Перейти к содержимому

Камень, который отвергли строители. О ком это?

Камень, который отвергли строители.
О ком это?

Рав Акива Татц

Главная особенность мессианского откровения состоит в том, что оно остается скрытым до того момента, пока реально не произойдет. Его невозможно предсказать; никакие мистические изыскания не помогут узнать, когда оно наступит. Подобно тому, как жизнь каждого человека состоит из отдельных этапов, как времена года выражают изменение энергетических потоков и как внутренние пласты души проявляют те же самые связи, которые действуют снаружи, макрокосмический организм мировой истории должен развиваться по той же универсальной схеме.

Мир, сотворенный Богом, был наделен идиллическим совершенством и наполнен абсолютным счастьем. Это был Сад, пронизанный Божественным светом — без страданий, без сомнений и смерти. И вдруг происходит страшное падение, за которым следуют нескончаемые муки напряженных усилий — во мгле и в боли. Здесь больше сомнений, чем ясности; здесь не видно ни единого проблеска Божественного света, сиявшего в дни Творения. Несколько часов откровения, раскрытия — и тысячи лет мрака, сокрытия истины. Как разрешить этот конфликт?

Давайте, пользуясь знаниями, приобретенными в предыдущих главах этой книги, рассмотрим тему Машиаха, «Помазанника», мессианского Спасителя и грядущего окончательного Спасения, которое он принесет.

Главная особенность мессианского откровения состоит в том, что оно остается скрытым до того момента, пока реально не произойдет. Его невозможно предсказать; никакие мистические изыскания не помогут узнать, когда оно наступит. Это откровение будет неожиданным, оно должно быть сюрпризом. В Талмуде сказано: «Шлоша баин бе-эсах а-даат; элу эн: машиах, мециа ве-акрав — Три вещи приходят, когда их не ждут: Машиах, “находка” (когда мы что-то неожиданно находим) и скорпион (укус скорпиона)».

Отсюда мы узнаем, что неожиданность — неотъемлемый элемент мессианской концепции; Машиах должен прийти неожиданно, потрясти мир. Именно такое чувство потрясения пережили братья Йосефа, когда предстали перед ним и услышали: «Я — Йосеф!» Спасение, избавление от страданий пришло к ним в самый невозможный момент и откуда они меньше всего ожидали. Эта сцена — важный урок для нас. Она учит, что, даже зная, предвосхищая спасение, мы все равно будем считать его невозможным с точки зрения нормальной логики.

Элемент непредсказуемости во многом определяет наше представление о Машиахе. Его часто называют «ростком», а наступление мессианской эпохи — «расцветом». Мы говорим: «Эт цемах Давид авдеха — “росток” или “цветок” Давида, слуги Твоего»; и еще говорим: «мацмиах йешуа» — Тот, по чьей воле спасение «расцветает», как росток. Подразумевается, что растение вырастает из семени, а семя отделяется от материнского растения и падает в землю. На первый взгляд, речь идет о потере связи с источником жизни. Семя погружается в почву и начинает разлагаться — никакой надежды этот процесс как будто не сулит. Но в момент предельного разложения из этого гниющего семени вдруг появляется росток, побег; он превращается в растение и начинает развиваться. Новую жизнь невозможно увидеть в процессе разложения. Этот процесс воистину парадоксален.

Объясняя характер этого возрождения, которое произойдет с наступлением окончательного спасения, Талмуд приводит для наглядности такой пример: гусеница плетет свой кокон и заползает в него, чтобы там раствориться. После того, как эта примитивная, слепая, живущая в земле гусеница, окончательно превратится в бесформенную, желеобразную личинку, кокон неожиданно раскалывается, и из него выходит бабочка — яркая, невесомая, созданная для полета. Трудно оставаться равнодушным к таким удивительным, парадоксальным изменениям в живой природе.

По той же схеме развиваются мировая история и история еврейского народа. Пребывание Адама в Эденском саду началось с прямого раскрытия Божественного присутствия. Их отношения были непосредственными и прямыми. Но, к сожалению, очень скоро начался процесс разложения, и отношения между Богом и человеком ушли вглубь. Ранние поколения жителей земли знали Бога гораздо лучше и отчетливее, чем последующие поколения. Еврейская история началась с открытых чудес Исхода, грандиозных событий у горы Синай и сверхъестественной близости с Богом в период сорокалетних скитаний по пустыне. Люди, жившие в ту эпоху, постоянно испытывали пророческие видения. «Шехина» (Божественное присутствие) раскрывалась в «Мишкане» (переносном Святилище) и в Первом Храме. Чудеса были нормой жизни. Но затем разрыв увеличился: люди утратили дар пророчества. Во Втором Храме уже не было явных проявлений Шехины. Чудеса прекратились.

