мессианским иудаизмом, завоюет популярность и тем самым привлечет к себе внимание римлян.
Свобода действий саддукеев в значительной степени была стеснена их политической капитуляцией перед властью Рима и Ирода. Причины их противодействия распространению мессианского иудаизма вполне логичны и понятны. Сотрудничество с римскими властями играло для саддукеев важную роль. Как отмечает Брайт,
Будучи людьми дела … они были готовы идти на известные компромиссы, охотно сотрудничая со светской властью, будь то … цари-священники или римские прокураторы … более всего боясь малейшего возмущения, которое могло бы нарушить существующий баланс сил. Для них… будущее иудаизма было за … сосредоточенной вокруг храмового служения общиной, живущей под главенством закона Пятикнижия1.
Говоря об «общине, сосредоточенной вокруг храмового служения», Брайт имеет в виду Храм как центр жизни саддукеев. В Деян. 5:17-18 первосвященник и члены саддукейской партии заключают под стражу группу мессианских иудеев. В тексте говорится, что эти иудейские начальники «исполнились зависти» (17). Поскольку мессианское движение приобретало всё новых членов среди народа (см. Деян. 5:14-15; 4:4, 32-35), его возможности нарушить политическое статус-кво все больше пугали саддукеев.
Возвращаясь к цитированному ранее пассажу Деян. 23:1-10, мы видим, что саддукеи противостояли как Шаулу, так и фарисеям. Это понятно, учитывая страх, который фарисейство как народное движение вызывало в среде саддукеев. Добавим к этому учение мессианского иудаизма, сближавшее его с фарисеями, и мы поймем, что саддукеи не могли быть положительно настроены по отношению к любым формам распространения этой веры.
Заключение
Хотя в нашем распоряжении не так много фактов, я заключаю, что стереотип, согласно которому религиозные вожди Иерусалима все как один отвергли Йешуа и мессиансккий иудаизм, не вполне соответствует действительности. Мы видели, как фарисеи и священники становились мессианскими иудеями. Мы отметили случаи вполне сочувственного отношения со стороны религиозных начальников (например раббана Гамалиила), высказывавшихся за терпимость по отношению к новому движению.
На основании этих данных мы можем сказать, что в большинстве своем фарисеи, священники, книжники и саддукеи приняли мессианский иудаизм в штыки. И все же мы не должны слишком обобщать эти выводы, как если бы все реагировали совершенно одинаково. Существующие факты убеждают в том, что нельзя говорить о тотальном отвержении Йешуа всеми религиозными сектами и партиями Иерусалима. Если его не принимали, то это неприятие сосредотачивалось на вопросе о том, чьему авторитету он следовал, толкуя Тору, а не о том, соблюдал ли он в принципе Тору. Поэтому мы можем заключить, что засвидетельствованное в источниках неприятие Йешуа не меняет нашего представления о нем как о соблюдающем Тору иудее.
Глава 11. Книга Деяний и отцы Церкви
Ранние годы
Было бы полезно рассмотреть причины неприятия по отношению к общине мессианских иудеев со стороны разных групп иудейских ортодоксов. Если главным основанием для противодействия новому движению было нарушение Торы или отдельных мщвот, мы можем надеяться увидеть свидетельства этому в Новом Завете. Если о таком противостоянии ничего не сообщается, мы находим новое подтверждение основного тезиса этой книги. Следующая таблица покажет причины многочисленных преследований в первые годы существования мессианского движения.
Свидетельства о противодействии мессианскому иудаизму в Книге Деяний
Текст Источник противодействия
Деян. 4:1-4 священники, храмовая стража, саддукеи
Деян. 4:5-22 старцы, учителя, первосвященник Иосиф (Каиафа), Иоанн, Александр
Деян. 21:27-29 иммигрантская иудейская община из Азии
Приводимые основания
сопротивление учению о воскресении мертвых
стремление предотвратить распространение учения, провозглашающего Иешуа Мессией
ревность, страх
ложные обвинения в нарушении Торы
отсутствие обвинений в нарушении Торы
отсутствие обвинений в нарушении Торы
отсутствие обвинений в нарушении Торы
ложные предположения о том, чему учит Шаул, в связи с ложными слухами
Эта таблица показывает, что ни в одном из перечисленных случаев причиной преследований не было справедливое обвинение в нарушении Торы. Если бы случаи нарушения Торы были доказаны, будь то исходя из учения или же из образа жизни мессианских иудеев, мы читали бы о протестах против этого. Но мы просто-напросто этого не видим (помимо одного ложного обвинения, которое, если верить тексту, не было должным образом проверено). Какими бы ни были причины предубеждения против мессианского движения первого века, говорить о подозрении в нарушении Торы у нас нет оснований.
Такого рода предубеждение и сами преследования были вызваны внутренней политической борьбой той эпохи, а также тяжким гнетом римских оккупантов. Специально этой теме я посвятил раздел седьмой главы своего исследования «Отношение Иешуа и общины мессианских иудеев первого века кмицвот Завета Моисеева. К вопросу о соответствующем Торе образе жизни». Мессианское движение обладало достаточным потенциалом, чтобы угрожать положению саддукеев и других политических группировок того времени. Это было основным мотивом преследований. Мы отчетливо видим это в Деян. 5:28, где первосвященник Ханания говорит мессианским иудеям: «Вы наполнили Иерусалим учением вашим и хотите навести на нас кровь Того Человека». Говоря «на нас», первосвященник имеет в виду либо собственную семью, либо саддукеев. Кроме того, достаточно сильным было желание сохранить статус-кво и не противодействовать воплощению идеала Pax Romana1. Это также способствовало указанным преследованиям.
В Новом Завете мы не находим внутренних указаний на то, что какие-либо из преследований начались из-за нарушения Торы. Это само по себе много говорит о том, в какой мере и каким образом община мессианских иудеев соблюдала Тору в ранние годы своего существования.
1 Pax Romana (лат. «Римский мир») — стратегический идеал всех политических инициатив Древнего Рима. Он предполагал, что все земли и все народы Римской империи должны признать политическое главенство Рима и не предпринимать действий, способных поставить таковое главенство под угрозу, будь то в границах Империи или за ее пределами.
Ранние отцы Церкви
Некоторые из ранних отцов Церкви высказывали свое мнение относительно соблюдения Торы мессианскими иудеями. Их отношение к этому было главным образом отрицательным. Они не находили оснований для соблюдения Торы. В то же время их замечания говорят нам о том, что соблюдение Торы было широко распространено в ранних общинах мессианских иудеев. По этой причине имеет смысл рассмотреть несколько такого рода комментариев.
Игнатий Антиохийский (ум. в 107 г.), авторитетный церковный автор раннего периода, встречал мессианских иудеев, которые продолжали соблюдать Тору. Для него соблюдение Торы не было положительным фактом. Относительно некоторых мессианских иудеев он говорил: «Мы видели, как прежние сторонники древних обычаев обрели с тех пор новую надежду и, оставив хранение Субботы, теперь вместо этого устрояют свою жизнь в соответствии с Днем Господним [воскресным]». В своем Послании магнезийцам Игнатий писал: «Нелепо призывать Иисуса Христа, продолжая следовать иудейским обычаям; ибо не в иудейство уверовало христианство, напротив, иудейство в христианство» (10)1.
Хотя Игнатий не жил в земле Израиля и не мог наблюдать образ жизни мессианских иудеев, он имел возможность встречать их в разных землях — от Антиохии до Филипп — где он странствовал. Его подход заметно отличался от подхода равви Шаула, пересекавшего те же самые области примерно за 40 лет до Игнатия. В целом его Послание магнезийцам направлено против исполнения Торы; однако для нас важно, что его возражения указывают на существование соблюдающих Тору мессианских иудеев в Малой Азии около 100 г. н.э.
Другой отец Церкви, Иустин (конец второго века), описывал мессианских иудеев, соблюдавших Тору. Некоторые из них пытались убедить верующих из язычников делать то же, тогда как другие на этом не настаивали.
Приц отмечает, что отец Церкви Епифаний (конец четвертого века) знал о мессианских иудеях, которых отделяло от основной массы верующих в Йешуа неевреев соблюдение Торы. «Именно соблюдение ими Закона [т.е. Торы], и только это, с точки зрения Епифания, отделяло назарянО, от основной Церкви»2. Епифаний следующим образом описывает этих мессианский иудеев:
1 Davies 89.
2 Pritz 20.
Иудеи, держащиеся Закона и совершающие обрезание … Они во всем остались иудеями … принимают не только Новый Завет, но и Ветхий, подобно [всем] иудеям … они живут согласно проповеди Закона, как принято у иудеев. … они не согласны с христианами, потому что воспитаны в Законе, соблюдении обрезания, Субботы и прочего1.