Второй этап был (и остается) диаметрально противоположным первому этапу: свет сменился непроницаемым мраком. Если освящение «Мишкана» в пустыне сопровождалось целым фейерверком Божественного откровения, то к восстановлению службы во Втором Храме в период Хануки удалось приступить только после тяжелой и кровавой войны. Именно тогда произошло последнее явное чудо с однодневной порцией масла для Меноры, горевшей целых восемь дней. Другое событие Исхода — принятие Торы с явлениями Божественного откровения — нашло отражение в более поздних событиях Пурима. Там, в древней Персии, Тора была принята повторно, но как?! В полном мраке: без явных чудес; даже имя Бога ни разу не упомянуто в Свитке Эстер, посвященном Пуриму.

Такова общая схема. Первые «лухот а-брит» (скрижали Завета) были запредельными, целиком Божественного происхождения; вторая пара каменных скрижалей была вытесана человеческой рукой и представляла собой лишь слабую копию первых скрижалей. Первый Храм сиял, искрился Божественными явлениями; Второй Храм настолько уступал Первому в величии, что старожилы плакали, видя эту невероятную разницу.

Скрытость, непостижимость нашей конечной судьбы стала очевидной еще в библейскую эпоху. Перед смертью Яаков-авину собрал вокруг себя сыновей с намерением сообщить им сокровенную тайну грядущего спасения — «бикеш легалот лаэм эт а-кец»: он пытался раскрыть перед ними мессианский конец. Но в тот момент, когда он призывал на помощь свои пророческие силы, знание конечных событий покинуло его. Он вдруг почувствовал, что не может раскрыть тайну. Это встревожило его, и он подумал, что, наверное, кто-нибудь из сыновей, основателей колен Израиля, не достоин великого знания, что грандиозное космическое откровение невозможно из-за личного дефекта одного из «шватим». Но, глубоко проанализировав каждого сына, он убедился в их безупречности.

Тогда он подумал, что при всем их индивидуальном совершенстве им, возможно, не хватает «ахдут», единства. Чтобы удостоиться высшего откровения, еврейский народ должен сплотиться, достигнуть полного единства, стать как один человек (именно такое качество проявили евреи у горы Синай). Почувствовав сомнения отца в их сплоченности, братья дружно сказали: «Шма, Исраэль, Ашем Элокейну, Ашем эхад — “Слушай, Израиль (Яаков), Бог един в твоем сердце, и Он так же един в наших сердцах, и нет между нами никаких разногласий”. Ободренный Яаков произнес: “Барух шем кевод мальхуто ле-олам ва-эд — Да благословится вовеки имя славы Царствия Его”. С тех пор эта декларация единства Творца заняла центральное место в жизни еврейского народа».

В тот момент стало ясно, что конечное откровение должно оставаться скрытым до тех пор, пока оно реально не наступит. Дело вовсе не в том, что кто-то недостоин этого знания. Яаков, его сыновья и их единство были в полном порядке. Но Всевышнему было угодно, чтобы они не знали заранее, когда наступит конец истории. Эта тайна глубже пророчества, и поэтому предсказывать спасение, делать расчеты запрещено.

Некоторые ошибочно полагают, что в тот судьбоносный час Яаков намеревался сообщить точную дату спасения. Нет, речь шла не просто о конкретном дне. Яаков хотел раскрыть путь к спасению, показать своим сыновьям и всем евреям, как работает механизм истории. Благодаря этому пониманию им было бы нетрудно вычислить точную дату прихода Машиаха. Но дело не в этом. Незнание беспокоит нас не потому, что у нас нет конкретной даты. Мы не понимаем, каким образом разрозненные события нашей истории неумолимо сплетаются в единую ткань, гармоничная законченность которой раскроется на заключительном этапе.

Знание пути к спасению, умение видеть «ашгаху» (направляющую руку Творца) на каждом повороте истории, — все это стало бы для нас, гораздо большим откровением, чем расчет сроков мессианской эры. Но этому не суждено было произойти — нам выпал тяжелый исторический маршрут именно потому, что мы не можем определить механизмы «ашгахи». Нам остается лишь укрепляться в вере, что каждое отдельное событие еврейской истории представляет собой важный этап в долгом и кропотливом строительстве нашего конечного счастья. Мы знаем, что семена, брошенные в почву, обязательно дадут всходы, хотя в это трудно поверить до того, как они действительно прорастут.

Итак, семя Машиаха посеяно в землю. Теперь мы можем перейти к сложной, во многом загадочной теме развития мессианской генеалогии на протяжении истории. Прослеживая описанные в Торе личные судьбы и события, в которых отразились главные этапы развития мессианского «ростка», мы находим у них одно общее свойство: они все проблематичны с точки зрения морали. Их нравственная подоплека кажется очень сомнительной. И только глубокий анализ показывает нам, что аморальные, на первый взгляд, обстоятельства несут в себе чистые семена. Парадоксально, но факт: семя абсолютной чистоты, которое даст миру образец морального совершенства, скрыто в перегнойной, унавоженной почве.

Поясним эту мысль в ходе краткого обзора некоторых судьбоносных событий библейской истории. Мидраш сообщает: «Мацати эт Давид авди — Я нашел Давида, слугу Моего». Здесь речь идет о начале мессианского пути. «Эйхан мецатив — где Я нашел его?» — «Би-Сдом — в Сдоме». Итак, отправная точка длинного и мучительно трудного пути, который должен пройти Машиах через толщу веков, находится в Сдоме, эпицентре безнравственности. Город Сдом был столь аморален, что был заслуженно приговорен к тотальному уничтожению. Столь резкий контраст требует разъяснения.

Итак, мессианское семя находится в Сдоме, но где именно? В чреслах Лота, племянника Авраама. У Лота родился мальчик по имени Моав, основатель большого народа и предтеча моавитянки Рут, прапрабабки царя Давида. Неужели такой человек, как Лот, достоин быть предком Машиаха? Лот, недостойный величия своего дяди Авраама? Лот, решивший поселиться в аморальном Сдоме? Тот самый Лот, чье имя мудрецы выводят из арамейского слова «лает», проклятие?

Да, этот Лот живет в Сдоме и несет в себе семя будущего спасения. Он приглашает двух ангелов отобедать у себя в ту роковую ночь разрушения — всего за несколько часов до катастрофы, уничтожившей целый регион. Лот накормил их; традиция утверждает, что это было время Песаха, и Лот подал им мацу. Но в Пятикнижии употреблено слово «миште», пир, и наши мудрецы уловили в нем своим сверхчутким слухом параллель с другим «миште» — из Книги Эстер. Там речь идет о трапезе, которую полагается устраивать в Пурим. Эта аналогия требует разъяснения. Песах — это праздник освобождения, происшедшего при свете дня, открытого освобождения, которое сопровождалось чудесами. Исход был в нисане, первом месяце, месяце чудес — «нисим», в атмосфере весны и пробуждения. Пурим — тоже праздник освобождения, но это освобождение, избавление произошло во мраке, без явных чудес и состоялось в последний месяц года, в разгар зимы. Вместе они создают полный набор элементов, присущих освобождению. Лот сидит в Сдоме в канун его уничтожения и своего чудесного спасения; внутри этого человека, в его теле скрыто семя, из которого произрастет Машиах; и он же, Лот, проводит одновременно пасхальный Седер и трапезу Пурима!

Семя Машиаха находится в эпицентре урагана, и ему суждено дать толчок необычному, парадоксальному процессу освобождения. На основе этого глубокого и совершенно непредсказуемого плана началась подготовка к Исходу, ярчайшему событию, отмеченному грандиозными чудесными явлениями, и к спасению Пурима, сокрытому под непроницаемой будничной маской.

Дальнейший этап генеалогии еще сложнее в моральном отношении. Из всех жителей Сдома катастрофу пережили только Лот и его дочери. Они укрылись в пещере. Дочерям кажется, что весь мир уничтожен и они — единственные люди на земле. Чтобы продлить человеческий род, они решают вступить в связь с собственным отцом. В результате рождается Моав. Предтеча Машиаха — дитя кровосмесительной связи! Но в глубине этого проблематичного с точки зрения морали события заложено чистое и крепкое зерно. Талмуд пишет: «Гедола авера ли-шма ми-мицва ше-ло ли-шма — грех, совершенный во благо, лучше, чем мицва, совершенная не во благо». И все-таки до чего неприглядна оболочка, в которую помещено это чистое зерно!