Другой ранний отец Церкви, Евсевий, является важным свидетелем относительно соблюдающего Тору мессианского иудаизма как нормы для первого века. «Апостольские мужи, его [Шимона] современники, по-видимому, были из евреев и потому соблюдали большую часть древних иудейских обычаев»2. Далее он следующим образом описывает мессианских иудеев первого века: «Они соблюдали Субботу и все иудейские [галахические и законнические] традиции»3.
С точки зрения Игнатия, мессианских иудеев не следовало считать иудеями. Кроме того, он считал, что они были неправы, продолжая вести иудейский образ жизни. Любопытно, что в Новом Завете нет свидетельств о том, что мессианские иудеи переставали считаться иудеями после того, как принимали Йешуа как Мессию. Профессор Лоуренс Шифман указывает, что это было бы невозможно, с точки зрения галахи того времени. Согласно его изысканиям, среди верований и поступков первых мессианских иудеев не было ничего такого, что могло бы лишить их статуса иудеев4. Если Шифман прав, нет ничего удивительного в том, что мессианское сообщество без всякой опасности для своего иудейского статуса продолжало вести иудейский образ жизни и соблюдать обычаи, основывающиеся на откровении Бога через Тору.
Томсон так обобщает взгляды отцов Церкви на соблюдение Торы мессианскими иудеями: «Апостольские отцы держались мнения … что иудеи-апостолы естественным образом соблюдали заповеди [Торы]»5. Несмотря на отрицательное отношение, которое преобладало у ранних отцов Церкви по отношению к иудаизму и мессианским иудеям, на основании их писаний можно заключить, что мессианские иудеи продолжали соблюдать Тору. Это подкрепляет наше общее впечатление, что соблюдение Торы было нормой для ранних мессианских иудеев.
1 Pritz 45. [Епифаний. Панарион 29, 5&7.]
2 Williamson 137. [Евсевий Памфил. Церковная история 17, 2.]
3 Там же. [Церковная история 27, 5]
4 Schifmann, Who was a Jew? Этому вопросу посвящена вся книга. 5Tomson 2.
Любовь, милость и милосердие в первой мессианской общине
Мы с убедительностью показали, что Йешуа и первое поколение мессианских иудеев соблюдали Тору. Они жили, руководствуясь мицвот Торы. И все же для нас крайне важно понаблюдать за тем, каким именно образом они соблюдали Тору. Точнее, какова была роль любви, милости и милосердия в соблюдении ими Торы? Были ли первые мессианские общины склонны здесь к давлению и законничеству? Стремились ли они что-либо доказать своим соблюдением Торы? В этой главе мы обратим внимание на то отношение, с каким первые мессианские иудеи соблюдали Тору.
Но прежде я позволю себе уточнить значение, которое я придаю слову «любовь» в связи с соблюдением Торы. Оно имеет мало общего с распространенным сегодня пониманием, согласно которому любовь есть сильное эмоциональное переживание. Вместо этого я предпочитаю рассматривать любовь в свете Торы. В Лев. 19:18 сказано: «Люби ближнего твоего, как самого себя» (евр,<вэагавталерэйэхакамоха>). Тора часто самаооъясняет сеоя, приводя примеры таких понятий, как любовь. Если мы посмотрим, как люди должны относиться друг к другу согласно Торе, в нашем распоряжении будет практическое определение еврейского слова агава (любовь). Если кратко суммировать то, что Тора описывает довольно пространно, любить значит заботиться о благополучии своего ближнего. Слово, которое использовано в этом случае для обозначения «ближнего», в библейском языке означает собственно «друг». Когда я задаю вопрос о том, соблюдали ли первые мессианские иудеи Тору с любовью, меня интересует, заботилась ли мессианская община о людях, имея в виду их подлинное благополучие. Относились ли они к другим, да и к самим себе, как к друзьям? Это определение мы будем иметь в виду, отвечая на поставленный вопрос.
Далее, необходимо определить и используемое мною слово «милость». Соблюдала ли мессианская община Тору, основываясь на милости? Говоря о милости, я хочу знать, отражало ли их соблюдение Торы истинный облик Бога или же извращало свойства Того, кто явил Себя Моисею Богом милости (см. Исх. 20:6; 34:6; Числ. 14:18)? Служило ли соблюдение ими мщвот приближению людей к Богу? Еврейское понятие милости яснее всего отражено в еврейской фразе, состоящей из двух слов.<хен ва-хесед>. Эти слова можно перевести как «милость и милосердие». Подлинное определение милости основывается на заветах, полученных от Бога. Таковы заветы Авраама, Исаака и Иакова. Ши-мон показал, насколько важны были заветы для его веры, когда называет Бога «Бог Авраама и Исаака и Иакова, Бог отцов наших» (Деян. 3:13). Он непосредственно связывает заветы, заключенные с Отцами, с обетованием Иешуа, о котором он говорит в том же самом стихе. Мы попробуем отыскать подтверждения того, соблюдала ли мессианская община Тору таким образом, который отражал бы любовь и верность Божьему Завету.
Наконец, я хочу выяснить, соблюдала ли мессианская община Тору, творя добрые дела и сострадая нуждающимся. Еврейское понятие, которое часто передают словом «сострадание», звучит как<ра-хамим>1. Слово рахамим обладает в библейском языкеинтересным происхождением — оно того же корня, что и слово ржем, означающее материнскую утробу. Понятие сострадания, таким образом, напоминает об исполненной любовью заботе, которую мать дарует своему еще не рожденному чаду, и которая ведет, в конечном счете, к его рождению. Прекрасное изображение такого нежного милосердия мы находим в Ис. 49:15:
Забудет ли женщина грудное дитя свое, чтобы не пожалеть сына чрева своего? но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя.
В этом стихе еврейское слово<мэрохем> использовано в значении «жалость». Оно происходит из того же корня, что слово «утроба», это одна из форм глагола рахом.
Становились ли плодом соблюдения Торы у ранних мессианских иудеев добрые поступки и дела милосердия? Отражалось ли в их делах милосердие Божье, Его сострадание? Ответ на эти вопросы мы постараемся отыскать в настоящей главе. Невозможно провести границу между тремя названными понятиями. Любовь, милость и милосердие в Торе тесно связаны между собой и как понятия и, что еще важнее, как практические действия.
Лука пишет Феофилу
Книга Деяний дает нам наилучшую возможность увидеть повседневную жизнь первой общины мессианских иудеев в Иерусалиме. Деяния — это хроника, запечатлевшая развитие движения мессианского иудаизма в Израиле и распространение веры в Иешуа среди других народов. Поэтому данная книга стала для нас основным текстом, с помощью которого мы постараемся понять, как ранняя мессианская община соблюдала Тору. Не будем забывать и о том, что Феофил, адресат Евангелия от Луки и Книги Деяний, должен был обращать особое внимание на отношение первых мессианских иудеев к Торе1.
Как священника (вероятно, саддукея) и, возможно, родственника первосвященника, Феофила обязательно оттолкнуло бы любое свидетельство пренебрежения Торой в первой мессианской общине Иерусалима. Лука представляет Феофилу мессианское движение как исполняющее мщвот Торы в любви.
Евангелие от Луки и Книгу Деяний лучше всего рассматривать как пару книг, которые образуют единое целое, связанное одним автором и единой задачей: объяснить Феофилу вероучение и историю мессианского движения. Как выражается Лука, «рассудилось и мне… по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен» (Лк. 1:3-4).
Лука изображает Иешуа потомком многих поколений благочестивых и соблюдающих Тору иудеев. В древности на Ближнем Востоке, особенно в иудейском обществе, происхождение семьи имело крайне важное значение для характеристики человека. Если семья была известна своей верностью Торе, это считалось огромным достоинством. Феофил мог рассматривать возможность мессианства Иешуа лишь в том случае, если тот происходил из благочестивой, соблюдающей Тору семьи, восходящей корнями к царю Давиду. Последний момент имел решающее значение.
‘См. Лк. 1:1 и Деян. 1:1.
У западного человека XXI столетия такое повышенное внимание к происхождению может вызвать удивление. Однако даже в наши дни подобные соображения играют важную роль на Ближнем Востоке и среди иудейских общин по всему миру. Изобразив семью Йешуа благочестивой и соблюдающей Тору, Лука мог произвести на Феофила благоприятное впечатление. Доказывая кровную связь Йешуа со священством, можно было смягчить враждебность Феофила к убеждениям Йешуа. Лука старательно указывает Феофилу на то, что многие из священников стали мессианскими иудеями (Деян. 6:7).