Дальше — больше. Иегуда, сын Яакова, которому суждено быть основателем мессианской династии, женится на Тамар. Их потомок Боаз женится на Рут из потомства Лота. Получается весьма неприглядная родословная: моавитянка Рут произошла от Лота и его дочери, а Боаз — от Иегуды и Тамар. Можно ли считать союз Иегуды и Тамар чистым и безупречным, не осложненным моральной дилеммой? Вовсе нет. Их отношения сокрыты в глубокой тайне: Тамар выдает себя за гулящую женщину, чтобы переспать с Иегудой. Но это не разврат. Ей стало известно через пророческое озарение, что она станет родоначальницей мессианской династии; она ждет Шелу, третьего сына Иегуды, обещанного ей в мужья. Но видя, что Шела ускользает от нее, она берет инициативу в свои руки, облачается в одежду распутницы и поджидает Иегуду на перекрестке дорог. Иегуда подходит, замечает ее и чувствует «запах Эдемского сада». Какая-то непреодолимая сила толкает его к этой женщине, в ее объятия.

Вскоре окружающие замечают, что Тамар беременна. Скандал! Вместо того, чтобы ждать выполнения обязательной мицвы «левиратного брака», стать женой человека из семьи Иегуды, она совершает блуд! Иегуда негодует и приговаривает ее к смерти. Он не знает, что она уже совершила эту мицвы — лично с ним! Тамар сообщает ему правду — очень скромно, тайными намеками. Потрясенный Иегуда публично признает ее правоту и величие, ставит ее выше себя. В результате она рожает Иегуде сына, от которого в последствие произошел Боаз.

Перед нами та же ситуация, что и в случае с Лотом. Трудно представить себе более темную, сомнительную родословную. Но за грубой оболочкой скрывается чистое зерно. В конце концов, в чем можно упрекнуть Иегуду и Тамар? Они всего лишь выполнили заповедь «ибум» (левиратного брака) — никакого разврата, никакой безнравственности. Машиах продвинулся еще на одни шаг к своему грядущему раскрытию.

Давид — основатель царского дома, носитель сущности Машиаха. Что можно сказать о его рождении? Оно не менее проблематично с точки зрения моральной чистоты. Ишай, один из самых праведных, нравственно совершенных людей всех времен (Талмуд относит его к немногим людям, которые никогда не грешили), женится, и у него рождаются сыновья. До зачатия Давида возникает вопрос о чистоте родословной Ишая — ему предъявляется обвинение в наличии запрещенных предков. Проблема в его бабушке Рут, новообращенной моавитянке. Тора запрещает обращать в иудаизм представителей народа моав. На самом деле, этот запрет относится только к мужчинам-моавитянам, но не к женщинам. Однако это различие еще не было известно во времена Рут, и проблема снова всплыла при жизни Ишая.

Ишай встревожен; он боится, что упомянутый запрет распространяется на него, и отделяется от жены, не желая, чтобы у его детей была дефектная родословная. Его жена, которая подобно Тамар обладает особой, присущей только женщинам проницательностью, понимает, что он не прав и что их священная задача — родить еще одного ребенка. Она переодевается, выдавая себя за ханаанскую служанку (на которой Ишай тем временем женился в точном соответствии с галахически установленной процедурой), и вступает с ним в связь — с собственным мужем, не узнавшим ее. Получается вполне законное, но обманное сожительство — ведь муж не знает, с кем он близок. В результате жена Ишая зачала ребенка, будущего царя Давида. Все видят, что отвергнутая жена Ишая беременна. Когда рождается Давид, его сторонятся; все думают, что он — мамзер, плод незаконной связи: ведь Ишай не жил с женой. И вновь мы видим чистое семя Машиаха в самом неприглядном свете — это семя отвергают, презирают, даже отец и братья Давида избегают его.

Затем Бог посылает пророка Шмуэля помазать на царство нового царя Израиля. Ему поручено найти достойного кандидата среди сыновей Ишая, живущего в Бейт-Лехеме, и провозгласить его монархом. Он входит в дом Ишая и призывает его сыновей. Никто не удивляется, что Шмуэль пришел в этот дом — ведь Ишай считается духовным гигантом, и его сыновья тоже выдающиеся личности. Шмуэль обращает свой взор на старшего сына; он убежден, что это и есть будущий царь Израиля, предтеча Машиаха. Но внутренний пророческий голос возражает: нет, это не тот. Тогда он с надеждой смотрит на второго сыная Ишая. И снова голос говорит ему, что у Бога другое мнение. И так далее, пока внутренний голос не отверг всех стоящих перед ним молодых людей. Шмуэль глубоко озадачен; он спрашивает Ишая, нет ли у него других сыновей. Никому не пришло в голову пригласить на «смотрины» Давида. Юноша пасет отцовских овец в горах; его считают незаконным отпрыском; его презирают и отвергают. Никто не знает, что молодой пастух установил тем временем прямой контакт с Творцом и преуспел в духовной медитации.

По настоянию пророка Шмуэля в дом зовут Давида. Шмуэль смотрит на юношу, и его как будто пронзает молния: вот он! Давид провозглашается царем. «Эвен маасу а-боним айта ле-рош пина — Камень, отвергнутый строителями, стал краеугольным камнем». Это слова самого Давида.

Таков непостижимый путь Машиаха. Кажется, что он проложен через сточные канавы истории, хотя в действительности он чист и безупречен. В этой странной цепи событий много тонкостей и подтекстов, однако мы рассматриваем здесь только концепцию «скрытого цветка», семени, гниющего в земле, но готовящегося пробиться на свет нежным и стройным стебельком. Вот почему росток окончательного спасения может явиться в поколении, которое, на первый взгляд, наименее достойно столь великого события. Именно это поколение даст ключ к раскрытию «даат», высшего знания, которое принесет с собой Машиах. «У-мала а-арец деа ке-маим ле-ям мехасим — И мир наполнится “даат”, знанием Бога, как воды наполняют море».

Машиах приведет нас к тому высшему состоянию. «Машиах» — значит «помазанник», помазанный маслом. Масло символизирует высший уровень. Из букв, составляющих слово «шемен», масло, можно образовать также число «шмоне», восемь, которое указывает на нечто запредельное, сверхъестественное — на чудо (возьмем для примера ханукальное чудо однодневной порции масла, которое горело восемь дней; ритуал «брит-мила», обрезание, которое совершается тоже на восьмой день — к этому сроку организм ребенка готов перейти в трансцендентальное состояние; весь мир природы содержит семь компонентов — восьмой компонент выходит за пределы нормы). Те же самые буквы образуют и слово «нешама», душа, которым называют трансцендентальную часть человеческого существа. Во время церемонии помазания масло льют царю на голову — «вершину» тела, на которую водружают царскую корону, высший символ почета и власти.

Сложный ход истории — от совершенства к срыву — был намечен еще при Сотворении мира. Анализируя текст Пятикнижия, Устная традиция сообщает о целом ряде загадочных событий той эпохи. Мы узнаем, в частности, что земле было приказано произвести на свет деревья, обладающие таким же вкусом, как и их плоды; сама древесина должна была стать съедобным плодом. Но земля не повиновалась Творцу и за это была впоследствии проклята. Солнце и луна имели одинаковые размеры; но луна взбунтовалась и за это была уменьшена до ее нынешней величины. В целом, мир создавался качеством «дин», строгого, скрупулезно выверенного правосудия. Но затем Бог «увидел, что при таком подходе мир не выживет, и добавил милосердие к правосудию». Благодаря этой поправке мир существует до сих пор. (Люди не могут жить в мире, управляемом с позиций абсолютного правосудия; мы слишком несовершенны и нуждаемся в Божественном снисхождении, которое заложено в Его качестве милосердия. )

Здесь возникают естественные вопросы. Во-первых, как могут неодушевленные предметы не подчиняться указаниям? Ведь у них нет свободы выбора. И даже если от них требовались какие-то изменения, то почему они были изначально созданы не такими, как надо? Почему Бог сотворил вначале только «дин» и лишь затем «увидел», что требуется еще и милосердие? Неужели Он не знал об этом сразу?

В ответе на эти вопросы содержится глубокая мысль. Дерево, само являющееся съедобным плодом, — это идеальное состояние. Отсюда следует, что совершенный мир строится не на идее процесса, ведущего к «тахлит», результату. Здесь все — «тахлит». Сам процесс — это цель, а не средство. Мы уже изучали это положение. Равновеликие солнце и луна — это идеал. Получатель сможет получать и отражать всю энергию дающего. Так устроено в мире совершенства. Мир, построенный на чистом правосудии, «дине», — это идеальное условие; таким он должен быть. Таким он и будет: в Мире грядущем деревья будут не менее съедобными, чем плоды; луна восстановит свое былое величие, и качество «дин» проявится в чистом виде.