Лука показал Феофилу, что Йешуа происходил из благочестивой семьи, восходящей корнями к царю Давиду (см. Лк. 3:31) и Иуде (см. ст. 33). Родство с царем Давидом было важно, поскольку все иудеи верили, что Мессия будет потомком царя Давида. Поэтому генеалогия (глава 3) играла такую важную роль в послании Луки Феофилу. Для современного западного читателя эта генеалогия может показаться скучной и неуместной. Ничто не может быть большим препятствием для верного понимания этого текста! Генеалогия была намеренно помещена в самом начале книги, чтобы Феофил мог внимательно ее изучить. Она была важной частью образа Йешуа у Луки. Для нас она также важна, поскольку помогает установить, что первая мессианская община ценила соблюдение Торы. Лука, как один из выразителей взглядов этой общины, изобразил Мессию соблюдающим Тору, используя генеалогию в качестве частичного подтверждения этого факта.
Пример из жизни первой мессианской общины
Обратимся к примеру любви в первой мессианской общине. Как было определено выше, любовь означает заботу о благополучии своего ближнего. Зная, что члены первой мессианской общины соблюдали Тору, мы, благодаря примерам их деятельной любви, сможем увидеть, как именно они это делали.
Все же верующие были вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого. И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога и находясь в любви у всего народа (Деян. 2:44-47).
У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее (Деян. 4:32).
Очевидно, что забота о благополучии своего ближнего была высшим приоритетом для каждого члена молодого мессианского движения. В тексте Деяний упоминаются три отличительные черты этой общины: общность имущества, продажа собственности с последующей раздачей вырученных денег нуждающимся и общие трапезы. Результатом воплощения в жизнь заповеди о любви было то, что все жители Иерусалима относились к первым мессианским иудеям с глубоким почтением.
Далее в 6-й гл. Деяний подтверждается, что первые мессианские иудеи неустанно заботились друг о друге.
В эти дни, когда умножились ученики, произошел у Еллинистов ропот на Евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей.
Здесь мы узнаем, что одна из групп мессианских иудеев оказалась пренебрегаема. В общине это было воспринято как несправедливость, каковая и была незамедлительно исправлена (см. ст. 3). Заботясь о нуждах вдов в своей среде, члены первой мессианской общины исполняли Тору. Забота о вдовах — один из высших приоритетов Торы (см. Исх. 22:22; Втор. 24:17; 26:12; Пс. 23:10; Ис. 1:17). Брат Йешуа Иаков, верховный раввин первой мессианской общины, так описал надлежащее отношение к таким людям: «Чистое и непорочное благочестие пред Богом и Отцем есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях и хранить себя неоскверненным от мира» (Иак. 1:27).
Мы видим, какое важное значение придается заботе о вдовах. Я позволю себе подчеркнуть, что Иаков говорит в точности то же, что сказано в Торе. Он учит свою общину исполнять мицву. Поступать таким образом он мог лишь в том случае, если считал это важным учением, укорененным в Торе.
В 3-й гл. Деяний мы видим еще один пример помощи первых мессианских иудеев нуждающемуся из их города. Петр и Иоанн исцеляют хромого человека по пути в Храм на служение минхи (дневная молитва) (стт. 1-7). Физические исцеления были вполне обычным явлением для первых мессианских иудеев. Эти исцеления совершались над жителями Иерусалима и окрестных областей:
Сходились также в Иерусалим многие из окрестных городов, неся больных и нечистыми духами одержимых, которые и исцелялись все (Деян. 5:16).
128 Часть третья. Соблюдение Торы: законничество или любовь?
Из этого стиха мы узнаем, что исцеления совершались членами мессианской общины над нуждающимися. Верующие следовали Йешуа, благотворя по его примеру.
В 5-й гл. Деяний раббан Гамалиил делает очень интересное замечание. Этот человек считался величайшим из иудейских мудрецов. Он был фарисеем, знаменитым своим ревностным и милосердным соблюдением Торы. В Талмуде образно говорится:
Когда умер раббан Гамалиил, слава Торы прошла, и чистота и воздержание погибли (Сота 9,15).
Его предложение иерусалимскому Синедриону — что время должно показать, является ли мессианское движение Божьим делом или человеческим — сохранено для нас в Деян. 5:38-39:
И ныне, говорю вам, отстаньте от людей сих и оставьте их; ибо если это предприятие и это дело — от человеков, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками.
Любопытно, что раббан Гамалиил никогда не выступал против мессианских иудеев с обвинением в нарушении Торы. Мы могли бы ожидать, что такой ревностный учитель Торы непременно сделал бы это, если бы для такого обвинения существовали какие-либо основания, но он мудро предоставил движению свободу действий, чтобы оно могло показать себя. Я могу предположить, что раббан Гамалиил мог оценить жизнеспособность мессианского иудаизма, только следя за тем, соблюдает ли данная община Тору с милостью и избегает ли насилия как средства для достижения своих целей. (См. Деян. 5:36-37, где Гамалиил называет действовавшие с помощью силы [и тем не менее верные Торе] движения Февды и Иуды не отвечающими воле Божьей.)
Новое свидетельство того, что набиравшее силу движение соблюдало Тору в милосердии и любви, мы находим в 8-й главе Книги Деяний. Здесь грекоязычный мессианский иудей диаспоры Филипп (см. Деян. 6:5) приходит в Самарию, чтобы проповедовать о том, что Йешуа есть обетованный Мессия. Это вполне отвечало наставлению, данному Йешуа своим ученикам в Деян. 1:8: «Будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли». Результатом служения Филиппа народу была «радость великая в том городе» (Деян. 8:8). В тексте говорится о том, как Филипп учил, творил знамения и чудеса, исцелял, изгонял бесов. Такие дела и их плоды можно рассматривать
только как деятельную любовь, исполненное милости свидетельство присутствия Бога.
В ранней истории мессианского иудаизма имело место еще одно трогательное событие. Оно также свидетельствует том, что соблюдение Торы в этой среде было исполнено милости. Шимон возвращает к жизни умершую женщину. Это очень напоминает чудо, совершенное пророком Елисеем (см. 4 Цар. 4:32-37). Елисей был верным исполнителем Торы. Его дела были следствием его веры в Бога Израилева. Совершая все то, о чем мы читаем в 9-й главе Книги Деяний, Шимон вдохновляется тем же, чем до него вдохновлялся Елисей.
В Деян. 11:27-30 мы видим еще одно свидетельство о той атмосфере, в которой жили и соблюдали Тору мессианские иудеи:
В те дни пришли из Иерусалима в Антиохию пророки. И один из них, по имени Агав, встав, предвозвестил Духом, что по всей вселенной будет великий голод, который и был при кесаре Клавдии. Тогда ученики положили, каждый по достатку своему, послать пособие братьям, живущим в Иудее, что и сделали, послав собранное к пресвитерам через Варнаву и Савла.
Здесь мессианские иудеи Антиохии, по-видимому, посылают денежную помощь своим братьям в Иудее в связи с началом сильного голода. Варнава и рав Шаул передают эти пожертвования главам мессианских общин Иудеи.
Сердца мессианских иудеев Антиохии горели любовью, заботой и искренней тревогой о благополучии мессианской общины в Иудее. Они заботились о братьях, хотя лишь очень немногие из них, если таковые были вообще, были лично знакомы с членами мессианской общины Иерусалима. Их помощь была знаком любви к членам братской общины, и подавалась она в надежде освободить их от страданий. Этот эпизод показывает, что для ранних мессианских иудеев любовь была сердцевиной соблюдения Торы.
Тема взаимной любви и заботы друг о друге в среде первых мессианских иудеев не относится к числу тем, широко обсуждавшихся в литературе. Но указанный выше рассказ из 6-й главы Книги Деяний в соединении с рассказом 11-й главы подтверждает, что мессианские иудеи, как в земле Израиля, так и в рассеянии, заботились о благополучии братьев независимо от того, были они лично знакомы или нет.
Глава 13. Знамение любви для народов
Возможно, именно то, что можно считать наиболее важным примером соблюдения первыми мессианскими иудеями Торы с любовью и милосердием, во многом стало неожиданностью для них самих. Речь идет об откровении Царства Божьего неиудеям.
В условиях первого века нееврей мог стать частью иудейской общины, приобщившись по крайней мере к одной из двух категорий: стать либо боящимся Бога (см. главу 5), либо полностью обращенным (евр. р~Т22 «13 <гер цедек>1). Существовали и другие категории неевреев, приближающихся к вере в Бога Израилева, — чтобы должным образом описать их все, потребовалась бы еще одна книга. Итак, в принципе допускалось, что нееврей может познать Бога Израилева, поверив в единого Бога, а затем подвергнувшись обрезанию и обязавшись жить как иудей (соблюдая Тору и живя по иудейскому календарю). Такой человек именовался гер цедек и считался полноценным иудеем. Значительное число мессианских иудеев держались мнения, согласно которому, чтобы верить в Йешуа, нееврею следует обратиться и стать гер цедеком, и уже после этого принять Йешуа как Мессию. Эта группа мессианских иудеев упоминается в Книге Деяний (15:1, 5).