Отсюда мы узнаем, что первоначальное состояние — это состояние совершенства; мир начинается с совершенства, на высшем уровне. Затем происходит спуск; начальные пропорции и размеры уменьшаются. Бог, конечно, знал с самого начала, как будут развиваться события, но Он пожелал вначале создать идеал, показать его как образец для подражания и лишь затем допустил его снижение до более низкой или меньшей реальности. Но оттиск совершенства не исчезает. Идея остается, эталон уже существует. Поэтому его можно восстановить, и он будет восстановлен в конце дней.

Вернемся к Яакову и его сыновьям и рассмотрим подробнее их слова. Когда пророческое видение Яакова было блокировано и он потерял из виду путь Машиаха, братья сказали: «Шма Исраэль, Ашем Элокейну, Ашем эхад — Слушай, Израиль, Господь — наш Б-г, Господь Един». В слове «шма — слушай» заложен глубокий смысл. Слух надо использовать в тех случаях, когда отказывает зрение. Находясь в кромешной тьме, человек вслушивается в звуки. С тех пор, как умирающий Яаков собрал вокруг себя сыновей, мы, образно говоря, сидим в потемках, не ведая о том, когда придет Машиах, и с тех же самых пор мы провозглашаем: «Шма — Слушай!»

Рассмотрим глубже эту тему. У слова «шма» есть еще одно буквальное значение — «собраться воедино», как сказано: «Ва-ешама Шауль эт а-ам — И Шауль собрал народ». Какая удивительная связь: наша декларация веры в Единство Творца требует «слушания», которое, в свою очередь, порождает единство.
Чтобы понять эту ключевую концепцию, надо проанализировать слух и зрение в прямом физическом значении; тогда нам раскроется их высший духовный смысл. Зрение действует при свете; то, что видно — становится ясным. На иврите «видение», «реийя» — это также «реайя», довод, доказательство. Связь тут очевидна: видение — лучшее доказательство; то, что видишь, невозможно опровергнуть. В более абстрактном смысле, смотрящий воспринимает все элементы картины одновременно. Видение — это мгновенный акт; в нем все присутствует вместе и сразу. Сцена находится вовне; наблюдатель смотрит на нее «снаружи».
Слушание — это совсем другое действие; оно происходит в темноте. Причем, мы слышим не все сразу. Звук доносится в определенной последовательности, по частям, в течение отрезка времени, и слушатель должен «собрать» его. Слушание происходит внутри; восприятие звука зависит от способности слушателя соединять звуковые элементы, интерпретировать их. Невозможно слышать все слоги предложения или даже одно слово одновременно, мгновенно — иначе получался бы невнятный шум. Вначале мы слышим один слог, сам по себе ничего не значащий, затем следующий. К тому моменту, когда до нас доносится второй слог, первый уже перешел в память. А когда возникает третий слог, в памяти оказывается второй слог. И так далее. После завершения фразы мозг слушателя собирает слоги вместе и начинает их усваивать, понимать. Воистину загадочный, субъективный процесс, скрытый во мраке.

То, что видится, мы считаем доказанным. То, что слышится, можно отрицать. В мире видения существует только «эмет», правда. В мире слушания есть место лишь для «эмуны», веры. Мистики объясняют, что уровень видения намного выше, чем уровень слушания. Мир грядущий — это мир, который виден; в нашем мире приходится только слушать. В еще более глубоком значении, наш мир охвачен непрерывным процессом, поступательным движением. Само слово «арец», земля или мир, образовано от корня «рац», бежать или двигаться, а слово «шамаим», небо, связано с указательным местоимением «шам», там. Высшее измерение — целиком «там», где невозможно «поступательное движение» (в фигуральном смысле), потому что это и есть «тахлит», «прибытие к цели». Наш мир целиком состоит из поступательного движения. Мир грядущий воплощает в себе цель. Наш переменчивый мир движется сквозь толщу времени — он представляет собой процесс. Мир грядущий существует вне времени, потому что в нем все цельно и едино.

Эту мысль можно использовать для объяснения ряда очень сложных явлений. Если признать, что услышанное в этом мире видится в Мире Истины, становятся ясными многие загадочные стихи («псуким») из Торы. «Ве-рау коль басар яхдав ки пи Ашем дибер — И вся плоть увидит вместе то, что сказали уста Бога». На первый взгляд, правильнее написать, что вся плоть «услышит». Ведь речь не видят, а слышат. Однако в Мире грядущем мы именно видим. То, что мы слышим сейчас, будет увидено там. (И даже «плоть», низший компонент человека, сможет видеть. Причем, разумеется, «яхдав», вместе, поскольку единство — непременное условие такого видения. )

Еще более яркий пример мы находим в сцене описания дарования Торы. Хумаш сообщает: «роим эт а-колот» — у горы Синай были видны Божественные звуки шофара. Звуки, которые можно видеть? Возможно ли такое? Понять эту грандиозную, потрясающую сцену можно с помощью изучаемого нами принципа. Дело в том, что на Синае появился Сам Бог. Высший мир, Мир грядущий раскрылся прямо здесь, в нашем мире; физический мир растворился в высшей реальности. Именно поэтому комментаторы говорят, что все присутствовавшие люди умерли, когда заговорил Бог (их пришлось потом воскрешать). Они беспрепятственно вступили в раскрывшийся наяву Мир грядущий. И поэтому сказано также, что когда на Синае появился Бог, ничто в мире не двигалось. Разумеется, не двигалось, не могло двигаться: ведь когда раскрывается высший мир, когда проявляется «тахлит», конечная точка бытия, ничто не может двигаться, никакое движение невозможно, потому что двигаться некуда! Все уже «на месте».

Звук существует в нашем, материальном мире, где есть время и процесс. Но в высшем мире звук невозможен; там нет времени, нет цепи событий, следующих одно за другим. Там существует все сразу. Там возможно только одно субъективное восприятие — видение. И поэтому, когда Бог ввел Свое Присутствие в соприкосновение с нашим физическим миром, когда в тот неописуемый момент Синайского Откровения этот мир возвысился до уровня Мира грядущего, из всех восприятий осталось только видение: звуки шофара были видны. Постижение глубинной мудрости Торы воистину прекрасно! Какую радость оно доставляет тем, кто ее раскрывает!

Поэтому «Шма Исраэль» стало нашим кредо, а правильное слушание — нашей работой, наградой за которую будет видение. Свобода выбора существует здесь, в этом мире: человек волен слышать или не слышать. Но в высшем из миров нет места свободе выбора: когда видишь, не можешь сомневаться и отрицать.
Мудрецы сообщают, что на заре Творения язык был предельно ясен, — Бог создал мир Своими речениями. Люди воспринимали слова зрением. Мир и его сущность вели внутренний диалог. При незамутненном пророческом восприятии все вещи в мире видятся через их «речь». (Неслучайно «предмет» на иврите — «давар», и «слово» -тоже «давар». Ибо каждый предмет — это «двар Ашем», слово Господа!)

Мир обрел дыхание жизни с помощью «лашон кодеш», святого языка. Но после истории с Вавилонской башней язык изменился; только Авраам сохранил способность к пророческому слушанию. Язык утратил свою коммуникативную функцию и стал преградой. Когда люди объединились для выполнения порочной задачи — строительства башни, Бог сорвал их планы, перемешав языки. Проблема здесь не техническая. Дело не в том, что люди стали говорить на разных языках. Смысл этого явления гораздо глубже: сама речь «испортилась»; исчез высший язык пророчества, и даже когда люди говорили на одном языке, они плохо понимали друг друга.

Слово «бавель» (Вавилон) означает «бессвязный лепет», как сказано в недельном разделе «Ноах»: «Ава нерда ве-навла шам сфатам — Спустимся вниз и спутаем (“бавель”) их языки». Единство человека, необходимейшее условие для провозглашения Единства Бога, было уничтожено путем уничтожения языка. Само средство раскрытия трансформировалось в средство сокрытия. Особого внимания заслуживает географическое место, где распался язык. Это Вавилон — Бавель. Много веков спустя мы были отправлены в изгнание, и пророческий дар совершенно исчез. Где же произошел этот второй распад языка, где он растворился в кромешном мраке? Там же, в Бавеле, в Вавилонском изгнании! Мудрецы говорят: подобно тому, как муж отсылает разведенную жену назад, в дом ее отца, точно так же мы были изгнаны в Бавель, из которого раньше пришли. Когда язык впервые распался в этой стране, его сохранил только Авраам. Обладая пророческим даром, он отправился из Бавеля в Страну Израиля (Ханаан). Затем, когда произошел второй распад языка, пророчество окончательно ушло.