Согласно Деян. 15:2 вопрос, настоятельно требовавший галахического разрешения, выглядел так: «Что следует требовать от неевреев, дабы они могли стать частью мессианского движения?» Иными словами, что должны сделать неевреи, чтобы принять Бога Израилева и Йешуа как Мессию? Должны ли они проходить полное обращение и становиться сначала герей цедек} Нужно ли требовать от них, чтобы они становились герей га-шаарги исполняли только заповеди Ноева завета, а также Субботу, законы о кашруте и регулярно посещали синагогу?1 Если нет, что же необходимо от них требовать? Этот вопрос был поставлен достаточно четко, и мы должны с уважением отнестись к смелости и бескомпромиссности собора мессианских учителей, созванного для принятия галахического решения и описанного в 15-й гл. Книги Деяний.
Слишком многие учителя Библии укоряли еврейский народ первого века в жестокосердии — но в данном случае мы видим, как евреи принимают галахическое решение, открывая двери Царства Божьего для неиудеев. Мессианские руководители любили неиудеев, о которых было известно, что они уверовали в единого Бога Израилева и в Йешуа как Мессию. Положение этих новых верующих в Йешуа из язычников имело громадное значение для мессианских руководителей. Их галахическое решение было выражено в определении Иакова.
После же того, как они умолкли, начал речь Иаков и сказал: мужи братия! послушайте меня. Симон [Шимон] изъяснил, как Бог первоначально призрел на язычников, чтобы составить из них народ во имя Свое. И с сим согласны слова пророков, как написано: Потом обращусь и воссоздам скинию Давидову падшую, и то, что в ней разрушено, воссоздам, и исправлю ее, чтобы взыскали Господа прочие человеки и все народы, между которыми возвестится имя Мое, говорит Господь, творящий все сие. Ведомы Богу от вечности все дела Его. Посему я полагаю не затруднять обращающихся к Богу из язычников, а написать им, чтобы они воздерживались от оскверненного идолами, от блуда, удавленины и крови.
Иаков оглашал итоговое определение, галахическое решение. Он, как мы уже говорили, занимал положение верховного раввина иерусалимской мессианской общины. Благодаря его определению, мессианские иудеи дерзновенно открыли двери Царства Небесного для всех, кто уверует в Йешуа, независимо от происхождения.
Шимон, ставший первым посланником Бога к язычникам, упомянутым в Новом Завете, изложил основания для принятия галахического решения (см. Деян. 15:7-11). Шимон был орудием Бога для открытия Его царства неиудеям, как и Шаул, Варнава и многие другие.
Согласно этому решению, на новых верующих в Мессию Йешуа, обращающихся из язычников, распространялось четыре запрета. Эти запреты (см. Деян. 15:20) касались идолослужения, блуда, вкушения мяса удавленных животных и крови. Последние два из этих запретов касаются правил кашрута, в т.ч. правильного убоя скота (позволяющего освободить мясо от крови). Эти запреты согласуются с Торой и устраняют препятствия для братского общения верующих в Иешуа неиудеев и мессианских иудеев. Галахическое определение требовало от обращающихся из язычников соблюдать Тору в следующих четырех пунктах: недопустимость идолослужения, блуда, соблюдение основных правил, касающихся вкушения пищи и правильного убоя скота. Нарушение этих требований неизбежно приводит к разрыву общения как с Богом, так и с мессианскими иудеями.
Что касается тех верующих из язычников, кто входил в категорию боящихся Бога, для них исполнение постановления собора не составляло труда, так как они уже соблюдали эти четыре мщвот Торы — и много, много больше. Но приходящие из языческой эллинистической среды нуждались в некотором перевоспитании, чтобы оказаться способными понять значение предъявляемых к ним требований. Шаул и посланники мессианских иудеев могли помочь в таком просвещении новым верующих из язычников, когда наставляли их в местных общинах.
Итак, 15-я гл. Деяний показывает, что в своем галахическом решении мессианское руководство в стране Израиля явило яркий пример любви к язычникам и заботы о них. Кроме того, это решение также говорило о их любви и к собственной мессианской иудейской общине. Формулируя свое галахическое решение, руководители учитывали нужды и положение обеих групп. Соблюдая Тору, руководители мессианской общины любили своих ближних. Это хорошо выразил равви Шаул:
Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви; ибо любящий другого исполнил закон [Тору]. … Любовь не делает ближнему зла; итак любовь есть исполнение закона [Торы] (Рим. 13:8,10).
Едва ли могут оставаться сомнения в том, что первые мессианские иудеи, начиная с руководителей иерусалимской общины, соблюдали Тору — причем побуждала их к этому любовь. Кроме того, мы видели проявление этой любви в делах милосердия и исцелениях. Первые мессианские иудеи являли милость Божью к другим. Это в особенности справедливо в случае открытия дверей Царства Божьего для верующих из язычников, как об этом рассказывается в 15-й гл. Книги Деяний.
Что же касается вопроса о том, приближает ли являемое таким образом сочувствие самих исцеляемых и благотворимых к Богу, — посмот-
рим на следующую схему. Здесь я привожу отклики тех, по отношению к кому совершались названные дела любви.
Отклики на дела Божьи
Текст
Действие
Реакция
Деян. 3:1-11 Деян. 8:5-8, 14
Деян. 8:26-40 Деян. 10:1-48
Деян. 13:15-49
Исцеление
Исцеления, изгнание бесов, принятие Слова Божьего
Изъяснение пророков, погружение в микву1
Изъяснение того, кто такой Мессия, боящимся Бога, принятие Духа Божьего
Изъяснение того, кто такой Мессия, иудеям и неиудеям
Хождение и восхваление Бога (стт. 8-9)
И была радость великая
Он продолжал свой путь, радуясь
Принятие Бога Израилева
Некоторые принимают Мессию
В этих нескольких примерах мы видим, как принимающие дары любви обращаются к Богу. Они или на словах восхваляют Бога, каются и принимают Мессию Иешуа — или же просто исполняются радостью от милости Божьей — их реакция свидетельствует о движении навстречу Богу. Мессианские иудеи побуждают обратиться к Богу тех, кому творят добро.
Если бы Шимон думал, что Бог просто велит ему перестать соблюдать законы Торы о пище (см. главу 6), то он не понял бы смысла видения и не отправился бы проповедовать язычникам в Кесарию, и они не получили бы вести об Иешуа. Шимон был послушен воле Божьей, явленной ему в видении, и благодаря этому двери Царства были открыты для верующих из язычников.
Тора о соблюдении Торы
Мы рассмотрели ряд мест из Книги Деяний, которые свидетельствуют, что мессианские иудеи соблюдали Тору с любовью, милостью и милосердием. Это не должно нас удивлять. В Торе подчеркивается, какого именно следования Закону хочет Бог от Своего народа:
И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими. И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем; и внушай их детям твоим и говори о них, сидя в доме твоем и идя дорогою, и ложась и вставая (Втор. 6:5-7).
Всему Израилю из поколения в поколение поручается любить Бога, храня Тору в своем сердце и научая ей других во всякое время и в любых жизненных ситуациях1. Мессианская община соблюдала Тору, выражая тем самым свою любовь к Богу, видя в ней Божий дар милости и милосердия. Исцеляя силою своей веры в Мессию Йешуа, помогая деньгами голодающим мессианским иудеям страны Израиля — ее члены соблюдали Тору в любви. Во всех своих делах они являли, по примеру Йешуа, сострадание к отдельному человеку или общине, претворяя тем самым в жизнь слова Торы. Именно о таком отношении и таком побудительном начале говорится в 6-й гл. Второзакония.
Я не собираюсь превозносить Тору до небес или делать из нее идола, если бы это даже было возможно. Тора не есть Бог. Никто и ничто не может почитаться наравне с Ним; но Его воля, Его пути, и даже обетования о пришествии Мессии открыты в Торе. Знать и любить Тору значит лучше знать Бога и больше любить Его, говоря с Ним на Его языке. Если мы взглянем на сказанное во Втор. 6:5-7, имея все это в виду, мы поймем, почему изучение и претворение в жизнь Торы имеет столь решающее значение для нашей жизни. Это относится и к мессианским иудеям, и к неевреям, которые веруют в Йешуа, иудейского Мессию. Как написано:
Научи меня уставам Твоим.
Дай мне уразуметь путь повелений Твоих,
и буду размышлять о чудесах Твоих (Пс. 118/119:26-27).
У меня есть опыт руководства мессианской общиной в Израиле, поэтому я хорошо знаком с возможным отношением к соблюдению Торы. Кто-то боится всего, что как бы то ни было связано с Торой и иудейской традицией. Другие настолько преданны соблюдению мицвот именно данным конкретным образом, что начинают относиться ко всем остальным со своего рода гордостью, стремятся к самоутверждению, забывая о милости и милосердии Божьих.
Живя в Израиле, я участвовал в исследовательской группе, которая на протяжении трех лет изучала взаимоотношения мицвот и Нового Завета. Мы искали возможности воплотить наши открытия в своей собственной жизни. Вывод, к которому мы пришли тогда и который сегодня ничуть не потерял для меня своей актуальности, состоял в том, чтобы позволить каждой семье свободно решать, как ее члены будут соблюдать мицвот. Невозможно заставлять соблюдать мицвот тем или иным образом, всякое давление тут совершенно немыслимо. Мы стремились восполнять свое образование, чтобы принимать разумные и ответственные решения, касающиеся нашего образа жизни и способов соблюдения мицвот.
Сейчас, годы спустя, я вспоминаю это решение, и я уверен, что оно было лучшей отправной точкой для соблюдающего Тору мессианского иудаизма наших дней. Мы можем помогать друг другу в изучении Торы и в понимании принципов, следуя которым Йешуа претворял в жизнь мицвот. В то же самое время, мы не должны давить друг на друга, заставляя приспосабливаться к нашим собственным стандартам. Когда Мессия вернется, Он в конце концов научит нас совершенному пути соблюдения мицвот в милости и любви к Богу. Но до тех пор, по слову соблюдавшего Тору мессианского раввина Шаула из Тарса, «мы видим как бы сквозь [тусклое] стекло» (1 Кор. 13:12). Иначе говоря, вооружившись теми знаниями и той любовью, которые есть у нас, мы боремся за то, чтобы — насколько это в наших силах — жить правильно. Тем самым мы не изменяем нашей ответственности за соблюдение Торы. Мы будем по-разному понимать то, каким образом ее соблюдать, — это неизбежно. Мы уже видели, что существование расхождений в данном вопросе было нормой на протяжении всей еврейской истории. Какие бы различия ни существовали у нас с другими общинами, они всегда могут идти на пользу целому. Мы не должны испытывать давления или сами требовать мгновенных изменений от других.
Пророк Михей говорил о верном, исполненном любви пути, следуя по которому, нужно исполнять Тору:
О, человек! сказано тебе, что — добро и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смирен-номудренно ходить пред Богом твоим (Мих. 6:8).
В Новом Завете изображена мессианская община, которая соблюдает Тору, следуя слову пророка Михея. Верующего должны были отличать справедливость, любовь, скрепляющая завет с Богом, и смирение. Эта община в первом веке соблюдала Тору так, как предписал Сам Бог, — следуя зову любящего сердца. Будем же и мы, соблюдая Тору, прославлять Бога так, как делали это они.
Заключение
Факты с очевидностью свидетельствуют о том, что люди, которым посвящена эта книга, в том числе сам Йешуа, соблюдали Тору. И хотя конкретные способы соблюдения Торы могли различаться, Тора не была отвергнута, как мог бы быть отвергнут документ, не имеющий силы. Неизменное соблюдение ими Торы говорит о сохранении ее значения как в практическом, так и в теологическом отношении.
В разных местах, где жили иудеи, в среде различных религиозных групп той эпохи особое значение придавалось тем или иным традициям соблюдения Торы, сосуществовали несхожие галахические стандарты. Это находило свое отражение в жизни мессианских иудеев, как и в жизни всего еврейского народа. Единого для всех понимания того, как именно следует соблюдать Тору, не существовало. В известном смысле это похоже на отношение к Торе в современном иудаизме.
И все же, в русле той или иной традиции, мессианские иудеи первого века соблюдали Тору. Кто-то из них в своем понимании того, как следует соблюдать Тору, был близок к фарисеям, конкретно же, скорее всего, к последователям Гиллеля. Равви Харви Фальк отстаивает такое понимание в своей книге «Иисус-фарисей». Судя по всему, Шаул был мессианским иудеем именно такого типа. Понимание Торы другими членами мессианской общины было обусловлено местной спецификой.
Итак, исторические данные подтверждают соблюдение Торы в среде мессианских иудеев первого века. Какое отражение может найти этот вывод в нашей повседневной жизни? У меня нет простого и определенного ответа на этот вопрос, но я могу высказать ряд наблюдений. Эти наблюдения очень важны и дороги для меня, ибо я основываюсь не только на знакомстве с исторической литературой, но и на собственном опыте последних двадцати восьми лет.
Последователям Мессии стоило бы обратиться к богословскому осмыслению тех примеров соблюдения Торы, которые мы находим в Священном Писании. При этом следует заботиться о том, чтобы исполнять мицвот с милосердием, не заставляя других вести себя так же, как мы. Поэтому, исповедуя мессианский иудаизм, призывающий соблюдать
Тору с милостью и милосердием, я считаю, что необходимо подробнейшим образом изучать то, как Иешуа соблюдал Тору. Лучшего образца для подражания нам не найти.
Мы, следующие за Мессией по указанному пути, должны делать это с тем милосердием и с той любовью, которыми отличался наш учитель. Тем самым, соблюдая Тору, мы будем освящать память Иешуа, а также оказывать нашим друзьям и возлюбленным помощь в познании Бога. Кроме того, те из нас, кто принадлежит к общине мессианских иудеев, должны проявлять любовь к верующим в Иешуа неиудеям. Что бы мы ни думали о нашем призвании, об особом назначении мессианских иудеев, мы ни в коем случае не имеем права ставить себя выше других или считать, что Бог больше любит нас из-за нашего происхождения. Мы ничем не лучше других, и, конечно, не более любимы. У нас, как у иудеев, есть особое призвание, особая роль и предназначение (см. Исх. 19:5— 6). И все же вместе с верующими из язычников мы — часть искупленного народа Божьего, собираемого по всему миру и на протяжении всей истории человечества. Пусть же наши слова и наши дела свидетельствуют об этом.
Эпилог.
Будущее мессианского иудаизма
Лишь в нескольких местах Писания мы читаем о будущем мессианских общин. Тем не менее, важно обратить внимание на каждое указание о соблюдении Торы.
Откр. 12:17 описывает гонение на «детей жены»:
И рассвирепел дракон на жену, и пошел, чтобы вступить в брань с прочими от семени ее, сохраняющими заповеди Божий и имеющими свидетельство Иисуса Христа.
Здесь говорится о детях жены, из числа тцрот/тшу rasevroXasrov всоС кай expvTwvtt]vц.артир1ал> ЪууоО <тэрунтон macэнтоласту тэу кайэхонтон тэнмартюршн Иэсу>, то есть «соблюдающих заповеди Божий» и «свидетельствующих о Йешуа». Как мы уже отмечали, слово, означающее «»заповедь» (evroAij <энтолэ>) часто используется как греческий аналог слова мщва. Тем самым подчеркивается, что силы зла в гл. 12 Апокалипсиса стремятся погубить мессианских иудеев, которые соблюдают мицвот. Ни одно сообщество не удовлетворяет этим критериям лучше, чем мессианские иудеи. Во-первых, именно они сохраняют Божьи заповеди. Во-вторых, они свидетельствуют о том, кто такой Йешуа.
Тексты, говорящие о Тысячелетнем царстве (Мессианском веке), также свидетельствуют о будущем соблюдения Торы мессианскими иудеями.
Будет в те дни, возьмутся десять человек из всех разноязычных народов, возьмутся за полу Иудея и будут говорить: мы пойдем с тобою, ибо мы слышали, что с вами Бог (Зах. 8:23).
Что иудеи носили на краях своих одежд во времена Захарии? Во исполнение мицвы там были кисти. Эта мщва дается в Числ. 15:37-40:
Скажи им, чтоб они делали себе кисти [цицит] на краях одежд своих в роды их … чтобы вы, смотря на них, вспоминали все заповеди Господни (стт. 38-39).
Перед нами изображение мессианского иудея, который в Тысячелетнем царстве соблюдает мщву о ношении кистей. Люди из разноязычных народов (верующие из язычников) пожелают учиться у таких иудеев.
Кроме того, пророк Захария описывает день, когда все народы мира отправятся в паломничество на праздник Суккот в Иерусалим, чтобы отпраздновать праздник и прославить Бога. Конечно, еврейский народ будет присутствовать при этом, как сказано в Зах. 14:16-21:
Затем все остальные из всех народов, приходивших против Иерусалима, будут приходить из года в год для поклонения Царю, Господу Саваофу, и для празднования праздника кущей (ст. 16).
Празднование праздника Кущей — это мицва Торы. А потому нас не должно удивлять, что Йешуа и первая община мессианских иудеев праздновали этот праздник. Подобный подход сохраняет все свое значение и для будущего.
Очень немногие места Торы говорят о будущем мессианской общины, поэтому мы ограничены в наших выводах. И все же нужно отметить, что картина, которую рисует пророк Захария, изображает соблюдающих Тору мессианских иудеев в Тысячелетнем царстве.
59 тезисов Давида Флуссера о происхождении христианства из иудаизма, подготовленные им к семинару голландских и бельгийских богословов (Иерусалим, январь 1975 года)[1], представляются чрезвычайно важным и любопытным документом во всех отношениях. Прежде всего, в них полютеровски масштабно отразилась научная позиция одного из крупнейших еврейских исследователей Нового Завета вXXвеке.
Пара слов о самом Флуссере. Он родился в 1917 году в чешском городе Пршибрам. Изучал классическую филологию в Карловом университете в Праге. Там он познакомился с пастором, который пробудил у еврейского студента интерес к фигуре Иисуса и раннему христианству. В 1939 году Флуссер эмигрировал в Палестину и продолжил обучение в Еврейском университете в Иерусалиме. В 1947–1950 годах преподавал иврит в Институте востоковедения Пражского университета, по возвращении в Израиль защитил докторскую диссертацию (1957) и преподавал в Иерусалимском университете, с 1962-го — профессор сравнительной истории религий в том же университете, c 1989-го — почетный профессор. Получив глубокое классическое и еврейское образование, будучи знатоком древних и многих европейских языков, он не только блестяще знал Тору и Талмуд, но и прекрасно ориентировался в латинских, греческих и арабских источниках, в античной, средневековой и современной религиозной и философской мысли.
Интересно, что Флуссер выучил иврит поздно и называл «своим лучшим языком» средневековую латынь, на которой говорил с иезуитами[2]. Его свободное владение источниками и лингвистический «слух» поражали учеников и коллег. По воспоминаниям одного из них, на семинаре, где разбирался вопрос о влиянии псевдодавидова псалма, написанного на иврите, на «Магнификат» из Евангелия от Луки, Флуссер сходу перевел еврейский текст псалма на классический греческий, а затем провел сравнительный лингвистический анализ полученного текста с койне (греческим Нового Завета), а потом с поздним греческим[3].
Исследовательские интересы Флуссера были необъятны и простирались от «Кандида» Вольтера до «Краткой повести об Антихристе» Владимира Соловьева. Одним из важных достижений Флуссера стало критическое издание «Йосипона» — ивритской компиляции, созданной в Х веке анонимным итальянским автором и долгое время считавшейся подлинником «Иудейской войны» Иосифа Флавия. Но главный его научный интерес лежал в области происхождения христианства и его взаимовлияния с раввинистическим иудаизмом. Среди его книг и более тысячи статей, переведенных на множество языков, есть книга «Иисус», выходившая двумя изданиями и на русском[4].
Соблюдающий иудей, Флуссер был напрочь лишен догматизма, и единственным критерием для него являлся поиск научной истины. В сфере новозаветных исследований он разделял традицию своих предшественников и современников, преподававших в Иерусалимском университете: Иосифа Клаузнера, Шломо Пинеса, Шмуэля Сафрая. Напомним, что ближе к середине XIX веке, когда только еще сформировалась WissenschaftdesJudenthums, «наука о еврействе», еврейские историки обратились к новозаветным текстам. Большинство очень их ценили и считали Иисуса одной из выдающихся фигур в числе еврейских пророков[5]. Разумеется, они (как и нееврейские историки) пытались очистить подлинное историческое зерно в новозаветных текстах от мифологических наслоений, но сами этические нормы, выраженные в учении Иисуса, почитали необыкновенно высоко. По словам И. Клаузнера, «если когда-нибудь придет день, когда этика Назарянина будет очищена от наслоений мифологии, чудес и мистицизма, то книга этики Иисуса станет одним из драгоценнейших сокровищ в литературе Израиля»[6].
Неудивительно, что попытка снять «мифологические наслоения» с жизнеописания Иисуса вызывали протесты христианской церкви. В среде же ортодоксального иудаизма резкую критику вызывала сама идея писать об Иисусе и раннем христианстве. И вызвано это было двумя основными причинами. Прежде всего, многовековые гонения на евреев со стороны христианской церкви табуировали само имя Иисуса и сформировали бытующее до сих пор в ортодоксальной среде глубочайшее эмоциональное неприятие Церкви, христианства и его основателя. Напомним, что в Талмуде даже знакомство с книгами миним (иудео-христиан), считавшихся тогда идолопоклонниками (потом, в силу исторических обстоятельств, это положение законоучителям пришлось основательно пересмотреть) и чтение их было категорически запрещено (Шабат, 116а; Тосефта, Шабат, 13:5). Вторая причина состоит в фундаментальном разрыве религиозного и научного дискурсов, когда они существуют преимущественно параллельно, и научные университетские изыскания не интересуют ортодоксальную среду.
Тем временем сложилась целая школа в современных новозаветных исследованиях, которая получила название «иерусалимской» и в становление которой Давид Флуссер и его ученики внесли большой вклад. Научная позиция этой школы состоит в том, что раннее христианство есть плод преимущественно внутрииудейского религиозного развития и лишь в сравнительно малой степени испытало внешнее эллинистическое влияние; воззрения же Иисуса — плоть от плоти иудейские. Это положение остается спорным, и, по сути дела, вся полемика ученых в этой области посвящена соотношению эллинизма и иудаизма в раннехристианской идеологии. Так, взгляд, радикально противоположный «иерусалимской школе», в России высказал Сергей Лёзов, полагающий, что раннее христианство возникло в нееврейской среде[7].
Тезисы Флуссера охватывают не только ранний период христианства, но и распространяются на наше время, затрагивая разные аспекты иудейско-христианских отношений. Хотя и написанные почти 40 лет назад (а за это время новозаветные исследования, несомненно, продвинулись, да и сама форма тезисов имеет свои ограничения), они по-прежнему остаются чрезвычайно актуальными, поскольку в концентрированном виде отражают множество религиозно-философских и религиоведческих положений, являющихся до сих пор предметом горячих споров. Один 56-й тезис чего стоит! Ознакомившись с ними, можно получить представление не только о позиции автора, но и о современной научной проблематике. Последнее представляется особенно важным, поскольку знания ортодоксальных еврейских кругов, да и широкой публики о достижениях еврейской научно-исторической мысли в новозаветных исследованиях почти нулевые. Надеемся, публикация материалов выдающегося ученого поможет хотя бы в малой степени преодолеть как незнание, так и настороженность евреев в отношении христианства, особенно раннего.
1. Иисус был евреем, жил согласно иудейской вере и умер за нее. Он «подчинился закону» (Гал., 4:4) и не собирался становиться реформатором иудаизма.
2. Можно определить место Иисуса в современных ему течениях иудаизма. Он не проповедовал и не делал ничего, что могло бы вызвать сопротивление и ненависть со стороны фарисеев. Его критика фарисеев никоим образом не отличается от самокритики фарисеев. Если он посчитал себя мессией, то это было сделано во исполнение иудейских чаяний и не могло стать причиной конфликта между ним и иудаизмом.
3. Иисус не изобрел новой идеи Б-га. Его Б-г — это Б-г Израиля. Милость Б-жья к грешникам и любовь к ближнему — это ветхозаветные идеи, прежде всего подчеркивавшиеся многими фарисеями. Разумеется, требование Иисуса любить врага носит крайний характер, а его религиозная расположенность к блудницам, мытарям и «худому сообществу» возмущали иудеев того времени в гораздо большей степени, чем это возмутило бы христианское общество. Учение Иисуса об индивидуальной морали имеет важное значение и может восприниматься как революционное, но в то время оно не рассматривалось как подрывное. Оно было едва замечено как иудеями, так позже и христианами. Таким образом, кроме как в собственных речениях Иисуса, мы уже в Новом Завете едва ли найдем следы его персональной вести.
4. Иисус был очень высокого мнения о своей личности. Но поскольку из синоптических Евангелий нельзя заключить, что он считал себя Б-гом, его притязания не являлись богохульством.
5. Иисус был распят римлянами как «царь иудеев». Пилату его выдали саддукейские первосвященники. В синоптических Евангелиях фарисеи нигде не упомянуты в качестве участников «суда» над Иисусом. Казнь брата Господнего Иакова саддукейским первосвященником до такой степени возмутила фарисеев, что они добились смещения первосвященника со своей должности.
6. Тот факт, что Иисус сам был евреем, который не противостоял иудаизму, и что смерть Христа — не дело еврейских рук, уже был невыносим для тех кругов ранних христиан, которые все больше утверждали превосходство христианства над иудаизмом. Поэтому уже в синоптических Евангелиях делается попытка, посредством небольших, но многочисленных изменений текста, подчеркнуть противостояние Иисуса и иудеев, подчеркнуть вину иудеев в смерти Иисуса.
7. Ученики Иисуса, «первохристианская Церковь» и иудео-христиане доказывают, что Иисус не собирался разрушать иудаизм и сам он жил согласно Закону. Они также не считали, что идея Б-га у Иисуса противоречила иудаизму. Мало того, многие иудео-христианские группы не принимали церковную христологию; их христология была «нищей». Разрыв между иудео-христианами, не принадлежавшими ядру Церкви, и иудейством произошел потому, что остальные евреи не стали христианами; они не приняли того, что было с очевидностью ясно христианам. Одна из главных причин христианского антииудаизма состоит в том, что евреи, к которым принадлежал Иисус, не стали христианами. Существование нехристианского иудаизма компрометирует христианство.
8. Христианство поначалу не было монолитным. Вероучительные положения, сформулированные церковным мейнстримом, стали результатом внутренней полемики. Важную, хотя и не исчерпывающую роль здесь сыграл апостол Павел. История паулинизма вплоть до сегодняшних дней представляет собой серию неудачных попыток обратиться к исходному учению Павла.
9. Отношение христианства к своему иудейскому наследию всегда амбивалентно: с одной стороны, есть желание быть истинным Израилем, с другой — не хочется отождествлять себя с иудаизмом и особенно с евреями.
10. Известно, что никто не может наследовать, пока не умер предшественник. Но если Церковь уничтожила бы еврейство, она бы скомпрометировала себя еще больше. Никакой суд не признал бы наследником того, кто получил наследство посредством убийства наследодателя.
11. Если бы все евреи стали христианами, они бы пользовались почетом, как брахманы в Индии: ни одно крещение, свадьба, похороны или месса не могли бы отмечаться без присутствия еврея. Но еврейство не приняло христианства.
12. Обвинение евреев в убийстве Иисуса есть более эффективная форма настоящего обвинения, чем та, что евреи не стали христианами. Обвинение в «богоубийстве» почти наверняка восходит к раннему иудео-христианству; оно с готовностью было воспринято христианами-неевреями, поскольку тем самым они могли отмежеваться от проклятых евреев.
13. Предполагалось, что древний иудаизм должен был стать мировой религией. В то время повсюду были полуиудейские «богобоязненные», которые не стали прозелитами. Большинство христиан-неевреев изначально вышли из этих «богобоязненных» и других сочувствующих религии Израиля.
14. Неевреям было трудно полностью присоединиться к иудаизму в силу бремени Закона, тяжкого для неевреев и отделявшего их от соотечественников. Но и иудаизм не стал бы мировой религией, если бы он усвоил более либеральные толкования предписаний и запретов. Потому что проблема заключалась не в Законе, а в том факте, что еврейство было отделенной и часто ненавидимой группой людей. Прозелиты связывали себя с еврейским народом и еврейской судьбой. Поэтому было необходимо, чтобы возникла независимая религия, которая освободила бы неевреев, тяготеющих к иудаизму, от бремени Закона и не делала бы их евреями.
15. Комплекс неполноценности, который ощущали «богобоязненные» перед «полными» евреями, мог бы быть легко преодолен в случае убежденности не только в том, что новая религия единственно истинная, но и что иудаизм действительно заблуждается, Б-г отверг евреев, иудейские законы были ложны и либо ничего не значили, либо препятствовали спасению. Историческую миссию создания новой религии, которая была бы одновременно иудейской и независимой, исполнило христианство. Таким образом, амбивалентное отношение — если выразиться помягче — христианства к иудаизму в прошлом не случайно, а логично.
16. Отношение Иисуса к нееврейскому миру было более радикальным, чем у фарисеев, которых он упрекал в прозелитизме. Он даже отказывался исцелять неевреев. В то же время он признает праведных неевреев — таких, как царица Савская и ниневийцы, — полагая, что в конце времен они будут среди тех, кто удостоится Избавления. Пока что, однако, он более чем сдержан по отношению к неевреям. И исторический парадокс состоит в том, что именно такой Иисус стал Б-гом неевреев.
17. Иудаизм признает равенство прав «богобоязненных»-неевреев в том, что касается Спасения. Но, конечно же, существовали социальные барьеры: например, «богобоязненные» не могли вступать в брак с евреями.
18. В древние времена евреи приветствовали «богобоязненных», выполняющих иудейские предписания. Требования к ним не были максимальны; минимальными же были заповеди сынов Ноя. Апостольский собор (Деян., 15) гарантировал христианам-неевреям статус «богобоязненных».
19. Таким образом, нет ничего необычного в том, что в раннехристианской Церкви находились люди, которые требовали от неевреев-христиан выполнять больше предписаний, чем содержится в заповедях потомков Ноя. «Богобоязненные» и, со своей стороны, христиане-неевреи были склонны выполнять, по крайней мере, некоторые иудейские предписания, — как из любви к иудаизму, так и чтобы преодолеть комплекс неполноценности перед иудаизмом.
20. Если христианству предстояло стать мировой религией, то оно должно было быть «свободно от Закона» и не быть «иудействующим». Только христианство, свободное от Закона, могло отделиться от иудаизма.
21. Иудаизм относится к тем религиям, которые содержат систему предписаний и запретов, в т. ч. ритуальные законы. К этому типу религий принадлежат некоторые религии к востоку от Римской империи, такие как зороастризм и индуизм. Религии самой Римской империи и остальных стран Европы не имели подобной законодательной системы, регулирующей повседневную жизнь.
22. Таким образом, также и по этой причине, если христианство хотело завоевать Римскую империю, оно должно было стать свободным от закона. То есть, желая обрести независимость от иудаизма, христианство не могло изобретать никакой новой законодательной системы, отличной от иудейской. Это сделало бы невозможным интеграцию христианства в то пространство, в котором оно действовало.
23. Следовательно, сначала было необходимо пробудить у христиан отвращение к жизни по иудейскому Закону, а потом запретить им исполнять Закон. Эта первоначальная историческая миссия выпала многим, в т. ч. Павлу. Когда Павел пренебрежительно говорит о «делах», он подразумевает иудейские предписания. Теологическое, а позже и эмоциональное отвращение к иудейскому образу жизни стало одной из основ христианского антииудаизма и важным мотивом антисемитизма.
24. Первоначально тысячи христиан-«богобоязненных», хотя и не жили согласно иудейским законам, выказывали уважение к Закону. К числу их принадлежал Лука, полагавший, что христиане еврейского происхождения были преданы Закону. Он верно подметил, что неприятие христианской вести евреями привело к появлению языко-христианства.
25. Поощрение ненависти к иудейскому Закону неизбежно привело к запрету иудейского образа жизни, сначала для христиан-неевреев, а скоро и для евреев, ставших христианами. Уже в конце I века считалось очевидным, что евреи, пришедшие в Церковь, перестают соблюдать Шаббат и празднуют воскресенье. В середине II века среди основной массы христиан было лишь небольшое меньшинство, которое разрешало евреям, ставшим христианами, жить в соответствии с Законом — при условии, что они не признавали Закон путем к Спасению. Это меньшинство также держалось мнения, что Закон был запрещен для христиан-неевреев. Позже было все сделано для того, чтобы запретить Закон для всех христиан. Эта тенденция не имела ничего общего с эллинизацией христианства; фактически, она завершилась еще до того, как начался процесс эллинизации.
26. Отход от Закона и поощрение отвращения к нему не только сделали христианство независимой религией, но и привели к глубокой вражде между иудаизмом и христианством.
27. Последствием такого шага стало превращение иудео-христианских общин в еретиков. Отношения этих людей с основной массой христиан были напряженными; они подчеркивали свою преданность Закону, в соответствии с которым жили Иисус и апостолы, считали миссию основной массы христиан к неевреям катастрофой — поскольку полагали, что надо было гораздо больше усилий направить на евреев. Иудео-христиане, не принадлежавшие к основному телу Церкви, обычно занимали антипаулинистскую позицию.
28. Для «богобоязненных», которые стали или собирались стать христианами, радикальный отход от Закона был, вне всякого сомнения, болезненным шагом, но в конечном счете они от этого выиграли — поскольку теперь они смогли в полной мере преодолеть свой комплекс неполноценности. Поскольку жизнь в соответствии с Законом осуждалась, евреи не причислялись к тем, кто обретет спасение. Мало того, свободная от Закона жизнь позволяла им интегрироваться в их свободное от Закона окружение. Попытка считать себя «третьей силой», наряду с иудаизмом и христианством, не удалась. Хотя христиан в нееврейском мире ненавидели и подвергали кровавым преследованиям, они ощущали фундаментальную общность со своим окружением.
29. Вторая причина, по которой христианство стало мировой религией неевреев, заключается в специфике христианской веры, которую, вообще говоря, евреи не то чтобы ненавидели, а не принимали. Скоро они неизбежно пришли к заключению, что все, кто не разделяет веру во Христа, осуждены. После того как христианство стало религией свободных от Закона неевреев, прежние «богобоязненные» и прочие христиане могли и в силу этой причины ощущать свое глубокое превосходство над иудеями и развивать антииудаизм.
30. Иисус не требовал верить в себя. Он решительно противился культу личности.
31. Основы христианства целиком иудейские, а не эллинистические. Тем не менее христология более свободно могла развиваться в нееврейском окружении, поскольку там она не была проникнута reservationesmentales иудаизма.
32. То же самое верно для остальных христианских доктрин. Сепаратистская идея церкви у ессеев, доведенная до логического конца, могла привести к возникновению в мейнстриме нееврейского христианства идеи verusIsrael. Ессейский дуализм «плоти» и «духа» мог поставить иудейскому Закону печать «плотскости», а ессейское учение о благодати могло сначала быть привязано к христологии, а потом создать противопоставление «дел Закона» и «оправдания по благодати»».
33. Типологическая интерпретация библейских стихов характерна для иудаизма времен Иисуса. Это эвристический метод, чьи результаты не замкнуты на иудаизме — ни практически, ни в теологическом плане. Филон опирался в своей религиозной философии на аллегорическую экзегезу Пятикнижия; ессеи, посредством типологической интерпретации пророков и псалмов, находили подтверждение historiasacra своей секты. В христианстве, уже в Новом Завете, некоторые стихи Ветхого Завета интерпретировались по иудейскому типологическому образцу, — особенно в доводах в подтверждение христологии в экклезиологии. Уже в Новом Завете религиозно-богословское значение таких интерпретаций намного выше, чем в иудаизме. Впоследствии выводы типологической экзегезы сыграли исключительную роль в христианской вере и теологии. Итоговые положения такой интерпретации часто воспринимались в христологии и экклезиологии как конкретный исторический факт.
34. Совершенно естественным образом центробежные тенденции в иудаизме облегчили родовые муки христианства, в процессе его становления как независимой религии.
35. У Иисуса была очень высокая самооценка: Сын Божий, Сын Человеческий. Когда эти идеи получили дальнейшее развитие, Иисус смог обрести, уже в сознании Павла, сверхчеловеческие, потом божественные черты, и наконец, — по крайней мере, в конце I века — был назван Богом.
36. Концепция искупления грехов Израиля мучеником — иудейская. Искупительная смерть Иисуса впоследствии рассматривалась как уникальный акт спасения, как главная цель пришествия Иисуса. Так родилась theologiacrucis.
37. Уже у Павла «Христос» — это прозвище Иисуса. Так что люди скоро забыли, что «Христос» — это еврейский мессия. Только недавно ряд протестантских общин обнаружили этот факт.
38. Побочные мотивы в христологии — также еврейского, не эллинистического происхождения. В христианстве, уже у Павла и Иоанна, они только больше подчеркивались, перегруппировывались и использовались применительно к Иисусу Христу. Мотивы предсуществования мессии, сотворения мира через Логос, учение об ипостасях и т. д. — это иудейские мотивы.
39. Тот факт, что эти мотивы смогли получить дальнейшее развитие и распространение в языко-христианстве, не сделало христианство приемлемым для иудаизма, отличавшегося большей монотеистической строгостью.
40. Христианство распространялось как мировая религия для неевреев. С определенной точки зрения это «иудаизм для бедных». Поэтому в эпоху после апостольских отцов, во II веке, язычники становились христианами. Главной причиной тому было не страстное желание спастись кровью Христовой, а привлекательность иудейского монотеизма. По той же причине и еще потому, что ригористичная христология была чужда язычникам, христологические элементы отошли на второй план, уступив место иудейской проповеди невидимого нравственного Б-га. Это характерно как для апологетики, так и большей части апокрифов II века.
41. Не считая современности, II век был единственным периодом в истории христианства, когда не только признавались иудейские элементы христианства, но почитался и сам иудаизм.
42. Позже, к концу II века, когда широкая волна христианизации пошла на убыль и появилась Церковь, которую составляли уже христиане по рождению, в гораздо большей степени стал делаться упор на христологию, в то время как раньше она только «входила в пакет». Это происходило, соответственно, в ходе христологических дискуссий между различными течениями. Только тогда христология стала эллинизированной под влиянием философии.
43. В постконстантиновскую эпоху возникла народная христианская религия, прежде всего на Западе. Она, безусловно, включала иудейскую составляющую, однако монотеизм не слишком привлекал варваров. Очень немногие люди знали, что Иисус и апостолы были евреями.
44. С периода Реформации появилась новая тенденция. С одной стороны, появился теологический антииудаизм, облеченный в паулинистские одежды и одновременно направленный против Католической церкви. С другой стороны, более глубокая ученость, наряду с библейским пиететом по отношению к Иисусу как проповеднику нравственности, по-новому открыла Ветхий Завет и иудаизм прошлого и настоящего.
45. В христианстве есть общины и течения, которые в большей или меньшей степени возродили основы учения Иисуса и Апостольской церкви. Милленаристские общины также симпатизируют иудеям. Опираясь на Ветхий Завет и открыв для себя мессианское измерение христианства, они воспринимают и почитают Иисуса как иудейского мессию. Нередко они приурочивают обращение евреев к эсхатологическому времени.
46. Начиная с XVI века многие стали полагать, что Павел в Послании к Римлянам учит: в конечном счете весь Израиль спасется.
47. После ужаса гитлеровского Холокоста у людей пробудилась совесть. Они больше не хотят нести на себе вину за еврейскую кровь. Нередко делались попытки оправдать христианство как таковое, а антииудаизм в христианстве рассматривать как что-то вроде дорожной аварии. Вина возлагается то на Средневековье, то на эллинизацию христианства, то на отцов Церкви. В большинстве случаев, за немногими исключениями, Новый Завет в такой роли не выступает.
48. В иудейско-христианском диалоге евреям желательно ссылаться чаще на Новый Завет, чем на Ветхий, дабы убедить христиан: само Писание поддерживает существование иудеев. В этом смысле Рим., 9-11 предпочтительнее Пятикнижия.
49. Даже для большинства сегодняшних христиан иудаизм — это в лучшем случае объект, а не субъект веры.
50. Идеалистическая философия последних трех веков отодвинула христианскую мысль, даже среди малообразованных людей, дальше от иудейского типа мышления, чем святоотеческая средневековая мысль. Понятийный мир средневекового христианина-антисемита гораздо ближе к иудейскому образу мышления, чем идеи многих доброжелательных христиан.
51. Вновь появившийся интерес к вести Иисуса порой напоминает рождение уродца. Иисус, который любит грешника, якобы ненавидит добропорядочного человека — и во имя Иисуса убитый, а не убийца объявляется виновным. Фактически, все это соответствует концепции Антихриста у многих отцов Церкви.
52. Керигматическая теология — в лучшем случае «неиудаистична». Она с подозрением относится к ветхозаветному и иудейскому элементу в Новом Завете. Она пролагает путь антииудейскому, аллегорическому толкованию Евангелий.
53. На сегодняшний день не только историческая теология «неисторична». Налицо крепнущая тенденция — отворачиваться от исторического элемента в христианстве. В итоге Новый Завет теряет свою актуальность во многих сообществах, хотя христианство, как и иудаизм — религия историческая. Древний антииудаизм в христианстве был «псевдоисторическим», нынешний новый — «неисторическим» или даже «антиисторическим», хотя старые антииудейские элементы и претерпели сильные изменения.
54. Это особенно ясно проявляется в сегодняшнем политическом христианском антииудаизме. Существование иудаизма как исторической реальности — постоянный раздражающий фактор. Когда иудаизм — это только «дозволенная» религия, тем самым ущемляется право еврейства на полноту существования. И здесь слова пророков превращаются в карикатуру — это старая карикатура, которая уже использовалась против евреев в нескольких местах Нового Завета.
55. Христианство снова может стать привлекательным для широких масс, если оно действительно христианское. Оно сможет процветать, только будучи укорененным в истории. Библия — книга более интересная, чем труды теологов «смерти Бога».
56. Христианство и иудаизм — на самом деле одна вера.
57. Христианство откроет в себе новые возможности, если будет готово не только очиститься от антииудейских тенденций, но и критически осмыслить свою традицию с самого начала. Не следует избегать и переоценок Нового Завета.
58. Напряженность в отношениях с иудаизмом была вызвана исторической необходимостью того, чтобы христианство стало мировой религией. Сейчас такой необходимости больше не существует. Христианство может обновить себя из иудаизма и с помощью иудаизма. Тогда оно станет гуманной религией.
59. Иисус стал причиной разделения между иудеями и христианами, хотя это случилось совершенно вопреки его намерениям. Надежда для христианства — в акценте на подлинную весть Иисуса. Тогда Иисус-еврей не будет разделять иудеев и христиан, а объединит их: Иисус, а не Кесарь!