Лишившись пророческого дара, мы целиком полагаемся на слух, стремимся слышать еще глубже. Пророчество было откровением; сегодня его заменяет только знание Торы. Поэтому мы изучаем Талмуд, постигаем тайны Устного учения. Пророчество открывало ясную, неоспоримую, подтвержденную реальность. В пророчестве нет «хава амина» и «машана» — «первой мысли», которая вытесняется более точной «второй мыслью» или выводом. Но именно так построена Гемара, которую мы изучаем: ошибочные мысли исследуются в ней до самой основы, очищаются, исправляются и…отвергаются. Весь набор инструментов, имеющихся в нашем распоряжении, состоит из осколков правды, черепков откровения. И мы пользуемся этими осколками, чтобы воссоздать реальность.

Показательный факт: наиболее углубленно и тщательно мы изучаем Вавилонский Талмуд. Тот же самый распавшийся элемент «бавель» используется нами для его восстановления, исправления. Мы уже давно не можем по-настоящему видеть, поэтому нам приходится внимательно слушать. В книге «Зоар», основополагающем труде еврейского мистицизма (и в Иерусалимском Талмуде) аргументы вводятся словами «та хази» — «приди и увидь». А в Вавилонском Талмуде всегда говорится: «та шма» — «приди и услышь».

Это положение поможет нам разобрать еще одну проблему. В тот же период, когда мы лишились пророчества, мужи Великого собрания составили «брахот», благословения, которые мы произносим по сей день. На каждый случай, на каждое явление, практически, на каждую пищу есть своя «браха». Но почему эти формальные «брахот» не требовались раньше, в эпоху пророчеств? Как евреи обходились в древности без «сидура», молитвенника?

Чтобы ответить на эти вопросы, рассмотрим их в свете изученного нами принципа. Одна из функций «брахи» заключается в том, чтобы определить в сознании источник земного изобилия, признать высшую реальность, благодаря которой мы получаем пищу. Прежде чем приступить к еде, мы говорим: «Господь, Ты — производитель этого яблока» («Барух ата — Благословен Ты» в действительности означает: «Ты — источник этого благословения», как объясняет рабби Хаим из Воложина, «Нефеш а-хаим»).

Когда действовало пророчество, мир был наполнен его сиянием. Ошибаются те, кто думает, будто мир был всегда одинаковым, и лишь несколько духовно одаренных людей умели предсказывать будущее. На самом деле, пророки могли пророчествовать только благодаря особому потоку энергии, наполнявшему мир. В те давние времена мир был насыщен Божественным откровением, которого мы лишены сегодня. Каждый предмет нес свою собственную весть — «двар Ашем»; еврейский народ вел живой диалог с окружающей реальностью. Сегодня яблоко похоже на яблоко, а тогда оно купалось в сиянии Б-жественного слова. Людям не требовалось определять источник всего сущего — это источник был для всех очевиден. Сегодня нас окружает беспросветная мгла. Мы живем в столь гнетущей атмосфере материализма, что нам приходится почти в каждом предмете искать связь с Богом, подтверждать Его «авторские права». Вот почему мы не можем обойтись без «брахот». Каждому шагу, каждому действию должно сопутствовать благословение.

Итак мы видим, что история мира пронизана великим светом. Сегодня этот свет едва мерцает; «свет Творения» скрыт от нас за туманной пеленой. Но в глубине вселенной и истории настойчиво бьется пульс конечного спасения. Мы не можем нащупать его. Чем настойчивее ведутся поиски, тем глубже уходит эта пульсация — в недра непостижимой тайны. Но погоня за тайной не входит в нашу обязанность. Наша задача — работать и строить, жить с верой, «эмуной», хранить абсолютную верность Источнику. Мы должны жить во мраке и постоянно стремиться преодолеть его. Мы должны собирать «осколки» и кропотливо восстанавливать из них себя, свои отношения с людьми, свои молитвы и благословения, свою жизнь. Наше призвание — настойчиво вносить свет начального Творения, исходного вдохновения в духовный мрак, чтобы в конце концов рассеять его. Это и есть настоящая жизнь; это и значит — жить вдохновенно.

Источник: http://levit1144.ru/forum/81-11888-1

Метки: